Наша зимняя подборка посвящена зеркалам в литературоведении. Елена Погорелая рассуждает о книге Ермаковой «Медное зеркало». Екатерина Ботвинова изучает шекспировский образ зеркала в комментарии Одена. Николай Богомолов рассказывает об авантюрном романе Мариэтты Шагинян «Месс-менд» и его влиянии на символизм. Борис Дубин видит зеркало в центре лабиринта Борхеса. Вадим Полонский просит Заратустру посмотреть в зеркало и рассказывает о том, кто и как читал Ницше в Серебряном веке. Нина Ищук-Фадеева рассматривает перестройку через призму женского детектива, Наталья Зелезинская — общество через призму подростковой литературы, а Рафаэль Соколовский выбирает в качестве оптики анекдот. Александр Жолковский ставит союз «и» между Толстым и Зощенко, а также анализирует стихотворение «Перед зеркалом» Владислава Ходасевича и видит в нем внезапно Толстого.
Черное солнце, освещающее нижний мир. О книге И. Ермаковой «Медное зеркало»
Материал представляет собой развернутую рецензию Елены Погорелой на книгу поэта И. Ермаковой — «избранное» за несколько десятилетий. Автор отклика доказывает, что в сборнике Ермаковой есть определенный сюжет, позволяющий оценивать ее стихи как современные, когда бы они ни были написаны.
«Держать зеркало перед природой». Шекспировский образ зеркала в поэтическом комментарии У. Х. Одена «Море и зеркало»
В статье Екатерины Ботвиновой рассматривается функционирование шекспировского образа зеркала в поэме У. Х. Одена «Море и зеркало». Метафора «искусство — зеркало», не свойственная «Буре» У. Шекспира, позволяет предположить, что Оден обращается не столько к пьесе, сколько к романтической интерпретации сюжета.
Авантюрный роман как зеркало русского символизма
Осенью 1923 года знаменитая впоследствии советская писательница, лауреат, орденоносец и пр. Мариэтта Шагинян написала приключенческий роман «Месс-менд», ставший едва ли не лучшим ее прозаическим произведением. Уже в 1920-е годы он получил немалую популярность, стал основой для немого кинофильма, да и потом не был забыт, хотя со временем отнесся к разряду детского или в лучшем случае подросткового чтения. Но роман выпал из поля зрения серьезных исследователей, и оставалось незамеченным, что он является не просто «советским Пинкертоном», каким был объявлен, не просто остросюжетным и временами остроумным авантюрным повествованием, не только утопией, столь характерной для литературы первых послеоктябрьских лет, но еще и романом «с ключом», откликающимся на проблемы, поставленные предшествовавшим литературным поколением. Статья Николая Богомолова.
Лев Толстой и Михаил Зощенко как зеркало и зазеркалье русской революции
Зощенко и Толстой – что за пара? Конечно, бумага все стерпит, а союз «и» буквально создан для сопряжения далековатых идей, и все-таки… Скажем, Зощенко и Платонов, Зощенко и Бабель (Пантелеймон Романов, Ильф и Петров, Аверченко, Чехов, Лесков, Гоголь…) – это понятно. Эта галерея двойных портретов, хотя и напоминает серию дагерротипов, украшавших предбанник Аристарха Платоновича в «Театральном романе», вполне законна: она помогает лучше понять Зощенко как сатирика, бытописателя, новеллиста, мастера сказа, комментатора происходившего с людьми, культурой и языком. Статья Александра Жолковского.
Зеркало в центре лабиринта (О символике запредельного у Борхеса)
В одном из интервью Борхес мягко обронил: «Я не верю в человекоподобного Йога, не могу». А в другом: «Я верую, что Бога мет». Формулировки деликатны, но выношены: в таком духе писатель высказывался не раз. Добавим еще автобиографическую по истокам реплику о суровом фанатизме предков-кальвинистов, набожности матери и агностицизме отца (Борхес отдавал ее то одному, то другому персонажу своих новелл), и на этом анкетный разговор о вероисповедании индивида по имени Борхес будет закончен. В предметном плане здесь добавить нечего. Иное дело – мир писателя. В словесности XX века нелегко найти другого столь же настойчивого и последовательного богоискателя и духовидца. Дальнейшее – оговорки и уточнения к этому исходному постулату, по неизбежности огрубленные и краткие. Статья Бориса Дубина.
«О, Заратустра… посмотри на себя в зеркало!»
«Что именно в России можно «воскреснуть», верю вам вполне; русская книга… принадлежит к моим величайшим утешениям». «Воздействие Ницше на русскую культуру в конце XIX – начале XX вв. оказалось куда значительнее, чем на любую другую европейскую, за исключением, вероятно, немецкой». Эти две цитаты (первая извлечена из письма Ницше Георгу Брандесу, а вторая – из статьи современного историка русской литературной ницшеаны), откликаясь и смыкаясь друг с другом, свидетельствуют даже не о закономерности – о неизбежности появления в литературной науке все новых исследований на тему «Ницше в России». Это не просто одна из безусловных тем истории словесности рубежа веков. «Ницше в…» – это уже жанр, и жанр классический. «Ницше во Франции», «Ницше в Англии», «Ницше в Италии» – все это образцы того же жанра на материале иных национальных традиций. Статья Вадима Полонского.
Женский детектив как зеркало русской перестройки
Массовая литература и в отсутствие эстетических достоинств, несомненно, имеет культурологическое значение: не мудрствуя лукаво — что видит, то поет, — как в зеркале, она отражает состояние общества и его надежды. К детективу сказанное относится в полной мере. Его нравственные координаты сводятся к схеме «преступление и наказание». И даже если детектив не предназначен для решения этих проблем, он фиксирует их бытование в массовом сознании: что в обществе считается грехом, а что преступлением; как осознается соотношение вины и греха; неизбежно ли наказание? В связи с этим хочу прояснить смысл названия статьи. «Революция» конца ХХ века самоопределилась в своей идеологической стратегии: не строить, но пере-страивать. Слово отозвалось в причудливом сочетании нового взгляда на старое, которое вновь было разрушено «до основанья», но затем строительство, как водится в России, пришлось «заморозить», и страна оказалась на пере-путье исторических дорог. Статья Нины Ищук-Фадеевой.
Зеркало или трельяж?
Лиризм в античной трагедии поручен хору. Каждая строфа его реплик представляет собой комбинацию стихов различного метрического характера. Если бы ритм отрывка не подтверждался повторением строф, а строфа существовала бы на правах самостоятельного стихотворения, такое стихотворение мы имели бы право рассматривать как давнее осуществление верлибра в том пСтихотворение Владислава Ходасевича «Перед зеркалом» — один из тех поэтических шедевров, загадки которых занимают тебя постоянно, а планомерному решению поддаются плохо. Разгадка иногда приходит внезапно, при встрече с посторонним, на первый взгляд, материалом. Букет запоминающихся раз и навсегда эффектов известен. Это: экзистенциальный кризис среднего возраста и расщепления личности, его литературные проекции и подчеркнуто бытовое словесное оформление (неужели вон тот…? разве…? разве…?), метаязыковая проблематизация слова я и остраненное описание себя как желто-серого. За целостный анализ стихотворения я здесь не возьмусь, а сосредоточусь на осмыслении одного неожиданного претекста. Статья Александра Жолковского.
Зеркало нашей жизни – анекдот
В представленной публикации Рафаэля Соколовского сделана попытка показать все тематическое богатство анекдота, этого популярного жанра сатиры, его социальные и национальные черты. Дается объяснение, что такое анекдот, когда он родился, как он влияет на популярность, почему рассказывают байки о Чапаеве и Штирлице, имеет ли анекдот национальность.
Подростковая литература как зеркало общества
Статья Натальи Зелезинской посвящена современной подростковой и молодежной европейской литературе, которая, несомненно, отражает современный мир, его катастрофы и вызовы отчетливее, нежели взрослая. Как новый жанр литературы проблемный молодежный роман требует тщательного литературоведческого анализа, включая генезис и становление жанра, его основные черты, поэтику и др. В частности, одним из наиболее острых вопросов о литературе «young adult» является вопрос возрастной границы жанра, на котором и останавливается подробно автор статьи.