Этой публикацией мы начинаем серию подборок статей о знаменитых литературоведах. В мае героем нашей рубрики станет Михаил Леонович Гаспаров — ученый, олицетворяющий философию журнала «Вопросы литературы» — писать о литературоведении и критике не только научно и точно, но и увлекательно и понятно. Именно так писал о литературоведении Гаспаров.
Двадцать пять лет спустя: Гаспаров о Бахтине
Из всех ученых, критиков и чудаков, высказывавших свои возражения Бахтину на первом этапе запоздалого открытия этого имени в России и на Западе и потом, когда начался бум, — Гаспаров был и остался самым принципиальным оппонентом. Говоря «принципиальным», я имею в виду вот что: когда Гаспаров высказывается, например, против практики вузовского преподавания или же против научного мировоззрения, то это потому, что он противопоставляет как первому, так и второму ряд систематически продуманных принципов, не менее последовательных, логически строгих и безусловных по своему ценностному весу, чем логика бахтинской мысли. Исследователи Бахтина, к сожалению, склонны в большинстве своем либо с ходу отвергать, либо просто игнорировать гаспаровскую критику. Полагаю, что это — ошибка. В предлагаемой статье будет сделана попытка рассмотреть напряжение, возникшее между сторонниками Бахтина и сторонниками Гаспарова, в определенном контексте и межкультурной перспективе.
Кэрил Эмерсон о противостоянии Михаила Бахтина и Михаила Гаспарова.
Голос культурной традиции
Часто считается, что литературоведение — это наука, изучающая художественные тексты. Это не так. Литературоведение изучает не художественные тексты, а художественность текстов. Художественность — то есть такую организацию, которая заставляет нас при подходе к тексту задаваться не только вопросами «информативно ли это», «истинно ли это», «убедительно ли это» и т. д., но и вопросом «красиво ли это». Науки различаются не по совокупностям изучаемых ими текстов, а по подходу к ним, и в зависимости от этого подхода одни тексты оказываются в центре поля зрения ученого, а другие — на периферии. Для обществоведа текст кабального договора XVII века важнее, чем стихи Симеона Полоцкого, а для литературоведа наоборот. Стиховед не обязан изучать сюжетный и идейный строй исследуемых стихов так же тщательно, как их ритм и созвучия, зато он обязан с той же тщательностью изучать ритм и созвучия в прозе, хотя он и называется «стиховед», а не «прозовед». Все это — элементарные вещи, давно утвержденные формалистами 1910–1920-х годов, и если много десятилетий о них полагалось забывать, то это не пошло на пользу науке.
Михаил Гаспаров о литературоведении и традиции.
«Обманчивый коллега». М. Гаспаров об «Экспериментальных переводах»
15 марта 1980 года М. Л. Гаспаров прислал мне оттиск своей статьи, опубликованной в тартуском сборнике «Вторичные моделирующие системы» (1979), с дарственной надписью: «Дорогому Леониду Генриховичу от обманчивого коллеги». Можно лишь гадать, какое содержание он вкладывал в слово «обманчивый». Мне кажется: изменчивый, не такой, каким его принято считать, каким он может показаться поверхностному взгляду. Не зря он так любил повторять афоризм Аристотеля: «Известное известно не всем». С именем и деятельностью Гаспарова с полным основанием связывают две области филологической науки, в которые он внес наиболее значительный вклад: это стиховедение и античная литература. Но, видимо, иногда он ощущал потребность напомнить, что круг его интересов намного шире и ему есть что сказать и на другие темы. Приведенной надписью он сопроводил статью «М. М. Бахтин в русской культуре XX века».
Леонид Фризман вспоминает Михаила Гаспарова и его нашумевшую статью о Бахтине.
XIII век: общество и литература
XIII век в истории европейской литературы был веком незаметного поворота. В нем не было резких разрывов с прошлым, не было вызывающих новаций, но на исходе его облик словесности был совсем другим, чем при его начале. Начало XIII века — это «Парцифаль» Вольфрама Эшенбахского и «Тристан» Готфрида Страсбургского; середина века — это «Роман о Розе» и пьесы Рютбефа; конец века — это творчество молодого Данте. В начале века перед нами литература феодально-рыцарского общества в законченном и зрелом виде; в конце века перед нами литература феодально-рыцарская и городская, и черты городской идеологии и поэтики в ней чем дальше, тем сильней.
Михаил Гаспаров о литературе XIII века.
Бывают ли у Пастернака «четвертые строки»? «Темные стихи» Пастернака в свете «науки понимания» М. Л. Гаспарова (Взгляд иностранного переводчика)
Михаил Леонович Гаспаров в обоих вариантах своих заметок «Верлибр и конспективная лирика» приводит любимую сентенцию Ильи Сельвинского: «В двух строках четверостишия поэт говорит то, что он хочет, третья приходит от его таланта, а четвертая от его бездарности». И добавляет от себя: «Причем понятно, что талант есть не у всякого, а бездарность у всякого, — так что подчас до половины текста ощущается балластом». При переводе стихов на верлибр «мертвая тяжесть» подобных «четвертых строк» обнаруживается со всей неприглядностью, и весь этот балласт «хочется выбросить за борт». Итак, вслед за Гаспаровым можно сразу ответить на несколько каверзный вопрос в заглавии статьи: да, безусловно, у Пастернака, как у всякого, действительно встречаются разного рода «четвертые строки». Как известно, поэт и сам отличался довольно жесткой самокритичностью, поэтому настаивать на обратном — значит оспаривать мнение самого Пастернака. Вопрос в том, что именно делает ту или другую строку «четвертой», лишней, бездарной.
Статья Тимоти Сёргэй о Михаиле Гаспарове и Борисе Пастернаке.
М. Гаспаров — А. Квятковскому. Подготовка текста Д. Давыдова и И. Роднянской
Сегодня, 28 дек., около 15.30 я заходил к Вам, звонил в Ваш звонок, но никто мне не открыл, а беспокоить Ваших соседей я не решился. Хочу надеяться, что Ваше отсутствие означает, что Вы живы, здоровы и ходите по делам; не желаю и мысли допускать о том, что Вы опять в больнице. Поэтому позвольте Вас — не лично, так письменно — поздравить Вас с Новым годом и пожелать, чтобы он был благополучен и для Вас, и для Вашего завершаемого труда. Я не раз перебирал в памяти подробности нашего последнего разговора и все более утверждался вот в какой мысли. Мы с Вами говорим об одном и том же предмете — свидетельство этому — то, что «тактовиком» мы называем одни и те же примеры, как собранные Вами, так и новооткрываемые. Но говорим мы о нем на разных научных языках.
Это начало первого письма Михаила Гаспарова, отправленного известному стиховеду Александру Квятковскому. Далее авторы договариваются о всех стиховедческих терминах и дают им точные определения.
Подготовка текста Д. Давыдова и И. Роднянской
«Жадность стиховеда и стихолюба». Переписка А. П. Квятковского и М. Л. Гаспарова. Публикация Я. Квятковского, вступительная статья, подготовка текста, комментарии И. Роднянской
Заглавная цитата взята из письма Михаила Леоновича Гаспарова Александру Павловичу Квятковскому от 12 ноября 1965 года. Эта благородная «жадность» объединяла двух столь несхожих между собой корреспондентов — принадлежавших к разным поколениям (один почти на полвека старше другого), придерживающихся резко различных исследовательских воззрений и тем не менее питавших горячий взаимный интерес. Их «стиховедческая невстреча» (Данила Давыдов) не препятствовала встречному обмену идеями, профессиональными находками, стихотворными иллюстрациями. Общение Квятковского с Гаспаровым началось благодаря участию обоих в работе стиховедческой группы при Институте мировой литературы АН СССР, которая, по словам А. П., была организована Л. И. Тимофеевым «в связи с моей статьей в «Литературной газете»» (запись от 4 апреля 1959 года из дневниковых тетрадей Квятковского, хранящихся в его архиве). Раннее упоминание об их встрече на заседании этой группы: Гаспаров показывает Александру Павловичу один из своих античных переводов (запись от 10 мая 1959 года). Квятковский все внимательнее присматривается к молодому ученому, характеризуя его как «специалиста по античным литературам», а его сообщение о русском гекзаметре награждая одобрительными эпитетами: «обстоятельно», «со знанием дела» (запись от 20 ноября того же года).
Публикация подготовлена Ириной Роднянской.
Из переписки с М. Гаспаровым (1974–1978)
Публикация содержит девять писем, адресованных М. Гаспаровым Дж. С. Смиту, с примечаниями адресата, а также фрагменты некоторых ответных писем. В переписке обсуждаются проблемы русского стихосложения, которыми в то время занимались корреспонденты. Особое внимание уделено метрическому репертуару русской поэзии XVIII–XX веков.
Поэзия без поэта
Когда-то античная литература была первоочередным материалом, на котором рассматривались и решались самые насущные проблемы литературоведения Нового времени. Теперь это редкость. Но именно такова предложенная читателю статья Н. Вулих — и это, конечно, очень хорошо. Она действительно посвящена не столько поэзии Овидия и поэтике «Тристий», сколько той теме, которая названа в заглавии: какой должна быть наука о литературе. Да, в поэзии есть поэтика; а должна ли в поэтике быть поэзия?
Статья Михаила Гаспарова, посвященная полемике с книгой Н. Вулих.
Филология и поэзия. Ответы на анкету М. Гаспарова и С. Аверинцева. Беседу вел Э. Димитров
— Мы жили, окруженные малоприятной современностью; все, что выходило за ее пределы, казалось интересным, и чем дальше, тем интереснее. В детстве это еще не осознавалось, но чувствовалось. Мне повезло: школьные учебники по древней и средней истории попались мне в руки еще в дошкольном возрасте, и я читал их не как задание к уроку, а как беллетристику. Древняя история была занимательней: там было меньше обобщающих слов вроде «способ производства» и больше увлекательных эпизодов. Потом, школьником, я таким же образом читал университетские учебники, и в них тоже древняя история была интереснее, чем средняя, и подавно интереснее, чем новая. Мне еще раз повезло: в знакомой среде было много книг античных авторов в русских переводах, и к концу школы я успел их прочесть и полюбить. Когда я кончал школу, то твердо знал, что хочу изучать античность: там меньше давят переменчивые идеологические требования. Я только колебался, идти ли мне на исторический факультет или на филологический. Я пошел на филологический, рассудив: на филологическом легче научиться истории, чем на историческом — филологии. Оказалось, что я рассудил правильно.
Так ответил Михаил Гаспаров на вопрос «Почему Вы в свое время выбрали своим предметом классическую филологию?». Вопросы задавал Эмил Димитров.