№11, 1976/В творческой мастерской

Открыть человека

– В интервью «Литературной газете» вы говорили об абсолютной духовной ценности подлинного литературоведения. Очевидно, можно принять за аксиому, что «высокое литературоведение» есть важная часть культуры, без которой трудно представить себе духовную жизнь цивилизованного народа.

Изучение древней русской литературы многие годы считалось областью особенной – изучением нечитаемой литературы. На взгляд человека неподготовленного, а таких, смею сказать, значительно больше, чем подготовленных,’ наука о первых семи веках отечественной литературы есть всего лишь «наука для науки».

Однако любому народу, сознающему ценность своей культуры, свойствен острый интерес к фундаменту этой культуры. Но интерес этот может определяться очень разными причинами.

Каков, по вашему мнению, основной смысл изучения древней русской литературы или, пожалуй; шире – культуры? Только ли помогает нам это изучение понять определенные закономерности развития нашей литературы или же открывает самостоятельные ценности русской культуры первых ее столетий?

– Прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть, что изучение древней русской литературы важно и даже необходимо не только для установления закономерностей истории литературы. Древняя русская литература обладает самостоятельными ценностями, и ее изучение необходимо в первую очередь для того, чтобы эти ценности стали явными и доступными. Это далеко не так просто. Вспомните: русские художники, русские архитекторы, писатели и просто культурные люди XIX века, ездившие за границу, чтобы приобщиться к эстетическим ценностям западноевропейского средневековья, десятилетиями не замечали у себя на родине те древнерусские памятники зодчества, живописи, прикладного искусства, которыми восхищаемся сейчас мы и которые кажутся сейчас такими «несомненными» в своей красоте. Мимо этой «своей красоты» проходили Тургенев, Чехов, Толстой и многие другие. Чехов жил в Звенигороде, жил в Истре, – хоть бы раз он упомянул в своих письмах из этих мест о тех древнерусских памятниках зодчества, которые его окружали. Это не упрек – это констатация удивительного факта: художественные открытия приходят «в массовом порядке». Люди «вдруг» начинают видеть и понимать что-то такое, чего не видели и не понимали до них самые эстетически восприимчивые натуры.

Стало банальным говорить о том, что Левитан открыл русский пейзаж, русскую природу. Но ведь это действительно так. И было бы крайне интересно выяснить досконально: кто же открыл древнерусское зодчество. Достоевский восхищался красотой церкви Успения на Покровке, но ведь он никак не определил, в чем же эта красота состоит. Во второй половине XIX века целый ряд архитекторов пытались определить красоту древнерусской архитектуры, но не смогли: они вносили элементы старомосковских зданий в свои безвкусные строения. Я имею в виду Штакеншнейдера, Ропета, Парланда. Что поделаешь: хотели, но не смогли… Ибо «хотение» их было не то, совсем не то, которое требуется, чтобы сделать открытие. Они хотели угодить националистическим вкусам своих заказчиков. А заказчикам хотелось открыть в древней Руси то, чего в ней было очень мало: великодержавную помпезность. Не удивительно, что их попытки отталкивали, а не привлекали к древнерусской архитектуре таких эстетически тонких людей, как Тургенев, Чехов, Толстой и многие другие.

Открытие древнерусского зодчества принадлежит Игорю Грабарю, сделавшему великолепные фотографии в старой «Истории русского искусства». Фотографии эти были переворотом в фотографировании памятников зодчества. На памятники «взглянули» не с далеких и очень «официальных» точек съемки, которые были приняты в XIX веке, а с более коротких и, я бы сказал, «интимных» расстояний – с тех, с которых смотрит прохожий. Вот это-то и оказалось чрезвычайно важным. Именно этого требовала древнерусская архитектура.

Постараюсь объяснить, в чем тут дело. Древнерусская архитектура исключительно разнообразна. Это целый мир. За семь веков своего существования она выработала чрезвычайное обилие форм. Вспомните: строения в Киеве XI века и XII век во Владимире Залесском, Новгород и Псков, Москву XVI и XVII веков и волжские храмы XVII века. А разве в каждом из этих, как теперь принято говорить, «регионов» не существует в свою очередь разнообразных подразделений? И все-таки во всем этом поразительном разнообразии можно найти и нечто общее. Это общее – отношение к окружающему пространству. Мне трудно найти подходящий образ, и я не совсем уверен в том, который сейчас хочу предложить, но с чего-то начать надо. Я бы сравнил древнерусские постройки с «подарками» окружающему их ландшафту. Украсить строением высокий холм, крутой берег реки на изгибе, низкий берег лесного озера, повторить свой образ в зеркальной водной поверхности, возвыситься над рядовой застройкой или завершить уличную перспективу, – в этом, казалось бы, нет ничего необычного для любой национальной архитектуры. Однако делается это с какой-то легкостью и беззаботностью, «просто так». Словно бабушка дарит игрушку своему внучку: поярче раскрасила, позолотила маковки, внесла затейливость в узоры и поставила: смотри-любуйся. Приласкала горушку. Так выглядят некоторые церквушки XVII века, да и целые ансамбли — взять хотя бы Ростовский кремль. Не случайно существовала такая народная игрушка: из чистеньких деревяшечек надо было собрать ансамбль Троицкого монастыря. На таких игрушках воспитывалось особое чувство архитектуры.

Возьмем противоположное, казалось бы, искусство: искусство псковских и новгородских зодчих. Многократно подчеркивалась монументальность этой архитектуры, церкви сравнивались даже с богатырями, подчеркивалась могучесть гражданской архитектуры Пскова и пр. А мне хочется опять-таки отметить удивительную интимность и «неофициальность» этих строений. Они словно вылеплены, их стены точно еще хранят тепло человеческих ладоней. Мягкие неровности их стен «обласканы» их строителями. А народное деревянное зодчество? Оно именно такое: «радующееся» красоте окружающего мира. Ведь дерево – это не только тот материал, из которого «построен» и окружающий пейзаж, но и материал, находящийся в «биологической совместимости» с человеческим телом. Оно не встретит человеческую руку враждебной холодностью…

Я прошу извинить меня за все эти импрессионистические экскурсы в область, которой ни я, ни журнал не занимаемся.

Цитировать

Лихачев, Д.С. Открыть человека / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы. - 1976 - №11. - C. 186-197
Копировать