«Загородите полю ворота!», или Как не должно трактовать «Слово о полку Игореве»

Статья С.Малевинского «Пиар по-древнерусски (Об идеологии и прагматике «Слова о полку Игореве»)», на мой взгляд, не заслуживала бы пристального внимания и обстоятельного разбора, если бы она не затрагивала действительно интересные и полные смысла проблемы. Это вопрос об интерпретации знаменитой и доселе загадочной древнерусской «повести»- «Слова о полку Игореве». И это более общий вопрос о том, какими могут быть герменевтические процедуры при изучении памятников книжности, в частности принадлежащих к древнерусской словесности, удаленных от нас, созданных в иную эпоху и отражающих иную ментальность- и потому являющихся для исследователя (осознает он это или не осознает) «чужими». В статье Малевинского эти проблемы не ставятся, а именно затрагиваются- по касательной и невольно. Но начать все же придется с оценки идей и наблюдений автора, претендующего изречь о древнерусской «песне» новое ученое слово.

Статья Малевинского построена, если характеризовать ее посредством метаязыка, принятого самим автором, в соответствии с четким «коммуникативным заданием». Вначале он объявляет об оригинальности собственного подхода. «Слово…» испещрено «фактологическими неточностями и смысловыми несуразицами», которые (в отличие от так называемых «темных мест»- неясных по смыслу и содержанию чтений, часто с нарушением грамматических норм) «чаще всего игнорируются и замалчиваются даже в самых дотошных изысканиях». Эту исследовательскую робость ученого сообщества Малевинский объясняет культурно-идеологическим охранительством: «Создается такое впечатление, что большинство пишущих о «Слове» сознательно стараются избегать «скользких» вопросов, могущих бросить тень на общепризнанный литературный шедевр, опасаются чем-то замутить чистый и ясный идеологический облик памятника». Таким образом, исследователи заподозрены в некоторой нечестности и недолжной ангажированности. Им также инкриминируется и слабое знание истории, препятствующее увидеть то, что открылось взгляду автора статьи: «С другой стороны, эта исследовательская робость может быть объяснена и недостаточным знакомством ученых-литературоведов с теми историческими событиями и политическими раскладами, которые имели место на Руси до и во время написания «Слова», слабым знанием отечественной историографии второй половины XII века».

Однако как раз «презентация» Малевинским своей концепции сама не свободна от хитроумной подмены: присутствие в тексте древнерусской «песни» «фактологических неточностей и смысловых несуразиц» сразу же постулируется, а не доказывается. Сильным «пиар-ходом» оказывается и «уличение» пишущих о «Слове…» в незнании древнерусской истории. Что, мягко говоря, неверно. Во-первых, осведомленность о сих «делах давно минувших дней» отнюдь не является особенным достоинством, поскольку почти вся аутентичная информация, имеющая отношение к герою «Слова…», новгород-северскому князю Игорю Святославичу, и к его эпохе, сохранилась на нескольких листах двух летописей- Ипатьевской и Лаврентьевской¹ и была уже изучена и вдоль, и поперек, и по диагонали. Во-вторых, суровый вердикт в адрес литературоведов- исследователей «Слова о полку Игореве» не подкреплен никакими реальными доказательствами: не названы ни имена, ни работы слабых в знании прошлого филологов. И не случайно: называть, если вести речь о профессиональных медиевистах, попросту некого. Писали и о «фактологических неточностях», и о «смысловых несуразицах». Хотя, действительно, не о тех, которые открылись взору автора статьи. Ссылки почитаю неуместными по простой причине: на один только библиографический перечень может уйти объем целой статьи. Что же до слабого знания истории, то более чем странно и неприлично было бы, например, уличать в нем таких филологов-литературоведов, как Д.Лихачев, А.Робинсон, Л.Дмитриев, О.Творогов, Л.Соколова. (По необходимости ограничиваюсь упоминанием лишь нескольких имен.) И, в-третьих, абсолютно неверен тезис о невнимании, проявленном по отношению ко второй половине XII века историками. Этот отрезок времени, естественно, подробно рассматривался в трудах- обзорах древнерусской истории домонгольского периода (С.Соловьев, М.Грушевский, А.Пресняков, Г.Вернадский и др.), в работах, посвященных отдельным княжествам и регионам (В.Мавродин и др.); неоднократно он становился предметом специальных исследований (назову только труды Б.Рыбакова и А.Горского). Я готов согласиться лишь с тем, что в научно-популярной и учебной литературе исторического характера это время отражено слабо, но какое отношение сей факт имеет к собственно ученым штудиям?

Не случайно Малевинский чурается ссылок на ученые сочинения: при такой методе поле исследования, им избранное, предстает воистину «незнаемым», девственно чистым². На память приходят строки такого известного и ответственного историка, как М.Блок: «Наше общественное мнение, отравленное догмами и мифами, даже когда оно не враждебно просвещению, утратило вкус к контролю. В тот день, когда мы, сперва позаботившись о том, чтобы не отпугнуть его праздным педантизмом, сумеем его убедить, что ценность утверждения надо измерять готовностью автора покорно ждать опровержения, силы разума одержат одну из блистательнейших своих побед. Чтобы ее подготовить, и трудятся наши скромные примечания, наши маленькие, мелочные ссылки, над которыми, не понимая их, потешаются нынешние остряки»³.

Впрочем, хотя автор статьи и ратует за обращение к «объективно-историческому аспекту исследования» «Слова…» и его эпохи, с фактами в статье дело обстоит не совсем благополучно.

Во-первых, допущен ряд фактических ошибок. Так, Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич разгромили половцев на Хороле не в феврале, а 1 марта 1885 года⁴, поход на Киев, в который был вовлечен Игорь Святославич, Андрей Боголюбский организовал не в 1168-м, а в 1169 году⁵. Утверждается, что «город Тьмуторакань с прилежащими территориями» был вотчиной черниговского княжеского дома «еще со времен Мстислава Удалого». Мстислав Мстиславич (ум. 1228) по прозванию Удатный и Удалой- князь Торческий и Торопецкий, позднее Новгородский, Галицкий- оказался смешан с Мстиславом Владимировичем (ум. 1036), братом Ярослава Мудрого, действительно княжившим и в Тмуторокане⁶, и в Чернигове.

Во-вторых, и это серьезнее, чем отдельные ошибки и неточности, Малевинский тенденциозно интерпретирует содержащуюся в летописях информацию. Доказывая особенные прополовецкие симпатии и «порочащие связи» Игоря Святославича со степняками, он замечает: «…Следует полагать, что матерью князя Игоря была не дочь хана Аепы, а какая-то другая женщина- возможно, вторая или даже третья жена Святослава Ольговича. Но и она была, скорее всего, половчанкой. Предполагать это можно исходя из того, что в Ипатьевской летописи хан Кончак, с которым воевал Игорь, назван его свояком». Но летопись совершенно недвусмысленно свидетельствует, что после предполагаемого брака с дочерью хана Аепы (1107) Святослав Ольгович в 1136 году женился вновь, на этот раз на новгородке некняжеского происхождения: «В то же лњто оженися Святославъ Олговиць в Новњгородњ, и вњнцася съ своими попы у святого Николы; а владыка Нифонтъ его не вњнца, ни попомъ, ни чернцмъ не да на свадбу ити, глаголя: «не достоить ти ея поняти»» (текст Новгородской первой летописи младшего извода по Комиссионному списку)⁷. Этот факт постоянно упоминается в литературе о «Слове…»⁸. Игорь Святославич, родившийся в 1151 году, никак не мог быть сыном Святослава Ольговича от половецкой княжны⁹. Правда, допустимо предположение, что Святослав Ольгович женился в третий раз и его супругой стала половчанка, но это предположение ни на чем не основывается¹⁰.

Обвиняя князя Игоря в бедственно закончившихся сепаратных действиях против половцев в 1185 году, из-за чего будто бы был сорван большой поход на степняков, задуманный Святославом Киевским, Малевинский утверждает, что новгород-северский князь бездарно растратил «наиболее боеспособные силы Южной Руси». Этой логики, говоря словами вещего Бояна, не понять «ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду». Ведь сам же автор статьи о «Слове…» как пиар-тексте считает Игорев поход 1185 года не более чем относительно незначительным набегом, и в этом он безусловно прав, хотя и не оригинален¹¹. Все войско под началом Игоря насчитывало от 4 до 9 тысяч ратников¹², в то время как объединенные силы, которые могли выставить Святослав Киевский и Рюрик Ростиславич, были существенно большими¹³. Показательно, что победоносный большой поход 1184 года на хана Кобяка и разгром отряда хана Кончака 1 марта 1185 года были совершены без участия как Игоря Святославича, так и родного брата Святослава Киевского- Ярослава Всеволодовича Черниговского; сил остальных князей оказалось для этого вполне достаточно.

Отрицательные последствия Игорева поражения в 1185 году автор статьи безмерно преувеличил. Оказывается, существовал грандиозный стратегический план Святослава Киевского и Рюрика Ростиславича, разрушенный бездумным и себялюбивым новгород-северским князем,- план, который бы навсегда освободил Русскую землю от половецких набегов: «В случае удачной реализации этого плана Русь надолго, если не навсегда, избавилась бы от половецкого кошмара. И свою существенную лепту в это благое дело должны были внести возглавляемые Игорем силы Северской земли. Но не внесли. Более того, спровоцировав своим походом последовавшее за ним половецкое вторжение, Игорь фактически сорвал запланированную Святославом и Рюриком летнюю кампанию, которая могла бы стать решающей в затянувшемся русско-половецком противостоянии».

Но даже Святополк Изяславич Киевский и Владимир Мономах, ходившие вместе с другими князьями на половцев в начале столетия большими походами¹⁴ и добившиеся блестящих успехов, не устранили этой угрозы. Вызывает недоумение, как на такой невероятный успех могли рВ историографии традиционно решающая роль в этих походах приписывается на основании известий «Повести временных лет» Мономаху, а не Святополку Киевскому. Однако «Повесть временных лет» отражает промономаховскую точку зрения, проведенную при редактуре более раннего текста. В действительности роль Святополка могла быть более существенной; см.: Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII вв. СПб.: Наука, 2003. С.164-165, 174, 177.ассчитывать южнорусские князья в 1185 году. И какими средствами можно было окончательно решить этот «этнический вопрос»: истреблением всех половцев, насильственным переселением, изгнанием из Степи? А ведь в эпоху «Слова…» «борьба велась очень оживленно <…> но она не была так энергична, как во времена Мономаха, движение Руси на степь не было так мощно, и результаты далеко не были так блестящи; походы русских часто имели характер набегов, подобно половецким, рассчитанных на быстроту и внезапность»¹⁵.

Другой красноречивый пример- неучастие Игоря в февральско-мартовском походе 1185 года- Малевинский тенденциозно объясняет стремлением сохранить союзнические отношения с Кончаком, с дочерью которого Игорь, очевидно, уже сговорил своего сына Владимира. Это предположение неоригинально: например, Рыбаков убежден, что летописец «пытается выгородить» князя Игоря, указывая на желание его принять участие в походе и на невозможность этого из-за погодных условий¹⁶. Игорь же, согласно свидетельству летописи, сказал посланцам Святослава Киевского: «Не дай Богъ, на поганыњ њздя, ся отрещи. Поганы есть всимъ намъ обечь ворогъ». Летопись свидетельствует, что Игорь «хотњ же њхати полемь перекъ возлњ Сулу», однако не смог из-за распутицы: «бяшеть серенъ великъ, акоже вои не можахуть зрњима переити дьнемь до вечера. Тњмь никуда же не може пути собњ налњсти њхати по Святославњ»¹⁷. Конечно, основание подозревать Игоря в лицемерии есть: с 1180 года Кончак был его союзником. Однако, во-первых, «превращение вчерашнего союзника во врага (и наоборот) <…> было распространенным явлением в ту эпоху ¹⁸, а во-вторых, ситуация была особенной: Кончак первый шел набегом на Русь. Время же сговора Игоревича и Кончаковны неизвестно. Так или иначе, знаменательно, что из двух равно возможных толкований автор статьи избирает неблагоприятное для героя «Слова…».

В конфликте с князем Владимиром Глебовичем Переяславским во время похода на половцев весной 1184 года Малевинский видит только одну виновную сторону- князя Игоря, оскорбившего переяславского князя отказом в праве идти со своим полком впереди остальных. О том, что, повернув вспять, Владимир Глебович вероломно напал на владения Игоря, исследователь умалчивает, зато новгород-северского князя подозревает в преступных действиях (возврат киевского войска) и бездействии (нежелание переправляться через реку для решительного удара по половцам). Почему Игорь решил отправить назад киевскую рать, неизвестно (возможно, это как-то связано с конфликтом с переяславским князем, которого киевляне могли поддержать). Но на каком основании не следует верить летописцу, что «бысть тоињ ночи тепло и дождь рамянъ, и умножися вода, и не бысть имъ куда перењхати»[19]¹⁹?

В стремлении дискредитировать, опорочить князя Игоря Святославича автор статьи прибегает к утверждениям, имеющим модальность, недопустимую в историческом дискурсе: он заявляет, что «в 1191 году Игорь с братом Всеволодом и тремя сыновьями Святослава предприняли поход на половцев, видимо, под давлением великого князя киевского». Но никаких свидетельств (даже косвенных) такого «давления» нет, и, вынося вердикт, следует руководствоваться принципом презумпции невиновности.

Приговор Малевинского беспощаден: оказывается, «непредвзятая оценка чисто фактической стороны дела <…> подводит нас к довольно однозначному и нелицеприятному выводу: вся военная и политическая активность Игоря на антиполовецком поприще может быть охарактеризована только как скрытый саботаж». Причем саботаж тщательно продуманный: «Игорь, формально принимая участие в общей антиполовецкой борьбе, реально делал все от него зависящее, чтобы свести эффект от этого участия к нулю. При этом каждый возглавляемый Игорем поход на поганых приобретал характер чистой демонстрации, осуществляемой только для того, чтобы, как говорится, пустить пыль в глаза тем, кто действительно стремился избавить Русь от половецкой напасти».

Но исторические свидетельства оснований для такой убийственной оценки князя Игоря не дают. Горский, скрупулезно рассмотревший летописные известия об Игоре, пришел к доказательному, на взгляд автора этих строк, заключению: герой «Слова…» «был несомненно видный деятель своего времени, неплохой полководец и смелый человек»²⁰. Конечно, Малевинский вправе иметь свое мнение о новгород-северском властителе, но ему следовало опровергнуть противоположный взгляд.

«Прополовецкая» политика князя Игоря истолковывается автором статьи как закономерное продолжение преступных деяний деда- Олега «Гориславича»##Малевинский повторяет без ссылок распространенное мнение о безусловном осуждении Олега «Гориславича» в «Слове…» (его наиболее ярким и ярым предшественником- приверженцем такой трактовки был Рыбаков): в «поэме» будто бы содержится «суровое осуждение <…> Олега Святославича, прозванного в народе Гориславичем за то, что первым начал использовать половецкие силы в междоусобной борьбе с другими князьями». Но прозвание Гориславича может объясняться не только как «принесший горе», но и как «претерпевший горе» (ср.: Робинсон А.Н. Солнечная символика в «Слове о полку Игореве»// «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. С.28, примеч. 56), и как «горящий славою» (см.: Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве» в контексте изучения древнерусской истории и литературы// Герменевтика древнерусской литературы. Вып. 11. М.: Знак, 2004. С.658-659). См. также: Соловьев А.В. Политический кругозор автора «Слова о полку Игореве»// Исторические записки. Т.25. М.: Институт истории АН СССР, 1948. С.88. По мнению Соловьева, отношение автора к Олегу «Гориславичу» неоднозначно, а его прозвание может свидетельствовать и о симпатии к князю. Мнение Соловьева должно было быть хорошо известно Малевинскому, так как отражено в «Энциклопедии «Слова о полку Игореве»» (см.: Прохоров Г.М. Олег (Михаил) Святославич// Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т.4. С.351).

О распрях во времена Олега и о бедствиях из-за них Русской земли (в том числе и от половцев) автор «Слова…» говорит, но не обвиняет именно Олега в наведении на Русь половцев, а деяния «Гориславича» объясняет уроном, нанесенным его чести,- «обидой». Битва русских князей между собой, описанная в «Слове…»,- сражение на Нежатиной Ниве 1078 года- горестное для Руси событие: «Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрњлы по земли сњяше»; «Тогда при Олзњ Гориславичи сњяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-божа внука». Но одновременно это и деяния храбрых князей, умножающих свою славу и платящих обидчикам за оскорбления. Дед Игоря- славный и мужественный воин, наводящий страх на соперников. Звон его славы слышал великий князь Всеволод, а сын его, известный воинской доблестью Владимир Мономах, «по вся утра уши закладаше въ Черниговњ». См.: Слово о полку Игореве. [Ироическая песнь о походе на половцов удельного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия, с переложением на употребляемое ныне наречие. М., 1800]. Снимок с первого издания гр. А.И.Мусина-Пушкина / Под ред. А.Ф.Малиновского. С приложением статьи проф. М.Н.Сперанского и факсимиле рукописи А.Ф.Малиновского. М., 1920. С.15, 16-17. Далее «Слово о полку Игореве» цитируется по этому изданию. Воспоминание о славной победе над ханом Шаруканом может для автора «Слова…» быть связано не с Мономахом, а с Олегом Святославичем, также участвовавшем в походе 1107 года. См. об этом и о семантике образа Олега Святославича в «Слове…» подробнее: Ранчин А.М. Вертоград златословный: Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях.

1. Правда, помимо этих летописных источников есть еще и уникальные известия, содержащиеся в «Истории Российской» В.Татищева, к которым с излишним доверием относились некоторые ученые, как, например, Б.Рыбаков. Однако в изложении событий горестного Игорева похода 1185 года автор «Истории Российской», как было давно установлено, следует Ермолаевскому и иногда Хлебниковскому спискам Ипатьевской летописи (и один раз, очевидно, Радзивилловской летописи, которая близка к Лаврентьевской), время от времени расцвечивая их свидетельства яркими узорами собственного изобретения. См.: Сазонова Л.И. Летописный рассказ о походе Игоря Святославича на половцев в 1185 г. в обработке В.Н.Татищева// ТОДРЛ. Т. 25.М.-Л.: Наука, 1970. Сазонова, впрочем, не решается отказаться от мысли об использовании Татищевым некоего несохранившегося дополнительного летописного источника, близкого к Ермолаевскому списку, но не обосновывает ее. Недавно же историк А.Толочко убедительно доказал, что никаких не дошедших до нас уникальных летописей у историографа XVIII века не было, не прослеживаются они и в повествовании о походе новгород-северского князя; см.: Толочко А. «История Российская» Василия Татищева: Источники и известия. М.: Новое литературное обозрение; Киев: Критика, 2005. Знаменательно, что Малевинский, упрекающий исследователей «Слова…» в незнании старинного прошлого, как основной источник сведений о русской древности использует именно «Историю Российскую» Татищева, ссылки автора статьи на летописи несоизмеримо более скупы. При этом в одном случае он принимает за уникальную информацию простую и грубую ошибку Татищева, давно выявленную учеными. Утверждение, что Игорь бежал из плена с четырьмя сопровождающими («сам пят»), играющее немаловажную роль в доказательстве автором статьи тезиса об организации «побега» Игоря Кончаком, представляет собой не что иное как неверно понятое Татищевым слово «пят» («пятница») из Ермолаевского списка Ипатьевской летописи. На этот курьезный пример давно обратил внимание Д.Лихачев: Лихачев Д.С. Изучение «Слова о полку Игореве» и вопрос о его подлинности// «Слово о полку Игореве»- памятник XII века. М.-Л.: АН СССР, 1962. С.65 (со ссылкой на устное указание С.Пештича). См. также: Сазонова Л.И. Писатели-историки XVIII века о походе Игоря// «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII веков / Отв. ред. О.А.Державина. М.: Наука, 1977. С.108.

   Другой случай неверной трактовки Малевинским летописного известия вслед за Татищевым- упоминание о «вьюге», которая якобы воспрепятствовала князю Игорю соединиться с войсками Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича, выдвинувшимися против половцев. Автор статьи доверчиво сослался на Татищева; между тем списки Ипатьевской летописи содержат чтение «серенъ великъ, якоже вои не можахуть зрњима переити дьнемь до вечера» (ПСРЛ.Т.2. М.: Языки русской культуры, 1998. Стб. 651, л. 223), очевидно не понятое историографом, воспринявшим сообщение как указание на метель, пургу, застящую взор. В действительности «серен»- это наст, подтаявший снег, и летописец сообщает не о вьюге, а о потеплении и таянии снега, из-за чего было невозможно «пройти то расстояние, которое можно окинуть взором». См. коммент. О.Творогова в изд.: Библиотека литературы Древней Руси. Т.4. XII век. СПб.: Наука, 1997. С.625; ср. толкование А.Орлова: «нетвердый наст» (ОрловА.С. «Слово о полку Игореве». М.-Л.: АН СССР, 1946. С.159-160).

   [↩]

2. Из девяти пунктов в библиографическом списке только два заняты исследованиями (все остальные- источниками). Одно из них- книга поэта О.Сулейменова (Сулейменов О.А. АЗ и Я: Книга благонамеренного читателя. Алма-Ата: Жазуши, 1975), очень низко оцененная профессиональными исследователями «Слова…». Непонятно, почему Малевинский ссылается на нее при интерпретации фрагмента «тъщими тулы поганыхъ тльковин» из сна князя Святослава, при этом неоправданно заменяя творительный инструментальный древнерусского текста на именительный падеж и превращая «тльковинъ» в субъект действия. Лексема «тльковины / толковины», которая, вероятно, действительно является тюркизмом, имеет несоизмеримо более убедительные разъяснения; см., прежде всего: Баскаков Н.А. Еще о тюркизмах «Слова о полку Игореве»// «Слово о полку Игореве»: Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. С.64; ср. несколько иное, но близкое определение значения лексемы в кн.: Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве» / Перевод с англ. А.А.Алексеева. М.: Наука, 1979. С. 146-150.

   Второе исследование- книга, написанная историком Б.Рыбаковым (Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М.: Наука, 1982). Однако в ней проблемы изучения «Слова…» лишь затрагиваются на нескольких страницах. Между тем Рыбакову принадлежат две фундаментальные монографии («Слово о полку Игореве» и его современники. М.: Наука, 1971; Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М.: Наука, 1972) и одна научно-популярная книга (Петр Бориславич: Поиск автора «Слова о полку Игореве». М.: Мысль, 1991), посвященные именно древнерусской «поэме». Основные идеи Рыбакова мне представляются спорными, а его подход к «Слову…» неправомерным, но это не снимает недоумения, вызванного «зияющими лакунами» в библиографическом списке Малевинского.

   [↩]

3. [Блок М.] Апология истории, или Ремесло историка / Перевод Е.М.Лысенко; Примеч. и статья А.Я. Гуревича. М.: Наука, 1986. С.52. [↩]
4. Ипатьевская летопись// ПСРЛ.Т.2. 1998. Стб. 637. Л. 223.[↩]
5. В Лаврентьевской летописи этот поход упомянут в годовой статье 6676 года, который соответствует 1168-му, как это и обозначено в издании текста, день и месяц взятия Киева не названы (см.: ПСРЛ.Т.1. 1997. Л.118об.-119). Из Ипатьевской летописи (где год взятия Кивева 6679/1171 проставлен неверно) известен точный день взятия Киева- 8 марта на второй неделе Великого поста (см.: ПСРЛ.Т.2. Стб. 545. Л. 194об.). Как заметил еще Н.Карамзин, это указание свидетельствует, что Киев был захвачен в 1169 году; см.: Карамзин Н.М. История Государства Российского в 12 тт. Т.2-3. М.: Наука, 1991. С.353, примеч. 424. После Карамзина эта датировка стала общепризнанной.[↩]
6. Я употребляю этот топоним в написании и грамматической форме, встречающейся в «Слове о полку Игореве» и- как один из вариантов- в «Повести временных лет». [↩]
7. ПСРЛ.Т.3, 2000. Стб. 209. Л. 104.[↩]
8. См., например: Яценко Б.И. Святослав Ольгович Черниговский// Энциклопедия «Слова о полку Игореве» в 5 тт. Т.4. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. С.278; Прохоров Г.М., Творогов О.В. Игорь Святославич// Там же. Т.2. С.236; Горский А.А. «Всего еси исполнена земля Русская…»: Личности и ментальность русского средневековья: Очерки. М.: Языки славянской культуры, 2001. С.12. [↩]
9. Впрочем, и утверждение, что первым браком Святослав Ольгович был женат на половчанке,- не более чем гипотеза, хотя она выдвинута задолго до Малевинского. Летопись сообщает, что Олег Святославич женил на половчанке своего сына, но не указывает прямо, что это был Святослав, Игорев отец: «Олегъ поя за сына Аепину дчерь, Гиргеневу внуку» (запись «Повести временных лет» по Лаврентьевской летописи под 6615/1107 годом- ПСРЛ.Т.1. Стб. 283. Л.96; ср. в Ипатьевской- ПСРЛ.Т.2. Стб. 259. Л. 97об.). Хотя мнение о женитьбе именно Святослава Ольговича на дочери половецкого хана подано как исторический факт в «Энциклопедии «Слова о полку Игореве»» (Яценко Б.И. Указ. соч. С.278; ср., например: Горский А.А. Указ. соч. С.12), некоторые осторожные историки справедливо оговаривают гипотетичность этого утверждения; см., например: Карпов А.Ю. Юрий Долгорукий. М.: Молодая гвардия, 2006. С.41. [↩]
10. Малевинский видит основание для такого предположения в именовании Игоря Святославича «свояком» Кончака в повести о походе Игоря на половцев в 1185 году по Ипатьевской летописи, однако это утверждение ошибочно. Игорь в ней назван «сватом» Кончака (ПСРЛ.Т.2. Стб. 644. Л. 225), а это именование давно разъяснено иначе и вполне убедительно как указание на помолвку или на более поздний брак Владимира Игоревича и Кончаковны; ср.: ТвороговО.В. Комментарии// Библиотека литературы Древней Руси. Т.4. С.625-626. [↩]
11. Горский аргументированно оценивает «акцию, организованную Игорем, как поход среднего масштаба: с одной стороны, он не был мелким набегом, с другой- уступал крупным военным предприятиям, таким как поход на Кобяка 1184 г.» (Горский А.А. Указ. соч. С.17).[↩]
12. См. обзор мнений: Бобров А.Г. Поход князя Игоря Святославича на половцев 1185 г.// Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т.4. С.161. [↩]
13. О численности войск русских князей в домонгольский период (с обзором и оценкой исследований) см.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М.: АСТ, 2004.С. 412-416; ср.: Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200-1304 / Вступ. ст. и общ. ред. А.Л.Хорошкевич и А.И.Плигузова; перевод с англ. В.В.Голубчикова. М.: Прогресс, 1989. С.125. [↩]
14. [↩]
15. [Грушевский М.] Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С.348. [↩]
16. См.: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Изд. 2-е. М.: Наука, 1993. С.504. [↩]
17. Ипатьевская летопись// ПСРЛ.Т.2. Стб. 637. Л. 223.[↩]
18. [Горский А.А.] Указ. соч. С.20.[↩]
19. Ипатьевская летопись// ПСРЛ.Т.2. Стб. 629. Л. 220об.[↩]
20. [Горский А.А.] Указ. соч. С.23. Здесь же — детальное рассмотрение биографии Игоря, подтверждающее эту оценку. [↩]