Набоков и Берберова
Рассказ о Набокове — писателе и человеке — один из самых важных, интересных и цельных сюжетов книги Берберовой «Курсив мой». Из этих воспоминаний читатель имел возможность впервые узнать, как выглядел Набоков в 1930-е годы («Влажное «эр» петербургского произношения, светлые волосы и загорелое, тонкое лицо, худоба ловкого, сухого тела…»), как воспринимались его стихи и проза в эмигрантских литературных кругах, как проходили его публичные выступления в «старом и мрачном зале Лас-Каз» в Париже, не говоря о множестве других фактов и наблюдений. Однако фактическая достоверность, естественно, не исключает умолчаний и недоговоренностей, без которых не обходится ни одно мемуарное повествование. Подобного рода лакуны присутствуют и в рассказе Берберовой о Набокове. Об этом говорят документы из их архивов — и прежде всего их переписка друг с другом. Эти документы, разумеется, вкупе с «Курсивом» и рядом других материалов, позволяют восстановить — если не в полном, то в значительно большем объеме — небезразличный для биографий обоих писателей сюжет.
Именно этот сюжет подробно представляет Ирина Винокурова.
«Защита Лужина»: загадка героя и проблемы творчества
Алла Злочевская доказывает, что в романе «Защита Лужина» впервые у Набокова сформировалась трехчастная модель мироздания: реальность физическая, иррационально-мистическая, металитературная. Единство и взаимодействие составляющих ее уровней и формирует содержательный пласт произведения: в борьбе за героя трех сил мироздания решается его судьба.
«Детектив, воспринятый всерьез…» Философские «антидетективы» В. В. Набокова
Трудно вообразить явления более далекие друг от друга, нежели творчество Набокова и «шаблонная литературщина», хотя, если верить автору «Других берегов», в детстве он зачитывался произведениями корифея детективной литературы Артура Конан Дойла. Николай Мельников рассказывает, какие элементы и приемы классических детективов использовал в своих романах Набоков.
К. Чуковский и В. Набоков: фрагменты личных и литературных отношений
Отношения К. Чуковского и В. Набокова до сих пор мало освещены в специальной литературе. Еще меньше изучены их литературные взаимовлияния. Личная и художественная позиция каждого из писателей неумолимо должна была привести к столкновению мировоззрений. На материале дневниковых записей, писем, литературных произведений Набокова и Чуковского Игорь Пудиков прослеживает развитие их творческой полемики.
Псевдоединство младоэмигрантов: Гайто Газданов и Владимир Набоков
Писатели-младоэмигранты, на первый взгляд, составляют определенное единство и, соответственно, занимают общее место в истории русской литературы. Это единство уже не раз становилось предметом исследования и распространялось на самосознание поколения.
Однако Газданов в этих статьях отстаивал необходимость создания «литературы в ее не европейском, а русском значении» и вспоминал в связи с этим толстовское требование «правильного морального отношения к тому, о чем он пишет». Набоков же сознательно и последовательно отрицал допустимость подобных требований, создавал литературу в ее как раз западном значении и в конце концов вполне органично перешел в англоязычную словесность, став одним из предтеч постмодернизма.
Об этих и других отличиях рассказывает Сергей Кибальник.
Русский метароман В. Набокова, или В поисках потерянного рая
Виктор Ерофеев анализирует набоковского недоброжелателя, ревнивого и ревностного приверженца славных традиций русского классического романа XIX века и изучает, как он проявляет себя в таких романах Набокова, как «Дар», «Другие берега», «Приглашение на казнь», «Машенька», «Защита Лужина» и «Лолита». Исследователь изучает концепт потерянного рая и объясняет, как он видоизменяется у Набокова от романа к роману.
Владимир Набоков и русские поэты
Прозаик Набоков был всегда намного благодушнее к поэтам, чем к писателям. «Мое личное впечатление таково, что, несмотря на политические невзгоды, лучшая поэзия, созданная в Европе (и худшая проза) за последние двадцать лет, написана на русском языке», — сказано им еще в 1941 году.
Нина Хрущева рассказывает о том, как относился Набоков к русской поэзии и почему выделял лишь Мандельштама, Пушкина и Ходасевича.
Иррациональность жизни по шахматным законам
Дмитрий Муравский, изучив подробно жизнь набоковского героя с точки зрения психологии, определяет, что в эмоционально-волевой сфере сознания Лужина преобладал такой симптом, как ранний детский аутизм (РДА).
Рассматривая эту аномалию на примере Лужина, опираться следует на понятие «аутистической психопатии», которую впервые описал Г. Аспергер. В отличие от обычного РДА эта категория болезни подразумевает неординарное, фактически разумное поведение ребенка. Он самостоятелен в решениях, чувствителен к окружающей среде, оригинален в мыслительной деятельности. Таких детей не привлекает живое общение. Однако простейшие развлечения наподобие катания мячика дают им огромную свободу в их абстрактном мышлении.
Загадка Сирина (Ранний Набоков в критике «первой волны» русской эмиграции)
С 1926 года, когда в Берлине вышел его первый роман «Машенька», и до 1940 года, когда он уехал из Европы, чтобы превратиться вновь в Набокова и – одновременно – в американского писателя, Сирин неизменно поражал и читателей, и критиков (в этом они в первую очередь были единодушны) необыкновенной плодовитостью и разнообразием. Здесь «нет двух рассказов, написанных в одной манере», отмечал Г. Струве по поводу сборника «Возвращение Чорба»и далее продолжал: «Сирин никогда не находится во власти своих тем, он вольно и напряженно ими играет, причудливо и прихотливо выворачивает и поворачивает свои сюжеты». Эта исходная точка зрения в применении к сирийскому творчеству в целом становилась общей для критических выступлений – враждебных ли, благожелательных – в эмигрантской печати.
Олег Дарк рассказывает об отношении современников к раннему творчеству Набокова.
Современная любовь глазами автора «Лолиты»
Интервью, данное Владимиром Набоковым итальянскому журналисту Альберто Онгаро, где писатель Набоков рассуждает о современной любви, свободных отношениях, роли женщины в обществе и возможном матриархате, а также рассказывает, что после публикации его романа только собак стали называть Лолитами.