О «воскреснувшей эллинской речи»

В N 11 «Вопросов литературы» за 1976 год опубликована интересная статья С. Аверинцева «Славянское слово и традиции эллинизма». Не берусь, не являясь специалистом в области истории русского литературного языка, судить об ее основной концепции, которая, конечно, привлечет внимание исследователей, ближе меня знакомых с сущностью вопроса. Хотелось бы лишь позволить себе одно частное замечание.

Цитируя в начале статьи известный стих Пушкина:

Слышу умолкнувший звук

божественной эллинской

речи, –

С. Аверинцев называет его «решительно необычным» (в отличие от «довольно обычного», по его мнению, второго стиха этого двустишия) и делает вывод: «…Похвала эта мыслима отнюдь не во всякой национальной литературе. Едва ли, например, самый рьяный поклонник переводов и подражаний античным поэтам, принадлежащих Леконту де Лилю, попытался бы расслышать во французских словах «эллинскую речь». Уж если что слышится во французских словах, так это, конечно, латинская речь» (стр. 153).

Для того чтобы судить о том, прав или нет в данном случае исследователь, полезно напомнить, что отправным творческим импульсом для создававшего этот «решительно необычный» стих Пушкина была строка из французской трагедии Лагарпа «Филоктет» (приводим ее в несколько неточной – явно по памяти – цитации Пушкина):

…j’entends les doux sons de la langue Grecque

(«я слышу сладкие звуки греческого языка») Цитата эта запомнилась Пушкину: он привел ее во французском письме Н.