К. Кроо. Интертекстуальная поэтика романа И. С. Тургенева «Рудин». Чтения по русской и европейской литературе

Монография венгерской исследовательницы Каталин Кроо рассматривает интертекстуальные связи тургеневского романа с произведениями не только русской, но и зарубежной литературы. Как отмечает автор работы в предисловии, интертекстуальный слой «Рудина» весьма обширен, поэтому в данном исследовании рассматривается только один, но очень важный его сегмент, образующий в романе особого рода семантический сюжет, сосуществующий в виде комплекса мотивов наравне с сюжетом событийным. Его исходной ситуацией становится противопоставление мотивов слова как пустословия и слова как поступка, как дела, а результатом развития сюжета становится разрешение этого противопоставления, снятие противоречия между словом и делом Рудина. В процессе изменения семантического взаимоотношения слова и дела центральная роль принадлежит мотиву путешествия, пути, странствия, причем странствия в первую очередь внутреннего, душевного — ведь разрешение этой дилеммы должно произойти в первую очередь в сознании самого Рудина. Вводится этот мотив через интертекстуальные связи с пушкинским романом в стихах и комедией Грибоедова. Путешествие Онегина и странствия Чацкого становятся своего рода интертекстуальной матрицей, по которой движется развитие семантического сюжета «Рудина». Исследователь отмечает интертекстуальное влияние мифа об Орфее из «Метаморфоз» Овидия, рыцарских романов и столь важных для творчества Тургенева второй половины 1850-х годов произведений, как «Гамлет» и «Дон Кихот».

Но значение монографии Каталин Кроо состоит не только в пристальном интертекстуальном и текстуальном анализе. Еще одним немаловажным аспектом работы является выявление зачастую очень тонких структурных взаимосвязей первого романа Тургенева с произведениями русской и мировой литературы в исторической перспективе, а изучение взаимодействия различных интертекстуальных кодов внутри произведения вполне может стать базой для будущих исследований поэтики интертекстуальности. Стоит отметить, что результаты монографии приобретают особенный интерес, если рассмотреть «Рудина» в контексте историко-культурной ситуации своего времени — как одно из первых произведений русской литературы, где в центре внимания оказывается особый культурно-исторический тип личности — «человек сороковых годов». Само это словосочетание тогда еще не вошло в употребление, своеобразным культурным и языковым клише оно станет десятилетием позже, после выхода в свет романа Писемского «Люди сороковых годов». А в 1855 году, когда создавался «Рудин», только-только завершилось «мрачное семилетие», постепенно приоткрывались «умственные плотины», и в литературной, и в общественной жизни актуальной задачей становится поиск путей дальнейшего развития после вынужденной семилетней паузы, поиск своего рода точки опоры в предшествующей литературной и интеллектуальной традиции. И — чтобы понять себя, такими, какими они стали после «мрачного семилетия», — люди «пятидесятых» обращаются к опыту своих непосредственных предшественников — «людей сороковых годов».

В эти же годы начинает формироваться и само представление о поколении, вышедшем из философских кружков 1830-х годов и заявившем о себе в 1840-х как об особом личностном и поведенческом типе, но одновременно их наследие подвергается и критической рефлексии. В 1855 году еще казалось, что за словами не скрывалось никакого дела. Но итогом осмысления опыта поколения 1840-х стало представление о слове как поступке. Более того, как дело воспринимался сам тип поведения, ставший характерным для поколения. Наиболее отчетливо это представление выразилось в опубликованной Анненковым в 1858 году биографии Н. Станкевича, которого вполне можно назвать первым «человеком сороковых годов». Сходные мысли появлялись и в 1855 году. «О Грановском можно сказать, что он уже тем был полезен, что жил, и это не будет преувеличено, а как вдумаешься в эти слова, так ведь это величайшая похвала, какую можно сказать человеку!»¹- строки из письма, которое Некрасов написал В. Боткину, узнав о смерти Т. Грановского, человека, с фигурой которого впоследствии едва ли не в первую очередь будет связано представление о «людях сороковых годов». Нетрудно заметить, что траектория движения семантического сюжета, описанная в рассматриваемой нами книге, практически повторяет тот рефлективный сюжет, который во время написания романа разворачивался на уровне литературы в целом. И этим, как кажется, и важна работа Кроо: она добавляет к нашему пониманию тургеневского романа еще один немаловажный слой и уточняет понимание общекультурной ситуации в это очень важное для истории литературы время.

В. ЛАЗУТИН

1. Письмо В. Боткину от 8 октября 1855 года // Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем в 15 тт. Т. 14. Кн 1. СПб.: Наука, 1998. С. 231.[↩]