Подборка марта посвящена статьям о войнах: войне 1812 года, гражданской войне, войне в Алжире, Первой мировой войне и, конечно, Великой Отечественной войне. О войне вспоминают и пишут Василь Быков, Екатерина Новосильцева, Всеволод Иванов, Освальд Шпенглер, Владимир Познер и Лев Толстой.
«И был фронт, и была война, и был плен…» Беседу вел Иван Афанасьев
Беседа Ивана Афанасьева с Василем Быковым состоялась 13 мая 1988 года в Минском Доме литератора. С согласия Василя Владимировича она была записана на диктофон. Писатель и исследователь обсуждают нравственно-этические аспекты войны, а также делятся воспоминаниями о Великой Отечественной войне.
Война — пожизненная боль. Письма Василя Быкова Лазарю Лазареву (1960–2000-е годы). Вступительная статья И. Щербаковой, публикация и примечания — Е. Шкловской-Корди, И. Щербаковой
Предлагаемая читателю подборка писем Василя Быкова к Лазарю Лазареву — часть их большой переписки, которая продолжалась с середины 60-х годов вплоть до смерти писателя в 2003 году.
Все эти долгие годы их связывала самая тесная и «ничем не омраченная», как пишет Быков в одном из своих писем, дружба. Лазарев считал Быкова одним из самых значительных писателей «из так много давшего нашей литературе фронтового поколения», и, вероятно, не было ни одного его произведения, на которое Лазарь Ильич не откликнулся бы статьей или рецензией. А Быков относился к нему не только как к близкому другу, но и как к советчику, единомышленнику и «проницательному критику».
Отечественная война 1812 года в мемуарных записях Е. В. Новосильцевой
Екатерина Владимировна Новосильцева (1820–1885), публиковавшаяся под псевдонимом Т. Толычева, была известна как прозаик, публицист, переводчица, литературный критик. Новосильцева была первой писательницей, начавшей сбор устных воспоминаний о прошедших войнах. Ее энергичная собирательская деятельность объясняется веянием времени: поражение России в Крымской войне обострило общественный интерес к событиям прошлого. Вторая половина 1850-х — начало 1860-х годов характеризуется активизацией внимания к эпохе 1812 года. Это во многом было связано с осознанием того, что из жизни уходит поколение участников и очевидцев наполеоновских войн. Поиск и спасение затерянных мемуаров об этом времени осознается как задача высокого общественного значения.
Наталья Острейковская об интересной писательской судьбе Екатерины Новосильцевой.
Гражданская война в творчестве Всеволода Иванова 1920-х годов. «Были мужики — в красных и в белых. Над теми и над другими бабы плакали одинаково…»
«Говоря о враждебных произведениях, разрабатывающих с чуждых нам позиций тематику гражданской войны, нельзя обойти молчанием отдельные произведения», — писал в 1932 году советский критик С. Варшавский, имея в виду тексты Михаила Булгакова и Всеволода Иванова. Такая оценка применительно к творчеству писателя, традиционно считающегося автором классических произведений социалистического реализма на тему гражданской войны, может показаться странной. В конце 1920-х — начале 1930-х годов подобные высказывания не были единственными. В статье, посвященной повести Вс. Иванова «Гибель Железной», автор, скрывшийся за инициалами В. Е., недвусмысленно предупреждал: «Всеволод Иванов должен себе ясно отдавать отчет в том, что <…> дальнейшее следование по избранному им художественному пути раньше или позже превратит его, несмотря на исключительное художественное мастерство, в писателя, который в СССР нужен не будет».
Елена Папкова рассказывает о дальнейшей судьбе писателя и о гражданской войне в России.
Исторический контекст в художественном образе. Дворянское общество в романе «Война и мир»
Исторический анализ обычно бесполезно применять к произведению, автор которого описывает мир, отделенный от него временем или пространством. Ясно, что по незнанию, заблуждению или небрежности писатель может наделать ошибок. Указать на них нетрудно, но что докажет этим историк, кроме собственной эрудиции? Художник не ученый, художественная правда не равнозначна правде исторической. Вольности обращения с исторической истиной представляются в литературном произведении вполне правомерными, ибо автор описывает не столько то, что было, сколько то, что могло быть — или даже, как ему кажется, могло бы быть. Однако бывает, что писатель намеренно искажает прекрасно известные ему исторические факты, сознательно, целенаправленно видоизменяет, переворачивает их во имя собственного замысла. Так поступает и Лев Толстой.
В том, как и зачем он это делает, разбирается Екатерина Цимбаева.
«Война в настоящем ее выражении в крови, в страданиях, в смерти…» («Незамеченные» факты биографии Л. Н. Толстого)
В «Севастопольских рассказах» впервые в творчестве Л. Н. Толстого появляются ужасающие сцены лазарета, страшные картины на перевязочном пункте… Во всех трех рассказах эти сцены занимают одно из центральных мест и тяжелым «отпечатком жизни» остаются в душах и судьбах персонажей. Через посещение перевязочного пункта проводит Толстой читателей «Севастополя в декабре месяце»; в «Севастополе в мае» один из главных персонажей — князь Гальцин — впервые воочию сталкивается с войной, ненадолго зайдя в лазарет; Володя Козельцов, семнадцатилетний прапорщик, только что выпущенный из Дворянского полка в Петербурге и оказавшийся в осажденном Севастополе, свое настоящее знакомство с войной фактически также начинает с перевязочного пункта.
Какие факты в биографии Толстого повлияли на его творчество — разбирается Нина Бурнашева.
Первая мировая война и литература
В 1914 году Маяковский написал статью, подзаголовок которой звучит вызывающе: «Вравшим кистью». Досталось не только обывателям от искусства, но и мастерам — Репину, Верещагину, Васнецову: традиционные краски, утверждал Маяковский, бессильны передать ритм вздыбившегося, готового рухнуть мира. Легко упрекнуть совсем молодого тогда поэта в культурном нигилизме, но за крайностями эстетической полемики важно не упустить чрезвычайно важную позитивную идею: «Можно не писать о войне, но надо писать войною!» Надо, необходимо, оттого что разрывы снарядов под Антверпеном до неузнаваемости изменили облик Олонецкой губернии, и «тот не художник, кто на блестящем яблоке, поставленном для натюрморта, не увидит повешенных в Калише». Близкое будущее показало, сколь верна и актуальна была эта мысль. Большие и малые войны человечества оставили глубокий след в литературе. Но были частные сюжеты, пусть замечательно написанные (Ватерлоо в «Пармской обители»), отдельные книги, пусть выдающиеся, пусть даже эпохальные (прежде всего, конечно, «Война и мир»). Однако можно ли сказать, что, допустим, русская литература первой трети XIX века развивалась при свете Отечественной войны? Что французская или американская литература того же времени стала откликом, пусть сколь угодно неявным, на наполеоновские походы и войну за независимость? В XX веке ситуация совершенно переменилась. Первая мировая война породила уже не свод произведений, даже не творческое направление. Она наложила явственный отпечаток на всю многоязычную литературу мира, многое определив в ее дальнейшем развитии.
О Первой мировой войне рассуждает Николай Анастасьев.
Шпенглер и война (Историософское эстетство в свете современного опыта)я литературы sub specie Священной истории)
На Западе довольно давно сложилась традиция приучения публики к ядерной катастрофе. Традиция возникла уже в ходе Первой мировой войны. Основоположником этой традиции был философ, выработавший своеобразный — насквозь «эстетизированный» — тип видения всемирной истории, Освальд Шпенглер, автор порядком нашумевшей книги «Закат Европы».
Юрий Давыдов, пускай и несколько пропагандистским языком, пишет о восприятии философа в Советском Союзе.
Югославские литературы между войнами
Межвоенный период в развитии литератур народов Югославии долгое время оставался очень слабо изученным. Дело начало поправляться только в самое последнее время — появились и истории отдельных течений, и исследования творческого пути крупнейших писателей. Воссоздавалась картина литературных взаимоотношений Югославии с другими странами. Так возникли предпосылки для синтетического рассмотрения очень важного для югославских литератур периода. Удачная попытка такого рода — книга сербского ученого Слободана Марковича «Литературные движения и течения между двумя мировыми войнами».
О монографии пишет Галина Ильина.
Алжирская война, отраженная в книгах
«Начиная с лета 1958 года примерно в течение года я работал над книгой о войне в Алжире, — пишет автор статьи, — я упоминаю здесь об этом, чтобы объяснить, почему сегодня, когда война эта вступает в свой восьмой год, становясь самой долгой из войн, какие знал XX век, я испытываю потребность вернуться к этой теме. Мне не пришлось пересекать Средиземное море, но это сделали другие. Три недели потратил я на то, чтобы прочитать их книги, по большей части вышедшие в свет после моей. Еще недавно таких книг было немного, но теперь не проходит и недели, чтобы не появилась еще одна: это лишний раз подтверждает, что события в Алжире находятся в центре французской политической жизни».
Об интересных подробностях войны в Африке поведает писатель и журналист Владимир Познер.