Иррациональность жизни по шахматным законам. На примере романа В. Набокова «Защита Лужина»

Аутизм и гениальность

Отходя от темы шахматных «катакомб» внутри романа и его целостной структуры, невозможно не обратиться к главенствующей фигуре на огромной игральной доске Владимира Набокова. Исследовав бесчисленное количество критики шахматного романа, любой читатель может сделать вывод: исток лужинской болезни, несомненно, лежит в его детстве. Однако усердно расшифровывая шахматные послания книги, многие набоковеды не придают особого значения психо-эмоциональному состоянию героя, его месту в обществе, манере мыслить.

Изучив подробно жизнь набоковского героя с точки зрения психологии, мы заключили, что в эмоционально-волевой сфере сознания Лужина преобладал такой симптом, как ранний детский аутизм (РДА)¹.

Рассматривая эту аномалию на примере Лужина, опираться следует на понятие «аутистической психопатии», которую впервые описал Г. Аспергер. В отличие от обычного РДА эта категория болезни подразумевает неординарное, фактически разумное поведение ребенка. Он самостоятелен в решениях, чувствителен к окружающей среде, оригинален в мыслительной деятельности. Таких детей не привлекает живое общение. Однако простейшие развлечения, наподобие катания мячика, дают им огромную свободу в их абстрактном мышлении.

По такому принципу аутизм Лужина нельзя назвать «рядовой» болезнью. Скудное проявление эмоций и нежелание влиться в круговорот социума нисколько не помешало мальчику достичь неимоверных высот в шахматном искусстве. Напротив, постоянное уединение давало время для изучения природы шахматных фигур.

Аутизм Лужина согласуется с гениальным аналитическим мышлением. Однако единственный живой интерес в Лужине вызывали только шахматы, и по мере роста этого интереса он все меньше нуждался в родительском внимании: «…мать привлекла его к себе, но он так напрягся, так отворачивался, что пришлось его отпустить». Упоминается также, что мальчик нередко проявляет бурную, почти яростную реакцию в момент разговора с родными: «…вдруг ни с того ни с сего раздавался другой голос, визжащий и хриплый, и, как от ураганного ветра, хлопала дверь», «Я его расспрашивала о школе <…> а потом, вот… как бешеный…» Подобные всплески агрессии и протеста распространены среди тех, кому свойственен РДА.

Можно провести четкую параллель между описанным поведением Лужина в детстве и симптомами, выявленными на протяжении многолетней врачебной практики. Во-первых, отсутствие фиксации взгляда, улыбки, каких-либо ответных эмоциональных реакций: «Он жадно смотрел на сына, который отклонял лицо…», «отец ничего не смел против его непроницаемой хмурости». Во-вторых, привязанность к незнакомым людям: «…недоставало тети и старика с цветами — особенно этого душистого старика, пахнущего то фиалкой, то ландышем…». В-третьих, устойчивые привычки, традиции в распорядке дня, страх каких-либо изменений: «Прежние осенние возвращения в город показались счастьем», «…неприемлемый мир, где будет пять уроков подряд и толпа мальчиков…». В-четвертых, плохая ориентация в пространстве: «Он быстро отпер дверь и в недоумении остановился. По его представлению, здесь сразу должен был находиться шахматный зал…». В-пятых, своеобразная реакция на свет, звуки и неизвестные предметы: «…Валентинов шагнул к Лужину с обаятельной улыбкой, — озарил Лужина, словно из прожектора…».

Естественно, что с возрастом аутистические наклонности в Лужине не исчезают, а принимают более мягкую однотипную форму. Корень болезни на сей раз прячется за ширмой шахматного сознания: интерес к жизни не проявляется, атмосфера абсолютного одиночества продолжает сгущаться. Впоследствии оказалось, что способный шахматист чуть ли не до сорока лет не посещал кинотеатры, не вступал в отношения с женщинами, не читал книг («…он эту внешнюю жизнь принимал, как нечто неизбежное, но совершенно незначительное»). Что или кто помог оживить в ребенке такой многообразный букет комплексов и страхов?

Первым сигналом тревоги была, конечно, разлаженность отношений внутри семьи. Двоякая роль тети в доме, от которой исходила даже материнская забота, отцовская скрытность, вызывающая тревогу жены.

Школа еще больше обострила чувствительность Лужина. Там, как и дома, все было чужим, беспокойным, шумным. Там начинался мир, населенный «неприятными субъектами», «дремлющими ужасами». В тот момент, когда мальчик больше всего нуждался в опоре, на горизонте появились шахматы как самое живое, трепещущее воплощение мира. Более того, благодаря им выявилась очередная особенность «аутистической психопатии» — непроизвольно повторяющиеся движения. Психологи установили, что дети с подобным заболеванием играют в одиночку, в обособленном месте («…он сел на поленья… так он просидел более двухсот пятидесяти больших перемен…»). К шахматам добавляются и другие типичные для аутиста занятия: живопись, любовь к географии. Немаловажен и стиль, в котором рисовал свои работы Лужин: мокрая акварель — нечто сумрачное, неустойчивое, текучее.

«Шахматное» мышление Лужина

Шахматы, пишет С. Губницкий, обладают огромным эмоциональным потенциалом, сравнимым с эмоциональным потенциалом музыки. Прежде чем перейти непосредственно к эмоциональной активности Лужина, следует взглянуть на умственную деятельность шахматистов в целом. По последним сведениям, средняя продолжительность жизни шахматиста гораздо больше в сравнении с другими людьми. Шахматы вынуждают игрока вести правильный образ жизни, совершенствовать мастерство. Этим и объясняется трепетная забота со стороны Валентинова, маниакально оберегавшего своего подопечного вплоть до ограничения его личных контактов. Однако Лужин, беспрекословно выполняющий наставления своего антрепренера и отказавшийся фактически от всех человеческих радостей, тем самым развил в себе привычку самоуничтожения, усыпления природной сущности: «…и в одежде своей, и в образе обиходного бытия он следовал побуждениям, очень смутным, ни над чем не задумываясь, редко меняя белье, машинально заводя на ночь часы, бреясь тем же лезвием…» Результат: тяжелая форма нервного срыва.

За последние 26 лет подобные душевные расстройства наблюдаются у многих шахматистов. Самым ярким примером является болезнь Стейница, который после 20 лет победных игр потерпел поражение во втором матче с Ласкером (Москва, 1896). После непредвиденного фиаско шахматист заболел, и через год ему поставили диагноз: прогрессивный паралич. Не удивительно, что стресс, вызванный проигрышем, повлиял на нервную систему и многие физиологические функции, доведя Стейница до могилы. Аналогичный плачевный финал терпит Лужин, погружающийся скорее в пучину безумия и потусторонности, чем в лапы физического недомогания.

1. Термин «аутизм» (от греч. autos — сам) был введен Е. Блейлером для обозначения особого вида мышления, для которого характерны, в первую очередь, отсутствие связи с реальной действительностью и озабоченность собственными переживаниями. [↩]