Герой ноябрьской подборки «Вопросов литературы» — филолог Юрий Лотман. Мы повторно публикуем несколько статей самого Юрия Михайловича. Они посвящены воскреснувшей эллинской речи, Древней Руси, рассуждению о научности литературоведения и текстам Полежаева и Лермонтова. Также мы печатаем материалы совместного круглого стола журналов «Вопросы литературы» и «Вопросы философии». А еще представляем вам современное осмысление работ Лотмана в статьях Владимира Вейдле, Владимира Вахрушева, Дениса Соболева и Андрей Тесли. По сложившейся традиции вместо аннотации мы даем первые несколько абзацев научной статьи ученого.
О «воскреснувшей эллинской речи»
Статья Юрия Лотмана.
В № 11 «Вопросов литературы» за 1976 год опубликована интересная статья С. Аверинцева «Славянское слово и традиции эллинизма». Не берусь, не являясь специалистом в области истории русского литературного языка, судить об ее основной концепции, которая, конечно, привлечет внимание исследователей, ближе меня знакомых с сущностью вопроса. Хотелось бы лишь позволить себе одно частное замечание. Цитируя в начале статьи известный стих Пушкина: «Слышу умолкнувший звук // божественной эллинской речи», — С. Аверинцев называет его «решительно необычным» (в отличие от «довольно обычного», по его мнению, второго стиха этого двустишия) и делает вывод: «…похвала эта мыслима отнюдь не во всякой национальной литературе. Едва ли, например, самый рьяный поклонник переводов и подражаний античным поэтам, принадлежащих Леконту де Лилю, попытался бы расслышать во французских словах «эллинскую речь». Уж если что слышится во французских словах, так это, конечно, латинская речь» (с. 153).
Юрий Лотман – человек судьбы
Статья Владимира Вахрушева.
Книга Б. Егорова, посвященная жизни и творчеству Юрия Михайловича Лотмана, была заказана автору его коллегами из КНР и должна быть опубликована там в переводе на китайский язык. Одновременно она публикуется и у нас. Хотя о выдающемся ученом уже существует множество публикаций научного, научно-популярного, мемуарного характера, за Б. Егоровым остается приоритет в создании «комплексного» труда, объединяющего жанры жизнеописания и монографии, освещающей вклад Лотмана в науку — в контексте отечественной и мировой культуры. Автору книги посчастливилось в течение сорока с лишним лет быть коллегой и близким другом Юрия Михайловича, что и дает ему право считать свою работу «может быть, самой обстоятельной» на данном этапе филологической науки (с. 242). Такое объединение биографического, мемуарного и научного начала в книге о Лотмане особенно уместно потому, что этот ученый был цельной личностью, или, говоря его собственным языком, и объектом, и субъектом творимой им самим семиосферы.
В работе «Миф — имя — культура» Ю. Лотман и Б. Успенский доказывают: «…система собственных имен образует… особый… мифологический слой» естественного языка, способствующий — парадоксально-внерациональным путем, через метафоры, символы и т. п., — развитию как искусства, так и точных наук. Определенный «мифологизм» присущ и фамилии ученого. Фамилия его отца была Финкельштейн, но по каким-то соображениям он сменил ее на «Лотман». А слово «лот» в древнегерманском (в формах «hlot, khiut») означало «предмет для определения судьбы с помощью перебора шансов». «Лотман» — это «мифема» (термин К. Леви- Стросса) человека судьбы. Судьбы не как фатальной обреченности, а как активного «жизнестроительства» — о чем речь пойдет ниже.
Новые аспекты изучения культуры Древней Руси
Статья Юрия Лотмана и Бориса Успенского.
Последнее тридцатилетие в истории отечественного литературоведения характеризуется исключительно бурным и напряженным развитием исследований в области древнерусской литературы и культуры. Если в довоенный период в сфере изучения русской классической литературы пушкиноведение и отчасти изучение XVIII века были своеобразными эталонами литературоведческой культуры и лабораториями новых историко-литературных идей, то в настоящее время приоритет, безусловно, перешел в область изучения русского средневековья. При этом следует подчеркнуть организационную и научную роль, которую играет сектор древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом). Достаточно указать на тридцать один том «Трудов Отдела древнерусской литературы» (из них до войны вышло только четыре), не говоря уже о целой серии публикаций и о ряде монографий, из которых многие являлись подлинными завоеваниями науки, чтобы оценить размеры проделанной работы. Ведущиеся широким фронтом текстологические, эдиционные, историко-литературные и историко-культурные работы фактически изменили всю сложившуюся систему представлений о культуре Древней Руси. Это вызвало необходимость итоговых, обобщающих работ, которые подняли бы уровень теоретического осмысления материала до предела, соответствующего новому этапу науки.
Взаимодействие науки и искусства в условиях НТР
Круглый стол журналов «Вопросы философии» и «Вопросы литературы»
«Взаимодействие науки и искусства в условиях НТР» — такова тема круглого стола, совместно организованного редакциями журналов «Вопросы философии» и «Вопросы литературы». Надеемся, что очная встреча «заинтересованных сторон»: философов, ученых — и литераторов, дающая возможность в непосредственном контакте общими усилиями искать ответы на сложные и актуальные вопросы, связанные с повесткой круглого стола, будет способствовать их дальнейшей углубленной разработке.
Ниже публикуется авторизованная стенограмма круглого стола.
В обсуждении участвуют:
Фролов И. Т., доктор философских наук, главный редактор журнала «Вопросы философии»; Грекова И., доктор технических наук, писатель; Лифшиц И. М., физик, действительный член Академии наук СССР; Данин Д. С., писатель; Кедров Б. М., философ, действительный член Академии наук СССР; Шрейдер Ю. А., кандидат физико-математических наук; Бондаренко Б. Е., писатель; Кантор В. К., кандидат философских наук; Молчанов В. В., литературовед, кандидат филологических наук; Разлогов К. Э., киновед; Фейнберг Е. Л., физик, член-корреспондент Академии наук СССР; Гей Н. К., литературовед, доктор филологических наук; Ломинадзе С. В., литературовед; Лотман Ю. М., литературовед, доктор филологических наук; Гачев Г. Д., литературовед, историк науки, кандидат филологических наук; Мамардашвили М. К., доктор философских наук; Волькенштейн М. В., биофизик, член-корреспондент Академии наук СССР; Вьюницкий В. И., кандидат философских наук; Озеров В. М., доктор филологических наук, главный редактор журнала «Вопросы литературы».
Литературоведение должно быть наукой
Статья Юрия Лотмана.
Статья В. Кожинова «Возможна ли структурная поэтика?» — уже не первая, которую противники структурализма посвящают этому вопросу. За это время тон и характер обвинений, предъявляемых авторам, применяющим статистические и структурные методы в гуманитарных науках, пережили значительную эволюцию. Открывая дискуссию, Л. Тимофеев представил структурализм как неожиданно оживший «формализм», повторение пройденного этапа науки. Ясно, что с этих позиций незачем было вступать в спор, достаточно было напомнить забывчивым коллегам, что все это «уже было осуждено». П. Палиевский в статье «О структурализме в литературоведении» решил уже дать бой структурализму как научной системе. Однако при этом получилась странная вещь: намереваясь выступить против структурализма, П. Палиевский незаметно для себя оказался совсем перед другим противником – он объявил войну самой Науке, поскольку то, что он осуждает, совсем не составляет специфики структурализма, а присуще научному мышлению в принципе. Так, указывая на тот факт, что литературоведение являет собой странную картину науки без терминологии (слова, о значении которых нет общей договоренности, терминами не являются), он выражает по этому поводу не тревогу, а удовлетворение, видя в этом не недостаток, а специфику: «Литературоведение существует свыше двух тысяч лет, но, как это хорошо известно, в нем не установилось пока четкой терминологии».
Критические заметки об истолковании стихотворений, по преимуществу касающиеся трудов Р. О. Якобсона, Ю. М. Лотмана и К. Ф. Тарановского
Статья Владимира Вейдле.
Любое произведение словесного искусства, как и музыкального, требует исполнения, пусть и не публичного; а всякое исполнение предполагает истолкование, чаще всего, конечно, несформулированное, да и не полностью осознанное. Стихотворение, читаемое нами хотя бы и молча, но реализуя мысленно его звучание, как если бы мы его читали вслух, тем самым уже истолковывается нами со стороны его ритма, звука и смысла, при учете в то же время их взаимодействия и уже осуществленного их слияния в ритмосмысле, звукосмысле, в поэтическом смысле каждого стиха и стихотворения в целом. В истолковании этом обнаруживается наше понимание, предполагающее в свою очередь со стороны ритма, звука и поэтического смысла некоторую налаженность нашей восприимчивости в отношении стихов, а со стороны до-поэтического, но и поэтическому нужного смысла, знание языка, на котором стихотворение написано, и осведомленность о тех предметах или ситуациях внеязыкового мира, к которым нас относят примененные в нем слова и сочетания слов. Отсюда может возникнуть и возникает во многих случаях необходимость двойного комментария, языкового и «реального», к которому во французской, например, традиции «объяснения текстов» (нынче ослабевшей, но недаром высоко ценившейся покойным Лео Шпитцером) присоединялось еще и пояснение «красот», т. е. черт, делающих тексты эти художественно ценными, а значит, и оправдывающих выбор их для комментария.
Книга о поэзии Лермонтова
Статья Юрия Лотман.
Появление книги о творчестве Лермонтова представляет интерес не только для профессионалов-литературоведов, но также для широкого круга читателей — любителей русской поэзии. Несмотря на очевидные успехи советской науки о Лермонтове, творчество поэта все еще остается значительно менее исследованным, чем, например, наследие Пушкина, Гоголя или Толстого. Все еще возможен спор не по частным вопросам истолкования того или иного произведения Лермонтова, а по самым коренным проблемам его мировоззрения, идейной эволюции, творческого метода. Если к этому прибавить то бесспорное обстоятельство, что даже на фоне неоскудевающего интереса современного советского читателя к вечно живой традиции русской и мировой классической литературы Лермонтов выделяется особенной «молодостью» (факт, хорошо знакомый каждому, кто наблюдал за читательскими интересами молодежи), станет понятно, с каким вниманием встречается каждая новая книга о творчестве писателя. Книга Д. Максимова называется «Поэзия Лермонтова». Однако фактически она значительно шире своего заглавия. Строя свое исследование как серию научных очерков, частично посвященных общим вопросам художественного развития поэта («Поэзия Лермонтова»), частично освещающих некоторые важные аспекты его творчества («Тема простого человека в лирике Лермонтова»), вопросы лермонтовской традиции («Лермонтов и Блок») или представляющих монографический анализ отдельного произведения («Мцыри»), автор не ставит перед собой задачи исчерпывающего изучения всех сторон многогранного наследия Лермонтова-поэта.
Ю. М. Лотман, З. Г. Минц — Б. Ф. Егоров. Переписка
Статья Андрея Тесли.
Вероятно, зрелость любой гуманитарной дисциплины в институциональном плане проявляется, в числе прочего, во внимании к собственной истории — в плотности и насыщенности самоописаний, внимании к «близкой традиции», то есть к той части прошлого, что еще не отделена от современности плотной стеной, а является прошлым настоящего. Сегодня тартуский феномен — когда маленький провинциальный факультет на западной окраине империи превратился в один из ключевых центров мировой гуманитаристики — закончился. Но тем важнее «искусство памяти», поскольку оно означает способность удерживать традицию, фиксируя ее, а тем самым удерживать ключевые смыслы, давая им возможность прорасти вновь — в ином контексте, возможно, и в ином месте. Собственно, то, сколь мало и редко встречаются в отечественной гуманитаристике подобные практики запечатления своего недавнего прошлого, свидетельствует о ее печальном состоянии. Оттого столь важно предпринятое Таллиннским университетом совместно с Эстонским фондом семиотического наследия издание переписки Ю. Лотмана и З. Минц с Б. Егоровым, поскольку оно представляет собой уникальный опыт совмещения академического издания с личными комментариями одного из корреспондентов, Бориса Федоровича Егорова, позволяющими восстановить детали, обычно безвозвратно погибающие или, во всяком случае, с огромным трудом устанавливаемые комментаторами, — бытовые подробности, значение шуток и отдельных выражений, принятых и понятных только собеседникам.
Неизвестный текст стихотворения А. И. Полежаева «Гений»
Статья Юрия Лотмана.
В раннем творчестве Полежаева, в произведениях, написанных до роковой для поэта встречи с Николаем I (28 июля 1826 г.), исследователей чаще всего привлекали поэмы «Сашка» и «Иман-козел», проникнутые бунтарской и антиклерикальной тенденцией. Остальные произведения, относящиеся к этому времени, рассматривались значительно менее пристально. Этому способствовало то, что тексты стихотворений первого периода сохранились, видимо, далеко не полностью и в смягченном виде. Между тем без поисков утраченных и детального изучения дошедших до нас стихотворений не могут быть решены коренные вопросы творчества Полежаева в целом и в частности — вопрос о литературной традиции, на которую опирался поэт в начале своего творческого пути. Поэзия допушкинской поры, то есть первых лет XIX века, во второй половине 20-х годов еще была свежа в памяти читателей. Так, Дельвиг в 1830 году, цитируя в «Литературной газете» строку из стихотворения И. П. Пнина «Слава», не указывал ни источника, ни автора, так как читатель, видимо, в подобном комментарии еще не нуждался.
Лотман и структурализм: опыт невозвращения
Статья Дениса Соболева.
Я хотел бы начать эту статью от первого лица. Много лет назад мое увлечение филологией и культурологией в значительной степени началось с работ Юрия Михайловича Лотмана. И, если за эти годы я постепенно пришел к выводу, что тартуский структурализм был во многом основан на заблуждении, это понимание не было для меня легким. Тем не менее, несмотря на восхищение Лотманом как человеком и ученым, следует сказать столь однозначно, сколь это вообще возможно: языковая модель литературы — представление о литературе «как языке» — сколь бы привлекательной она ни выглядела, является ложной. Дело не только в том, что она оказалась неэффективной при рассмотрении многочисленных форм взаимосвязи между текстом и окружающим культурным и социальным пространством, и не только в ее неспособности обеспечить адекватную теоретическую основу при анализе огромного и разнородного материала, собранного исследованиями культуры в последние десятилетия. Существует и более глубинная причина, так сказать, логико-генеалогического свойства: серьезное возвращение к аргументам, некогда определившим обоснование лингвистической модели литературы, — не предпринимавшееся десятилетиями — показывает, что они не соответствуют выводам современного аналитического знания.