Августовская подборка посвящена известному филологу и исследователю древнерусской литературы Д. Лихачеву. Редакция журнала «Вопросы литературы» выбрала два интервью, две рецензии — на книгу Л. Лотмана «Реализм русской литературы 60-х годов XIX века» и книгу Б. Рыбакова «»Слово о полку Игореве» и его современники», а также шесть самостоятельных статей, посвященных в основном древнерусской литературе и главному интересу Лихачева — «Слову о полку Игореве». Подборка выходит в нашей серии, посвященной ученым. В серии уже выходили подборки статей Сергея Бочарова, Михаила Бахтина и Михаила Гаспарова. Традиционно мы даем для ознакомления первые несколько абзацев статей.
«Чем «несамостоятельнее» любая культура, тем она самостоятельнее»
— Дмитрий Сергеевич, вы всегда боролись с традиционными представлениями об «отсталости», «несамостоятельности», «заторможенности», художественной «слабости» древнерусской литературы. Что породило эти представления и верно ли, что сейчас они в целом преодолены?
— Прежде всего, мне бы хотелось расчленить ваш вопрос на несколько самостоятельных, требующих раздельных ответов. Существует ли «несамостоятельность» древнерусской литературы? Не только каждая литература, но и каждая культура «несамостоятельна». Настоящие ценности культуры развиваются только в соприкосновении с другими культурами, вырастают на богатой культурной почве и учитывают опыт соседей. Может ли развиться зерно в стакане дистиллированной воды? Может, но пока не иссякнут собственные силы зерна, затем растение погибает, и очень быстро. Отсюда ясно: чем «несамостоятельнее» любая культура, тем она самостоятельнее. Русской культуре (и литературе, разумеется) очень повезло. Она росла на широкой равнине, соединенной с Востоком и Западом, Севером и Югом. Ее корни не только в собственной почве, но в Византии, а через нее в античности, в славянском юго-востоке Европы (и прежде всего в Болгарии), в Скандинавии, в многонациональном государстве Древней Руси, в которое на равных основаниях входили угро-финские народности (чудь, меря, весь; участвовали даже в походах русских князей), в тюркских народах. Русь в XI–XII веках тесно соприкасалась с венграми, с западными славянами. Все эти соприкосновения еще шире разрастались в последующее время. Одно перечисление народов, входивших с нами в соприкосновение, говорит о мощи и самостоятельности русской культуры, умевшей заимствовать многое у них и остаться самой собой. А что было бы, если бы мы были отгорожены от Европы и Востока китайской стеной? Мы остались бы в мировой культуре глубокими провинциалами.
Темы для изучения
Какие темы в «Слове о полку Игореве» нуждаются в первоочередном изучении? Определяя темы для изучения, необходимо прежде всего исходить из нужд самого «Слова». Иначе говоря, необходимо определить: что в «Слове» неясно, непонятно, нуждается в истолковании или в крайнем случае в исправлении. Очень часто исследователи, озабоченные главным образом тем, чтобы сказать «свое слово» в изучении знаменитого памятника, по-новому объясняют или «исправляют» без необходимости достаточно ясные места или уже исправленные удовлетворительно. Между тем если даже исправляется темное место, то надо показать читателям, насколько новое исправление лучше уже имеющихся старых.
Следует также различать разного типа «исправления». Например, если из двух прочтений одного и того же места в «Слове» оба принадлежат тому или иному реально дошедшему тексту — Екатерининской копии или первому изданию, — то перед нами не исправление, а просто предпочтение одного чтения другому. Скажем, в любом издании текста «Слова» есть, во-первых, выбор основного текста — либо Екатерининской копии, либо издания 1800 года, а во-вторых, всегда при этом имеется учет прочтения другой, не принятой за основную копии текста: при основном тексте первого издания частичное предпочтение отдельных чтений может быть отдано Екатерининской копии и наоборот. Разумеется, это не исправления, но выбор текста, требующий, однако, тоже размышлений и обоснований.
В защиту «Слова о полку Игореве»
Памятник литературы, как и всякий памятник культуры и истории, нуждается в охране, в защите его текста. И чем древнее он — тем эта защита необходимее. Всякого рода эксперименты над текстами памятников национального значения должны вестись с величайшей осторожностью и ответственностью. Особенно, конечно, если это «Слово о полку Игореве»…
Одно дело толкования, объяснения при сохранении текста как такового, другое дело — перестановки, отмены кусков текста, безосновательные поправки, исправления, разрушения самого содержания памятника, его ритмики, даже поэтики. С моей точки зрения, перенесение «Слова о полку Игореве» из XII века в какой-то другой, например в XVIII век, разрушает смысл, содержание памятника, но по крайней мере оно сохраняет текст «Слова» как цельного, единого и художественного произведения. Иное — объявить «Слово» радикально испорченным осколком чего-то неизвестного, но более совершенного.
В серии очерков писателя А. Никитина, напечатанных в журнале «Новый мир» (№ 5–7 за 1984 год), «Слово о полку Игореве» подвергается вивисекциям, ампутированию отдельных частей, расслоению. Отдельные места и весь памятник в целом объявляются плохо скроенными из разновременных частей, подлежащих удалению. На неосведомленных читателей очерки А. Никитина, несомненно, могут произвести некоторое впечатление. Особенно мне жалко многочисленных преподавателей вузов или учителей литературы в средней школе. Что им говорить о «Слове», если они поверят в «ученость» и хотя бы частичную правоту А. Никитина? А ведь журнал «Новый мир» — один из самых авторитетных и читаемых в нашей стране.
Открыть человека
— В интервью «Литературной газете» вы говорили об абсолютной духовной ценности подлинного литературоведения. Очевидно, можно принять за аксиому, что «высокое литературоведение» есть важная часть культуры, без которой трудно представить себе духовную жизнь цивилизованного народа. Изучение древней русской литературы многие годы считалось областью особенной — изучением нечитаемой литературы. На взгляд человека неподготовленного, а таких, смею сказать, значительно больше, чем подготовленных, наука о первых семи веках отечественной литературы есть всего лишь «наука для науки». Однако любому народу, сознающему ценность своей культуры, свойствен острый интерес к фундаменту этой культуры. Но интерес этот может определяться очень разными причинами. Каков, по вашему мнению, основной смысл изучения древней русской литературы или, пожалуй, шире — культуры? Только ли помогает нам это изучение понять определенные закономерности развития нашей литературы или же открывает самостоятельные ценности русской культуры первых ее столетий?
— Прежде всего, мне хотелось бы подчеркнуть, что изучение древней русской литературы важно и даже необходимо не только для установления закономерностей истории литературы. Древняя русская литература обладает самостоятельными ценностями, и ее изучение необходимо в первую очередь для того, чтобы эти ценности стали явными и доступными. Это далеко не так просто. Вспомните: русские художники, русские архитекторы, писатели и просто культурные люди XIX века, ездившие за границу, чтобы приобщиться к эстетическим ценностям западноевропейского средневековья, десятилетиями не замечали у себя на родине те древнерусские памятники зодчества, живописи, прикладного искусства, которыми восхищаемся сейчас мы и которые кажутся сейчас такими «несомненными» в своей красоте. Мимо этой «своей красоты» проходили Тургенев, Чехов, Толстой и многие другие. Чехов жил в Звенигороде, жил в Истре, — хоть бы раз он упомянул в своих письмах из этих мест о тех древнерусских памятниках зодчества, которые его окружали. Это не упрек — это констатация удивительного факта: художественные открытия приходят «в массовом порядке». Люди «вдруг» начинают видеть и понимать что-то такое, чего не видели и не понимали до них самые эстетически восприимчивые натуры.
Литература как общественное поведение
Л. М. Лотман. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. Л.: Наука, 1974. 350 с.
Литература 1860-х годов — блестящего периода развития русского реалистического искусства — издавна привлекает пристальное внимание исследователей. Ей посвящено немало работ. Велики достижения нашей науки в этой области: опубликовано большое количество документов и материалов; подготовлен целый ряд научных собраний сочинений, изданы фундаментальные исследования творчества отдельных писателей и обширная литература о некоторых явлениях прозы 60-х годов, в особенности о беллетристике и критике революционной демократии. Тем не менее только что появившаяся книга Л. Лотман вносит много нового в понимание этой исключительно важной и, казалось бы, хорошо исследованной эпохи русского реализма.
Л. Лотман сосредоточивает свое внимание преимущественно на проблемах, связанных с развитием тех жанров литературы, в которых особенности реализма проявлялись наиболее отчетливо. В поле зрения Л. Лотман попадает широкий круг писателей, начиная от таких корифеев реализма середины века, как Л. Толстой, Достоевский, Тургенев, и кончая литераторами второго и третьего ряда — Решетников, Н. Успенский, Левитов, А. Потехин, Мельников-Печерский и др.
Замысел книги состоит в том, чтобы рассмотреть русскую литературу 60-х годов как некий большой спор писателей между собой, — спор, или разговор, или соревнование, — в котором раскрывается своеобразие позиции каждого писателя, их реакция на достижения и недостатки друг друга. Конечно, они развиваются под воздействием действительности, но в условиях постоянного интеллектуального общения друг с другом — общения непосредственного и через корреспонденцию, журнальные статьи и, самое главное, с помощью своих художественных произведений. Каждое новое произведение — это шахматный ход, меняющий соотношение сил на всей «доске» литературы.
Опираясь на знание эпохи
Б. Рыбаков. «Слово о полку Игореве» и его современники. М.: Наука, 1971. 294 с.
Книга Б. Рыбакова о «Слове о полку Игореве», несомненно, войдет в ряд основных исследований, которыми будут постоянно пользоваться все изучающие этот лучший из памятников древней Руси.
Б. Рыбаков принадлежит к числу самых осведомленных знатоков Киевской Руси. Поэтому все им сказанное — и то, с чем легко согласиться, и то, что может вызывать сомнения и несогласия, — заслуживает пристального внимания, рассмотрения и изучения.
Одна черта делает книгу Б. Рыбакова особенно нужной и важной: это широта привлеченного материала. В огромной литературе о «Слове», накопившейся за последние десятилетия, преобладают исследования, как бы изолирующие этот памятник от его эпохи, от литературы и культуры его времени. Появились исследователи, специализирующиеся на одном «Слове» и редко обращающиеся к остальной древнерусской литературе, к эпохе, к фронтальному изучению всего языка древней Руси. Такая узость интересов накладывает скучный отпечаток дилетантизма на их работы, ограничивает возможности, делает неавторитетными суждения. Б. Рыбаков демонстративно выходит за пределы такого изолированного изучения «Слова». Он назвал свою книгу «»Слово о полку Игореве» и его современники», имея в виду под современниками не только людей, но и памятники, источники, всю культурную и историческую обстановку времени «Слова».
Работа Н. Заболоцкого над переводом «Слова о полку Игореве». Комментарии Д. Лихачева и Н. Степанова
Поэтическое переложение Н. Заболоцкого «Слова о полку Игореве» — одно из лучших в русской поэзии. Хотя поэтическая система «Слова» и поэтические системы XIX и XX веков совсем различны, есть тем не менее что-то общее между «Словом» и поэзией Н. Заболоцкого — особенно ранней. К числу этого общего принадлежит прежде всего восприятие природы как живой, трагической, в которой борются, с одной стороны, активные, добрые и с другой — косные, злые силы. Человеческие действия слиты с действиями природы, а сами люди неразрывно связаны со стихиями, миром зверей, птиц, трав и деревьев. При всем том есть и существенные различия. Эти различия обостряют ощущение самобытности обеих систем: поэтической системы «Слова» и поэтической системы Н. Заболоцкого. И в этом особенный смысл стихотворного переложения Н. Заболоцкого. Изучая его, мы изучаем одновременно две противостоящие и две сближенные друг с другом поэтические системы.
Публикуемые материалы дают некоторое представление о работе Н. Заболоцкого над его стихотворным переложением «Слова о полку Игореве». Эта работа Н. Заболоцкого началась в 1938 году и закончилась в 1950 году.
Письма Н. Заболоцкого к Н. Степанову ценны своими свидетельствами о первом этапе работы поэта, когда он создавал первую, неопубликованную редакцию своего переложения, значительно отличающуюся от изданных. В 1946 году в журнале «Октябрь» (N 10–11) была напечатана вторая редакция переложения, в основном (за исключением трех мест) повторенная в сборнике Н. Заболоцкого «Стихотворения» («Советский писатель», М. 1948). О работе над окончательной редакцией переложения свидетельствует переписка Н. Заболоцкого с Д. Лихачевым.
В поисках единомышленников
Институт славяноведения Парижского университета опубликовал отдельной книгой труд покойного ленинградского преподавателя М. И. Успенского «Небольшие исторические данные о происхождении «Слова о полку Игореве»». Издан этот труд со всеми признаками внешней текстологической скрупулезности: с соблюдением орфографии оригинала (М. Успенский писал его в 1925 году в Ленинграде, но по старой орфографии), с сохранением ошибок, оговариваемых в подстрочных примечаниях, с указанием переходов со страницы на страницу, с примечаниями, отмечающими различные особенности рукописи (пропуски, добавления, вставки, исправления и т. д.). С такой строгостью не издаются даже черновики Пушкина, Тургенева и Достоевского!
Публикации предпослан полный перевод труда М. Успенского на французский язык. В предисловии отмечается, где хранится труд (в архиве Пушкинского Дома АН СССР) и когда он был переписан там его публикатором — профессором А. Мазоном (в 1959 году). В предисловии, а затем в особом примечании в конце книги приводится длинный список лиц, помогавших профессору А. Мазону в его публикации. В особых приложениях приводятся материалы, проливающие свет на биографию М. Успенского (печатается его служебная автобиография, его заявления и список его печатных работ), а среди иллюстративных материалов обращают на себя внимание два фотографических портрета М. Успенского. К сожалению, в издании отсутствует комментарий к его работе, в котором, несомненно, нуждается труд столь «солидной давности.
Внешняя скрупулезность издания находится, очевидно, в связи с двумя обстоятельствами, отмечаемыми в предисловии: 1) работа М. Успенского заполняет лакуну в историографии скептического отношения к «Слову», длившуюся более полувека, и 2) работа М. Успенского может и сейчас служить отправной точкой для всех будущих исследователей «Слова». Столь ответственные утверждения заставляют и нас внимательно отнестись к предлагаемой нашему вниманию публикации.
Прежде всего остановимся на вопросе о том, что же, собственно, издано А. Мазоном и М. Лараном? Ознакомление с рукописными материалами М. Успенского, хранящимися в Пушкинском Доме, и их парижским изданием не убеждает нас в том, что перед нами законченный труд и достаточно тщательное его издание.
В чем суть различий между древней и новой русской литературой
Я хочу поделиться с читателями некоторыми моими размышлениями о различиях, сходстве и связях между древней и новой русской литературой. Непосредственным поводом для этих размышлений послужила первая глава книги Б. Бурсова «Национальное своеобразие русской литературы» («Советский писатель», М.-Л. 1964), в которой приводятся многочисленные высказывания на эту тему крупнейших писателей и критиков XIX века. Мне не кажется это необходимым. Можно поразмыслить над самим материалом русской литературы, не прибегая к помощи высказываний писателей и критиков.
Представления о древнерусской литературе еще в середине XIX века были крайне неполными. Многие лучшие произведения древнерусской литературы не были еще известны в середине XIX века. Только в 1852 году была открыта «Задонщина», затем открыли замечательную «Повесть о Горе-Злочастии». В конце XIX века открыли «Слово о погибели Русской земли». Не сразу получило известность знаменитое «Житие» протопопа Аввакума. Открытия происходили одно за другим, но в нынешнем составе своих лучших произведений древнерусская литература начала четко определяться только к концу века. Целые области древнерусской литературы не обращали на себя должного внимания в ту пору. Так, не была известна демократическая литература XVII века, демократическая сатира. Крайне недостаточны были представления о древнерусском стихотворстве.
Когда было написано «Слово о полку Игореве»?
Никто никогда не спросит, фальшив ли лежащий на дороге булыжник, но жемчуг может оказаться фальшивым. «Слово о полку Игореве» так хорошо, что хочется спросить себя: да может ли быть на свете такая красота? Драгоценный блеск его гипнотизирует, тревожит, возбуждает любопытство. Настоящее произведение большого искусства всегда кажется до известной степени загадочным, необъясненным. Отчасти поэтому и в отношении «Слова» время от времени возникал вопрос: да могло ли оно быть написано в XII веке?
Впрочем, причины сомнений в древности «Слова» были различны. Но об этом потом.
Сейчас же скажем только, что пришла пора еще раз обсудить вопрос о времени создания «Слова» — обсудить спокойно и строго научно.
Во времена культа личности Сталина, когда научные дискуссии сплошь да рядом превращались в проработки, а научные аргументы подменялись политическими обвинениями, не было возможности не только выступить тем, кто сомневался в подлинности «Слова», но и тем, кто хотел защитить его от сомнений некоторых западных исследователей. Защитники «Слова» не могли привести развернутую аргументацию, так как не имели возможности подробно изложить доводы своих противников. Да многим исследователям и не хотелось выходить за пределы научной объективности. Привычка обвинять, а не спорить сослужила дурную службу науке.
Сомнения в подлинности «Слова» оставались необсужденными, и это создавало почву для их подспудного процветания.