Зарубежные публикации русской литературы

Одним из самых радостных явлений перестройки стало обогащение русской литературы XX века произведениями, ранее в СССР не печатавшимися. Остававшиеся десятилетиями запрещенными имена таких русских писателей, как В. Набоков и Н. Гумилев, и такие произведения, как «Реквием» А. Ахматовой, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана или «Доктор Живаго» Б. Пастернака, наконец-то дошли до советского читателя, для которого они и были написаны. Публикации важнейших романов А. Платонова «Чевенгур» и «Котлован» не только расширили представление о нем – прежде всего они восстановили истинное лицо этого выдающегося писателя.

Идет процесс пополнения современной русской литературы. Пока он в большей степени включает писателей, подвергавшихся гонениям у себя на родине, чем выехавших за рубеж, скорее писателей первой волны эмиграции (в том числе В. Набокова, Б. Зайцева или А. Ремизова, а также Е. Замятина, которому Сталин позволил выехать в 1931 году), чем их соратников по перу, относящихся ко второй волне эмиграции (осевших на Западе во время второй мировой войны, как, например, Д. Кленовский), или эмигрантов третьей волны (И. Бродский, А. Галич и др.).

Собственно говоря, этот процесс уже идет, однако еще многое предстоит сделать, чтобы для советских читателей и ученых «белых пятен» в русской литературе не существовало.

Процесс заполнения «белых пятен» не является детищем перестройки. Он начался вскоре после смерти Сталина во времена так называемой «оттепели». Тогда литературе частично были возвращены Бабель, Кольцов, Зощенко и Ахматова, иными словами, как те авторы, которым террор стоил жизни и изгнания из литературы, так и те, кто стал жертвой духовного террора. Однако и во время «похолодания», после периода «оттепели», некоторые «белые пятна» на карте литературы были заполнены, например, благодаря включению в серию «Библиотека поэта» сборников М. Цветаевой (1965), О. Мандельштама (1973), М. Волошина (1977) и Вяч. Иванова (1976).

Но именно с момента перестройки процесс этот принял масштабный и обнадеживающий характер. Вспомним проникновенные выступления в печати Д. Лихачева, – со своим взволнованным словом он не раз уже обращался к современникам. Можно привести и другие примеры. Так, на первом авторском вечере Г. Айги, состоявшемся в начале прошлого года в ЦДЛ, Е. Евтушенко сказал: «Мы живем в эпоху возвращаемых потерь. Нам возвращается то, что нами было потеряно, то, что у нас было насильственно отнято, украдено. Не все этим довольны. Некоторые называют этот процесс возвращения некрофильством». Не только Е. Евтушенко и А. Вознесенский выступают против таких кощунственных выражений. Тот, кому близка русская литература как духовное явление мировой культуры, приветствует это возвращение.

Основой сегодняшнего процесса обогащения (речь здесь идет не только о возвращении) русской литературы в СССР является сознательное или неосознанное понимание того, что литература прежде всего определяется языком. Мы различаем русскую, немецкую и английскую литературы, потому что они созданы на этих языках: то, что было и остается само собой разумеющимся для литературы XIX века, должно относиться и к литературе века XX. Только после такого деления по языковому признаку можно говорить, например, о советской и зарубежной русской литературе, о литературе, одобренной или запрещенной цензурой. При этом отнести произведения к русской литературе довольно просто, но при попытке определить, на какие произведения распространяется понятие «советская литература», возникают сложности.

В 1951 году, когда вышел учебник русской советской литературы Л. Тимофеева, писатели И. Бабель, Н. Клюев, С. Клычков не относились к советской литературе и их имена в учебнике вообще не упоминались. (К сожалению, с подобным приходилось и приходится встречаться и раньше, и позже.) Однако и до своего ареста, и после реабилитации эти писатели были и остаются частью советской литературы. Проблема усложняется, когда нужно решить, относится ли данное конкретное произведение к советской литературе скажем, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына, «Котлован» А. Платонова, «Мы» Е. Замятина, «На этом береге высоком» Ю. Мориц, «Тишина» Г. Айги или «Про евреев» Б. Слуцкого. Как только вышли в свет книги В. Некрасова и А. Солженицына, они сразу же были признаны выдающимися произведениями советской литературы. Но после выезда за рубеж обоих авторов тотчас же попали в ряд запрещенных. Никогда до перестройки не издавались и лишь недавно были возвращены советской литературе романы Е. Замятина и А. Платонова. Чем же они являлись долгие годы, когда печатались на русском языке и в переводах за пределами Советского Союза? Советской литературой? Конечно же, нет. Антисоветскими пасквилями? Тоже нет. Но в любом случае они были русской литературой. Перечисленные выше стихи Ю. Мориц, Г. Айги и Б. Слуцкого ходили в самиздатовских копиях или публиковались на Западе. К какой же литературе их отнести?

Сегодня они считаются советской литературой и навсегда останутся русской литературой. Одно очевидно: понятие «советская литература» колеблется из года в год. Оно зависит от литературной политики, от литературной ситуации и других внешних причин. Но это внеязыковой принцип и; следовательно, с моей точки зрения, не может быть определяющим для литературы. Под понятием «советская литература» политически объединяются одобренная цензурой русская литература и множество нерусских литератур Советского Союза.

В данной же работе мы рассматриваем только русскую литературу и воспринимаем ее как единое целое, независимо от того, где и когда она публиковалась, где жил писатель, когда создавал и печатал свои произведения, независимо от того, является ли он сторонником или противником советской политической системы.

Во всех моих публикациях, посвященных русской литературе XX столетия, я постарался сохранить этот подход к русской литературе как к единому целому. Прежде всего это относится к моему «Энциклопедическому словарю русской литературы с 1917 года» (на немецком языке уже вышло два издания – в 1976 и 1986 годах; в 1988 году»Лексикон» вышел и на русском языке¹). Здесь в алфавитном порядке следуют имена Гранина, Гребенщикова, Грековой, Грибачева, Гроссмана, Губера, Гуля и Гумилева, и здесь я стремился дать эстетические оценки, невзирая на политические, в какие бы периоды последние ни давались. То же самое можно сказать и о моем справочнике «Классики русской литературы» ², где рядом с именами Пушкина, Ломоносова и Чехова стоят имена Ходасевича, Мережковского и Шмелева, рядом с Распутиным и Трифоновым – Солженицын и Бродский. Советский одноименный справочник 1953 года³ простонапросто вычеркивает из ряда классиков таких всемирно известных авторов, как Лесков, Тютчев и Достоевский.

Характерные именно для русских мысли и чувства нашли свое художественное выражение в произведениях таких эмигрантов, как Н. Евреинов или Б. Поплавский, О. Анстей или В. Синкевич, В. Бетаки и Е. Терновский. Произведения этих и других близких к ним авторов должны постепенно включаться и в советские антологии, истории литературы, сборники.

Большая заслуга славистов, работающих за пределами Советского Союза (прежде всего это относится к русским эмигрантам), состоит в том, что они очень многое сделали для сохранения того русского литературного наследия, которое десятилетия назад было приговорено в Советском Союзе к забвению и медленному угасанию. Только уважение перед огромным значением этих авторов для русской литературы и перед их вкладом в мировую литературу заставляло этих филологов собирать произведения, проверять тексты, изыскивать денежные средства и печатать собранное. При этом, как правило, не было возможности привлекать два столь важных для подобных изданий фактора, а именно – архивы и контакты с авторами, наследниками и специалистами на родине. Несмотря на это, вышло большое число серьезнейших и полезных изданий, были сохранены произведения, которые иначе бы канули в Лету, были проведены исследования – в результате история русской литературы была написана полностью, без «белых пятен».

Славистам на Западе хорошо известно, что их коллеги в Советском Союзе сталкивались почти с теми же трудностями, когда брались за ту же работу – издание русских писателей, чьи произведения не были доступны. Им также был закрыт доступ к архивам. Более того, советские филологи не вправе были издавать произведения в полном виде. Зачастую, и прежде всего по отношению к критически оцениваемым писателям, они не могли предоставлять тому или иному зарубежному исследователю имеющиеся в их распоряжении материалы и собственные знания, поступать согласно своей научной этике.

На Западе были подготовлены многотомные научные издания целого ряда авторов: Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Пастернака. В этой связи было важно собрать быстро разошедшиеся издания начала 20-х годов и отдельные журнальные публикации, сравнить редакции, дать необходимые комментарии.

В 1965 году вышел первый том двухтомника «Сочинения» Ахматовой. Но прежде чем в 1968 году смог появиться второй том, уже существовало исправленное и дополненное переиздание первого тома (1967). Подготовленное Б. Филипповым и Г. Струве двухтомное издание, общим объемом 1095 страниц, включало все доступное (стихи, прозу, варианты) и библиографию. Оно вышло в специально для подобных задач основанном издательстве «Международное литературное содружество» («Interlanguage Literary Associates») в Вашингтоне. Третий, дополнительный, том объемом 636 страниц увидел свет в 1983 году в Париже в издательстве «ИМКА-Пресс» («YMCA-Press»). В подготовке этого тома принимал участие и Н. Струве. Материалы биографии и письма придали этой книге особую значимость. Необходимость сохранения творчества Ахматовой возникла в 1946 году, когда писательница была исключена из Союза писателей СССР, ее сочинения запрещены, а сама она подвергалась отвратительным оскорблениям. Издательство имени Чехова в Нью-Йорке выпустило в 1952 году ее «Избранные стихотворения». Когда же с 1958 года творчество Ахматовой снова становилось все более доступным советскому читателю, запрещенные произведения входили лишь в западные издания: «Реквием» напечатан в «Товариществе зарубежных писателей» в Мюнхене (1963) и уже в следующем году последовал его немецкий перевод. Советский читатель вынужден был ждать это выдающееся произведение до 1987 года («Октябрь», N 3; «Нева», N 6), но в обоих случаях он так и не узнал, что «Реквием» уже двадцать лет не только распространялся самиздатом, но и издавался на Западе как на русском языке, так и в переводах.

Такое умалчивание деятельности западных славистов, эмигрантов и издательств, к сожалению, остается правилом и по сей день.

Собрание сочинений Н. Клюева стало первым в ряду крупных изданий, которые призваны по возможности полно охватывать творчество писателей, объявленных на родине вне закона. Б. Филиппов, писатель, поэт и литературовед, который после пятилетней ссылки в советских лагерях попал в конце второй мировой войны в Германию, уже там вместе в поэтессой О. Анстей начал собирать (чтобы позднее издать) произведения подвергшихся гонениям и расстрелянных литераторов. После его переезда в США (1950) первый двухтомник Клюева был готов. Он вышел в Издательстве имени Чехова. Затем в 1969 году в Мюнхене вышло второе, дополненное и с научной точки зрения улучшенное, издание («Сочинения»), которое он подготовил вместе с Г. Струве. Это сотрудничество одного из ведущих русских славистов первой эмиграции с Б. Филипповым, важнейшим издателем второй эмиграции, было прервано лишь со смертью Г. Струве. Что касается Клюева, то уже первое издание его сочинений было дополнено Б. Филипповым научными комментариями, составившими 100 страниц.

Четырехтомное Собрание сочинений Гумилева (объемом в 1800 страниц) Б. Филиппов и Г. Струве выпускали с 1962 по 1968 год в Вашингтоне. Как и все подобные издания, оно стало возможным только благодаря финансовой поддержке отдельных лиц или институтов. Тиражи этих книг за пределами СССР слишком малы, сбыт незначителен, чтобы они сами могли себя окупать. Работа литературоведов над подготовкой текстов Гумилева была, как, впрочем, и всегда, бескорыстным служением делу. Четырехтомнику Гумилева предшествовали примерно восемнадцать изданий поэта. Помимо отдельных берлинских изданий времен нэпа, в 1936 году (тоже в Берлине) вышла перепечатка «Чужого неба» со вступительной статьей Г. Иванова. В 1947 – 1948 годах В. Завалишин выпустил в Регенсбурге небольшое Собрание сочинений в четырех томах, которое заслуживает внимания лишь как эксперимент, так как предпосылки для научной работы в условиях послевоенного времени, в лагерях беженцев были крайне неблагоприятны. Издательство имени Чехова в 1952 году опубликовало неизвестные тексты Гумилева, в том числе «Отравленную тунику», которые собрал и сопроводил вступительной статьей Г. Струве («Неизданный Гумилев»).

Н. Оцуп, один из приверженцев Гумилева еще со времен «Цеха поэтов», эмигрант с 1922 года, основал парижский журнал «Числа», который заботился об эмигрантской молодежи. Оцуп бежал в 1942 году из немецкого концентрационного лагеря и вступил в итальянское движение Сопротивления. В 1951 году в возрасте 57 лет он защитил в Сорбонне докторскую диссертацию по творчеству Гумилева и опубликовал его «Избранное» (Париж, 1959). Конечно, только четырехтомное Собрание сочинений 1962 – 1968 годов действительно научно и выдвигает сложные текстологические проблемы. Невозможность получить доступ к архивам, находящимся в Советском Союзе, о чем сожалеют издатели Гумилева, является трагическим следствием зависимости литературы и научных исследований от политики. Здесь придется еще многое улучшить в интересах научно-исследовательской работы, в которой следует руководствоваться исключительно истиной.

Несмотря на многолетний запрет, Гумилев нашел на родине своих читателей, поклонников и исследователей. В 1975 году группа таких людей в Ленинграде попыталась получить официальное разрешение на празднование 90-летия со дня рождения поэта и на издание сборника его сочинений. Разрешение не было получено, но в 1976 – 1980 годах состоялись четыре неофициальных симпозиума, посвященных

Гумилеву, материалы которых частично собрал самиздат, и под титулом «Гумилевские чтения» они напечатаны в Вене⁴.

Извилистая, переменчивая и трагическая судьба Цветаевой отразилась в истории издания ее произведений после ее самоубийства в Елабуге в 1941 году. Последний перед эмиграцией поэтессы том ее стихов вышел в Москве в 1922 году, затем ее печатали в Берлине, Праге. В Париже Цветаева смогла опубликовать только одну книгу – «После России» (1928). Как и многие прежние ее издания, она была перепечатана фотомеханическим способом (Париж, 1976). Заслуга издания этой великой поэтессы принадлежит также Издательству имени Чехова: в 1953 году там вышел том ее прозы. Вскоре после этого в Советском Союзе в альманахах «Литературная Москва» (т. 2) и «Тарусские страницы», которые всегда противостояли цензурной политике, появились небезрезультатные попытки вернуть Цветаевой официальное признание. Они увенчались успехом: в 1965 году ее «Избранные произведения» вышли в серии «Библиотека поэта». С 1961 года советские и западные издания Цветаевой шли параллельно. Зарубежные издания, особенно многотомные («Избранная проза», Нью-Йорк, 1979; «Сочинения», М., 1980, то и другое в двух томах; «Стихотворения и поэмы» в пяти томах – с 1980 года выходит в Нью-Йорке и еще не завершено), являются более полными. Наряду с многочисленными архивными публикациями появились и монографии, посвященные Цветаевой. Например, С. Карлинского (Беркли, 1966, 1985) и М. -Л. Ботта (Франкфурт-на-Майне, 1984).

К числу важнейших достижений западной славистики относится также четырехтомное Собрание сочинений Мандельштама, вышедшее в свет под редакцией Г. Струве (т. 1 – 3, Вашингтон, 1964 – 1969) и Б. Филиппова (т. 1, 1967, т. 2, 1971; каждый во втором, дополненном издании) и в 1981 году в Париже в издательстве «ИМКА-Пресс». Затем следовал дополнительный том, выпущенный Б. Филипповым, Г. и Н. Струве. Это издание служит делу сохранения творчества выдающегося русского поэта, погибшего в советском лагере, и является незаурядным научным достижением.

Пример истории публикации одного стихотворения поможет понять те трудности, с которыми приходится сталкиваться в процессе работы. В журнале «Красная нива» за 1923 год (N 4) издатели обнаружили стихотворение «Пылает за окном звезда», подписанное О. Мандельштамом. Они напечатали его в первом томе (1964 и 1967). Но благодаря указанию Н. Мандельштам, сделанному ею в «Воспоминаниях» (Нью-Йорк, 1970), стало известно, что это стихотворение принадлежит перу С. Клычкова, а все специалисты, участвовавшие в подготовке текстов, считали, что проверка не нужна.

Помимо обычных филологических примечаний, издание содержало детальную библиографию и исследовательские статьи, занявшие сто тридцать книжных страниц. Западные публикации, целью которых было сохранить творчество О. Мандельштама, как и во всех приведенных выше случаях, начались с однотомного Собрания сочинений, выпущенного в 1955 году Издательством имени Чехова. Однотомник, как и многотомное издание, был подготовлен и отредактирован теми же учеными. Счастливым обстоятельством для исследователей творчества О. Мандельштама на Западе стала публикация мемуаров его жены – Н. Мандельштам («Воспоминания», 1970; «Вторая книга», 1972, и «Книга третья», 1987). Они были написаны в Москве и вышли в свет большими тиражами и на многих языках только благодаря парижскому издательству «ИМКА-Пресс» (в 1988 году начались публикации в СССР, – сошлемся на журнал «Юность» ⁵).

Для сохранения творчества М. Волошина также потребовалось научное издание, которое подготовили Б. Филиппов, А. Тюрин и Н. Струве. Двухтомник «Стихотворения и поэмы» (Париж, 1982, 1984), общим объемом 1100 страниц, явился результатом многолетнего и трудоемкого собирания материалов. М. Волошин скончался в 1932 году. В Советском Союзе его имя замалчивалось в течение десятков лет. После опубликования маленького стихотворного сборника в Берлине в 1923 году первым взял на себя заботу о наследии М. Волошина нью-йоркский «Новый журнал», напечатавший, например, «Дом поэта» в N 31 за 1951 год и «Святого Серафима» в N 72 за 1963 год. С 1961 года устремления западных и советских исследователей шли параллельно. В 1977 году в Малой серии «Библиотеки поэта» вышел том «Стихотворений». Однако он был не таким полным, как парижское издание с предисловием Э. Раиса, написанным в 1965 году. Библиография на ста сорока страницах, помещенная в нем, – самая подробная из имеющихся на сегодняшний день.

Интересна история, которая произошла с рукописью поэмы «Святой Серафим». В 1920 году М. Волошин как будто бы читал ее в Феодосии. Об этом слышал Ю. Терапиано до своей эмиграции из Советского Союза. Поэт из Феодосии П. Лампси спас поэму, увезя ее текст в Константинополь, где с помощью Терапиано снял с него две копии. Свою копию Терапиано передал в 1925 году Бальмонту, однако она ему не была возвращена. Где-то между 1932 и 1944 годами православный священник отец Иоанн (Шаховской, позднее архиепископ г. Сан-Франциско) получил в Берлине копию этой поэмы. Но его архив в 1943 году был частично конфискован гестапо, а в 1944 часть его погибла при бомбежке, и отец Иоанн считал, что копия навсегда утрачена. Каким-то удивительным образом в 1963 году вместе с другими материалами архива к нему вернулся и «Святой Серафим» Волошина. По этой копии была сделана публикация в «Новом журнале», и Ю.

1. Wolfgang Kasack, Lexikon der russischen Literatur ab 1917, Stuttgart, 1976; Wolfgang Kasack, Lexikon der russischen Literatur ab 1917. Erganzungsband, Munchen, 1986; его же, Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 года, Лондон, 1988.[↩]
2. «Der Klassiker der russischen Literatur», Munchen, 1986.[↩]
3. »Классики русской литературы», М. – Л., 1953. [↩]
4. »WienerSlawistischerAlmanach», Bd. 9, 1982. [↩]
5. Наши ссылки на советские издания отнюдь не носят исчерпывающего характера – и потому, что мы приводим лишь наиболее показательные примеры, и потому, что список публикаций в СССР постоянно пополняется.[↩]