Загадка ТШ

В течение ряда лет мы занимаемся исследованием творчества поэта, ворвавшегося в литературу под загадочной подписью «ТШ». Как удалось выяснить, за этими двумя буквами скрывается весьма одаренный поэт, мыслитель, прозаик Тихон Шумилкин. Желая отличиться от всех других поэтов, он предпочитал подписывать свои публикации инициалами, что, несомненно, затруднило изучение его творчества. Один из друзей ТШ писал в своей неопубликованной рецензии на первую книгу поэта: «Тихон Шумилкин удачно лег в наш литературный процесс». Все так! Но до сих пор среди исследователей творчества ТШ идут споры о том, как лег Тихон Шумилкин в литературный процесс – вдоль или поперек?

Нами приобретена часть будущего литературного наследства ТШ. Поэт был – и остается – человеком нерасчлененного мышления. Он не может, не в состоянии отличить свое от чужого. Иногда чужие тексты проходят в его сознании путь адаптации, причем такой, что они, эти тексты, становятся собственностью его натуры.

«Все не мое есть мое!» – прочли мы в его записной книжке. С одной стороны, это кредо вызывает уважение, с другой – возражения. Мы нашли в его записной книжке и другой афоризм: «Все лучшее из написанного принадлежит народу, а все общенародное, разумеется, принадлежит мне».

Истоки нерасчлененного сознания ТШ лежат в древности, в традиции устной литературы, когда личность автора растворялась в личностях многих. Понимая это и стремясь создать собственную школу поэзии, ТШ оставил рукописи, записные книжки, тезисы докладов и т. д., что и составляет сегодня лабораторию его творчества.

Исследование творчества ТШ только начинается. Лично мы встретились еще и с таким затруднением: в одних случаях поэт называет имена авторов стихов или переводов, которые он освоил (см. заметки о поэзии Блаке), в других случаях ТШ не называет имен, то есть чужое произведение присвоено до последней запятой!

И приходится искать, перечитывать горы литературы, смотреть журналы, еженедельники, чтобы идентифицировать поэзию Тихона Шумилкина с известными авторами, печатающимися в периодике, издающими книги. Кое-что нам удалось найти. Все тексты, которые ТШ освоил, были в свое время опубликованы в разных городах, в различных изданиях. Поэтому мы печатаем их здесь курсивом. В остальном же публикуемые ниже произведения поэта не выделяются каким-либо видом шрифта, это – доподлинный Тихон Шумилкин.

И еще одно замечание: работая над архивными материалами, мы вдруг усомнились в смерти ТШ. Умер ли в самом деле Тихон Шумилкин? (О его кончине сообщалось в прессе.) Не мистификация ли это и если мистификация, то ради чего?Один из ответов на эти вопросы мы знаем. ТШ хотел продвинуть в печать свои неопубликованные произведения, он хотел, чтобы как можно скорее появились воспоминания о его жизни и творчестве, наконец, он мечтал о том, чтобы само имя – Тихон Шумилкин – стало знаменем литературной смены.

Тихон ШУМИЛКИН

ВИЛЛИАМ БЛАКЕ В НЕСРАВНЕННОМ ПЕРЕВОДЕ ТШ

На обложке книги написано: Виллиам Блаке. Кто такой? Никогда не слышал. Однако напечатано. В духе прогресса. В предисловии сказано, что этому самому Блаке «выпало жить в эпоху, когда круто менялся привычный порядок вещей» ¹.Если порядок менялся во времена Блаке (1757 – 1827), то, я думаю, он меняется и по сей день, причем меняется до неузнаваемости.Неузнаваемость – вот основное качество переводческой работы! (Странно, что издательство сопроводило переводы Блаке его оригинальными стихами на оригинальном языке.) И без оригинала видно, что переводили Блаке на русский язык люди знающие. Кое-что из переводов я использую в своей работе. Ну, хотя бы это:

БЕЗУМНАЯ ПЕСНЯ

В клоках небосклон

Студеный и лютый.

Коснись меня, Сон,

Печали распутай!

Но щурится заря

Восток животворя,

Щебетание утренних птах

Занялось в небесах.

Ив пологугрюмый

В шатер небоската

Летят мои думы,

Печалью чреваты,

Смущая ночи слух,

– И взоры солнцу застя,

И вселяют безумную ярость

В бушеванье ненастья.

Как морок, плыву

Ив туче рыдаю,

Я ночью живу –

Наутро истаю,

К востоку спиной повернусь.

Приманкой его не прельщусь,

Ибо свет обжигает мой мозг,

Как расплавленный воск.

Последние восемь строк Блаке переведу прозой:

– Подобно злому духу в туче, стенаю от скорби, после ночи я все собой заполняю и с ночью исчезну; я обращаюсь спиной к востоку, откуда льются к нам утешения; потому что свет озарил мое сознание, все заполнил своей неистовой болью.

У Блаке что-то очень путанно. Толкуют об его втором смысле, а, на мой взгляд, так второй смысл надо не вытаскивать из Блаке, а зарывать к чертовой бабушке! Нам надобно собственное понимание смысла!

А вот его песни Неведения и Познания.

С дудкой я бродил в лесах,

Дул в зеленое жерло.

Вижу: с тучки в небесах

Свесилось дитя мало…

Это мне нравится. Это нужно освоить. Маленький шедевр. Спросите: можно ли дуть в жерло? А попробуйте, и все станет ясно. Спросите: какое наклонение «дитя мало»? А подумайте, и тоже станет ясно. Есть же у Пушкина А. С. «гремит музыка полковая»!

Ах, вот еще один маленький шедевр из этой же книги, тоже в духе прогресса:

Тернием колет Роза, строга

Овечка, грозя, подымает рога…

Хорошие стихи. Пригодятся. Овечка с рогами. Какое глубокое осмысление, своеобычное!

Пора раскрыть мой собственный метод освоения иностранного наследия.

У Виллиама Блаке имеется стихотворение «Заблудившаяся девочка». Там звери – кроткие твари. Как в раю. И заблудившуюся девочку принимают как своего детеныша. На мой взгляд – никакого перца. Заблудившаяся девчонка – кому это интересно? Вот «заблудшая дочь» – это уже кое-что! Кто теперь поверит в то, что царь и царица зверей проявляют прямо-таки родительское отношение к ребенку?

В своем переводе я намекаю на любовные отношения львов и этой начинающей девицы. Тут я даю крупный подтекст, в духе прогресса. Лев и львица целуют девочку, снимают с нее одежду. У этого Блаке – лев облизал заблудившуюся, у меня – лобзал.

Львица у Блаке распустила ее одежды, а у меня – смелее! – раздела девочку… Тем более стихи эти из цикла «Песни познания».

1. Примечание публикаторов: Тихон Шумилкин держал в руках книгу Уильяма Блейка, изданную не так давно в Москве.[↩]