Лев Толстой и Михаил Зощенко как зеркало и зазеркалье русской революции

Переработанный для «Вопросов литературы»вариант статьи, появившейся в журнале «Синтаксис»(Париж, 1986, N 16).

Зощенко и Толстой – что за пара? Конечно, бумага все стерпит, а союз «и»буквально создан для сопряжения далековатых идей, и все-таки… Скажем, Зощенко и Платонов, Зощенко и Бабель (Пантелеймон Романов, Ильф и Петров, Аверченко, Чехов, Лесков, Гоголь…) – это понятно. Эта галерея двойных портретов, хотя и напоминает серию дагерротипов, украшавших предбанник Аристарха Платоновича в «Театральном романе», вполне законна: она помогает лучше понять Зощенко как сатирика, бытописателя, новеллиста, мастера сказа, комментатора происходившего с людьми, культурой и языком. Но Зощенко и Толстой? ## Насколько мне известно, эта проблема никем не ставилась. В ее разработке я опираюсь на богатую материалом и идеями книгу М. О. Чудаковой «Поэтика Михаила Зощенко»(М., 1979), на статью Ю. К. Щеглова «Энциклопедия некультурности. Зощенко: рассказы 20-х годов и «Голубая книга»(в кн.: А. К.Жолковский, Ю. К.Щеглов, Мир автора и структура текста, Tenafly: «Hermitage», 1986, с. 53 – 84), на классическую работу В. Б. Шкловского «Искусство как прием»(в его кн.: «О теории прозы», М., 1929, с. 7 – 23) и его статью «О Зощенке и большой литературе»(в кн.: «Михаил Зощенко. Статьи и материалы», Л., 1928, с. 13 – 25), на ленинские отзывы о Толстом (см., например, кн.: «В. И. Ленин о Л. Н.