Достоевский в собрании сочинений М. Бахтина: от «проблем творчества» до «проблем поэтики»

1. На подступах к обсуждению издания и Комментария

Мемуарно-документальный очерк В. Баевского о Юрии Михайловиче Лотмане начинается словами: «Лотман единствен <…> Мы храним и будем хранить память о нем <…> Он один из героев науки <…> При жизни он был опутан завистью и клеветой. После смерти эта волна не схлынула». «В нашей стране, — пишет Баевский (и, добавим, за рубежом, увы, еще более, чем в советской и постсоветской России), — выдающийся человек проходит три фазы. При жизни его травят. Когда он умирает, его восхваляют друзья — потому что они друзья, враги — в благодарность за то, что он, наконец, умер. После этого сразу же начинается третья фаза — фальсификация образа покойного деятеля. Каждый стремится приспособить его для своих нужд»¹.

Сказанное о Лотмане можно вполне перенести на прижизненную и посмертную судьбу М. Бахтина.

Статью-рецензию о двух изданиях книги о Достоевском в Собрании сочинений Бахтина (далее — СС)² можно было бы и не начинать таким медитативно-элегическим пассажем, если бы не вышедший в 2011 году клеветнический опус двух не знающих русского языка швейцарских психологов под заглавием «Бахтин без личины: История лгуна, история надувательства и история коллективного бреда/наваждения»³. Обманщиком и плагиатором в этой книге объявлен Бахтин, а собиратели материалов к биографии ученого и публикаторы его научного наследия названы лжецами. Делая вид, будто семитомного издания Бахтина не существует вообще, авторы этой рассчитанной на громкий скандал книги игнорируют дважды повторенное редакторами заявление, что в издание включены труды, созданные исключительно Бахтиным.

Труды 1920-х годов, которые первоначально предполагалось печатать отдельным томом как работы «круга Бахтина», в издание не включены, несмотря на то, что на протяжении последней трети прошлого века они не раз переиздавались в России и за рубежом либо прямо под именами Медведева, Волошинова, Канаева на титульных листах, либо с подзаголовками «Бахтин под маской»: Бахтин/Волошинов, Бахтин/Медведев. Редакторы СС из соображений издательской этики решили пожертвовать материалами, которые при иных обстоятельствах могли бы составить обширный массив Dubia. Поскольку Dubia (по тексту и по авторству) составляют «резервуар, из которого пополняется основной корпус произведений писателя»⁴, такое решение редакторов, на мой взгляд, обедняет представление о полном объеме литературного наследия ученого. В СС Бахтина к этим текстам имеются только отсылки в составе Примечаний.

Книга Бронкара и Бота свидетельствует о том, что бахтинский бум, охвативший гуманитарные науки в последней четверти ХХ века, обратился в свою противоположность, и не приходится удивляться тому, что появление первого академического издания научных трудов Бахтина остается недооцененным как в России, так и на Западе. Отрадным исключением является обзорная статья Л. Фуксона «Время диалога» с эпиграфом-подзаголовком, воспроизводящим известное высказывание Бахтина:

1. Баевский В. Роман одной жизни (Настоящее прошедшее). СПб.: Нестор-Историк, 2007. С. 337. [↩]
2. См.: Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского // Бахтин М. М. Собр. соч. в 7 тт. Т. 2. М.: Русские словари, 2002; Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М. М. Указ. изд. Т. 6. М.: Русские словари; Языки славянских культур, 2002. В дальнейшем ссылки на это издание — в тексте с указанием тома и страницы. [↩]
3. Bronckart Jean-Paul, Bota Cristian. Bakhtine dеmasquе: Histoire d’un menteur, d’une escroquerie et d’un dеlire collectif. Geneve: Droz, 2011. [↩]
4. Рейсер С. А. Палеография и текстология нового времени. М.: Просвещение, 1970. С. 238, 240. О целесообразности включения Dubia в корпус академических изданий см.: Рейсер С. А. Указ. соч. С. 237-239, 279. О текстологии как эдиционной филологии или генетической критике см.: Эспань М. О некоторых теоретических задачах современной текстологии // Современная текстология: Теория и практика. М.: Наследие, 1997.[↩]