Горячая десятка

Достоевский Ф.М. На литературной волне

10 лучших статей о Федоре Михайловиче Достоевском

Августовская подборка посвящена Федору Михайловичу Достоевскому. Редакция журнала «Вопросы литературы» подобрала наиболее интересные статьи о писателе и его физических и метафизических конфидентах Бальзаке, Тургеневе, Толстом, Панютине, Сологубе, Мамлееве, Пушкине, Блоке, Шекспире, Паскале и тверских либералах. 

Достоевский — переводчик Бальзака. Начало формирования «реализма в высшем смысле»

Анализ перевода «Евгении Гранде», выполненного в 1843–1844 годах Достоевским и являвшегося первой печатной публикацией русского писателя, показывает, в каких направлениях Достоевский переосмыслял роман Бальзака, образы его главных героев, художественную антропологию французского классика, и позволяет сделать вывод, что речь идет о начале формирования будущего творческого метода автора «Братьев Карамазовых» — «реализма в высшем смысле».

О реализме и Достоевском размышлял Карен Степанян. 

Тургенев — Толстой — Достоевский. Подтексты Пушкинского праздника 1880 года

Анализ эпистолярных, мемуарных и других документальных свидетельств позволяет автору статьи Галине Ребель существенно уточнить характер взаимоотношений Тургенева, Толстого и Достоевского в контексте Пушкинского праздника, а также обнажить идеологическую и психологическую подоплеку мифа о сумасшествии Толстого и опровергнуть его.

Плагиат как шедевр: Лев Панютин и Достоевский

В статье Натальи Казаковой впервые анализируется влияние русского фельетониста Л. Панютина на творчество Ф. Достоевского. Сюжетная близость одного из фельетонов журналиста и рассказа «Бобок» стала главной темой данного исследования. Роман «Бесы» был негативно оценен современниками. Достоевский решил ответить своим оппонентам — и прежде всего Л. Панютину, который более других оскорбил писателя. Позаимствовав сюжет из фельетона Л. Панютина, Достоевский остроумно и резко парировал журналисту в рассказе «Бобок», бесспорном литературном шедевре.

Дойти до дна ада: Достоевский, Сологуб, Мамлеев

Статья Анаит Григорян посвящена особенностям творчества Ю. Мамлеева и исследованию природы «метафизического реализма», а также взаимосвязи текстов Мамлеева с текстами его литературных предшественников, прежде всего Ф. Достоевского и Ф. Сологуба. В центре авторского внимания находится роман «Шатуны» — как квинтэссенция философии писателя, чья цель заключается в том, чтобы, обозначив собственную преемственность с «подпольными» романами Достоевского и «Мелким бесом» Сологуба, исчерпать зло, обнаруженное ими, до предела и прорвать пелену мрака, окутывающую человеческую душу.

Что считать событием биографии? История любви к Мадонне: Пушкин, Достоевский, Блок

В статье Татьяны Касаткиной ставится проблема биографии не как «рассказа о бывшем», но как «записи в живом», истории трансформации личности. Соответственно, меняется критерий истинности события. Он состоит не в том, что событие может зафиксировать сторонний наблюдатель, но в том, что после события человек не остается прежним.

Достоевский и Шекспир. Герои и авторы в «большом времени»

Шекспира Достоевский читал с юных лет. Особенно впечатлял молодого Федора образ Гамлета: «Как малодушен человек! Гамлет! Гамлет! Когда я вспомню эти бурные, дикие речи, в которых звучит стенанье оцепенелого мира, тогда ни грусть, ни ропот, ни укор не сжимают груди моей… Душа так подавлена горем, что боится понять его, чтоб не растерзать себя» (письмо шестнадцатилетнего Достоевского брату Михаилу от 9 августа 1838 года — 28, I;50). Если учесть неоднократные упоминания о «Гамлете» в «Братьях Карамазовых» и в подготовительных материалах (далее ПМ) к «Дневнику писателя», в том числе к одной из последних статей в нем — ответ А. Д. Градовскому (глава III «Дневника писателя» за август 1880 года), можно сказать, что образ датского принца был с Достоевским на протяжении всего его духовного пути. 

Карен Степанян о влиянии Шекспира на Достоевского.

Толстой и Достоевский (Пути сближения)

Одним из самых отрадных событий последнего года жизни Достоевского было известное письмо Толстого Н. Страхову о «Записках из Мертвого дома», листок из которого Страхов Достоевскому подарил. 26 сентября 1880 года Толстой писал: «На днях нездоровилось, и я читал «Мертвый дом». Я много забыл, перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы, включая Пушкина. Не тон, а точка зрения удивительна — искренняя, естественная и христианская. Хорошая, назидательная книга. Я наслаждался вчера целый день, как давно не наслаждался. Если увидите Достоевского, скажите ему, что я его люблю».

2 ноября Страхов сообщал Толстому: «Видел я Достоевского и передал ему Вашу похвалу и любовь. Он очень был обрадован, и я должен был оставить ему листок из Вашего письма, заключающий такие дорогие слова. Немножко его задело Ваше непочтение к Пушкину, которое тут же выражено («лучше всей нашей литературы, включая Пушкина»). «Как, включая?» — спросил он. Я сказал, что Вы и прежде были, а теперь особенно стали большим вольнодумцем».

Лия Розенблюм о непростых отношениях двух писателей.

«Умственная оргия». Ф. М. Достоевский и тверские либералы

В апреле 1859-го, после четырех лет каторги в Омске и пяти с половиной лет военной службы в Семипалатинске, Достоевский был помилован и восстановлен в дворянском звании. Ему было позволено вернуться в европейскую Россию, но с обязательством «жительствовать в отставке в Твери». Туда он приезжает приблизительно 19 августа, и первое впечатление — самое мрачное. Тем не менее пребывание в верхневолжском городе не прошло для него зря. Осенью изоляция смягчается, и Достоевский оказывается очевидцем целого ряда любопытных событий, связанных с написанием манифеста об отмене крепостного права. В центре всего дела — Алексей Михайлович Унковский, молодой помещик из Твери и горячая голова, известный в высших правительственных кругах с апреля 1857 года, когда он, будучи только что избранным предводителем губернского дворянства, воспользовался этой должностью, чтобы собрать группу весьма отважных реформаторов.

Итальянский исследователь Гвидо Карпи распутывает эту загадочную историю.

Достоевский в собрании сочинений М. Бахтина: от «проблем творчества» до «проблем поэтики»

В 2011 году вышел клеветнический опус двух не знающих русского языка швейцарских психологов под заглавием «Бахтин без личины: История лгуна, история надувательства и история коллективного бреда/наваждения». Обманщиком и плагиатором в этой книге объявлен Бахтин, а собиратели материалов к биографии ученого и публикаторы его научного наследия названы лжецами. Делая вид, будто семитомного издания Бахтина не существует вообще, авторы этой рассчитанной на громкий скандал книги игнорируют дважды повторенное редакторами заявление, что в издание включены труды, созданные исключительно Бахтиным. 

Книга Бронкара и Бота свидетельствует о том, что бахтинский бум, охвативший гуманитарные науки в последней четверти ХХ века, обратился в свою противоположность, и не приходится удивляться тому, что появление первого академического издания научных трудов Бахтина остается недооцененным как в России, так и на Западе.

Нина Перлина рассказывает, на что стоит обратить внимание в первом академическом издании научных трудов Бахтина применительно к Достоевскому. 

Достоевский и Паскаль (творческие параллели)

Рассматривая влияние Бальзака на творчество Достоевского, Леонид Гроссман попутно отмечает: «Но к этому времени из писателей XVII столетия свою власть над ним сохранил другой величайший и, может быть, единственный трагик французской литературы — Паскаль. Имя автора «Мыслей» мелькает уже в школьных письмах Достоевского, повторяется в позднейших романах («Бесы»), а невидимое присутствие его чувствуется и в «Дневнике писателя», и в поучениях Зосимы.

В этом трагическом мыслителе Достоевский почувствовал необыкновенно родственную душу. «Сияющая личность Христа», к которой сводится все учение Паскаля, его суровый, негодующий, подчас даже нетерпимый тон в обращениях к атеистам, его принижение разума во имя полного расцвета непосредственной жизни сердца, наконец, его нескрываемая неприязнь к людям и какой-то раздраженный, больной, истерический тон его воззваний — все это определенно чувствуется и в Достоевском.

Борис Тарасов о влиянии французского философа на Достоевского.