Верность предмету исследования
И. Эвентов, Лирика и сатира, «Советский писатель», Л. 1968, 374 стр.
Новая книга И. Эвентова называется «Лирика и сатира». Это, однако, не означает, что автор задался целью теоретически осмыслить данную проблему, рассмотреть специфику лирики и сатиры, показать соотношение этих двух категорий. Автора рецензируемой работы теоретический аспект проблемы не интересует. В поле его зрения, как и прежде, – творческая практика советских писателей. Название же книги объясняется тем, что она состоит из двух разделов, в первом из которых собраны статьи критика о поэзии (преимущественно о лирике), а во втором – о сатире.
Разделы эти приблизительно одинаковы и по объему, и по принципам составления. Оба они открываются статьями, посвященными взглядам Горького на поэзию и на сатиру (одна из них так и называется «М. Горький и советская поэзия»; вторая, озаглавленная «Презрение к злу», затрагивает тему «М. Горький и советская сатира»). Оба включают в себя как выступления проблемно-обзорные, рассматривающие произведения определенных литературных жанров, так и очерки «персональные», анализирующие творчество отдельных писателей. Наконец, в обоих разделах, наряду со статьями, уже публиковавшимися в периодике и дополненными для настоящего издания, есть и такие, которые напечатаны впервые.
Следует сразу же сказать и еще об одной черте, характерной для всего сборника: внимание автора сосредоточено как на советской классике, так и на произведениях современной нашей литературы. При этом, обращаясь к классике, И. Эвентов стремится ставить такие вопросы, которые и ныне звучат актуально. Рассматривая же литературные новинки, критик их как бы «поверяет» опытом искусства, уже вошедшего в наш «золотой» фонд.
Анализируя «лирику», И. Эвентов прежде всего обращается к творчеству наиболее выдающихся наших мастеров.
О Горьком и Маяковском написаны, как известно, целые горы исследований. Казалось бы, трудно сказать о них что-то свежее, свое. Однако И. Эвентов умеет найти такой поворот темы, благодаря которому открывается еще один аспект творческой деятельности этих художников.
Так, например, влияние Горького на нашу прозу, драматургию, публицистику прослеживалось не раз. А вот о том, какую роль сыграл писатель в развитии нашей поэзии, почти не говорилось. И. Эвентов посвящает этому вопросу специальную статью, и многое в ней оказывается весьма любопытным. Автор рассказывает об отношении Горького к Маяковскому, Есенину, Тихонову, Пастернаку, Багрицкому, Асееву, Сельвинскому и многим другим советским поэтам, приводит важнейшие суждения писателя по проблемам развития поэзии и говорит о том, как осуществляются горьковские заветы современными поэтами.
В другой статье сборника – «Поп или мастер?» – И. Эвентов показывает, как решал Маяковский проблему общественного призвания художника, раскрывает смысл этой лаконичной формулы, украшавшей в конце 1926 года афиши публичных выступлений поэта. Доклад Маяковского на данную тему, с которым он не раз выступал в различных городах страны, к сожалению, не сохранился. Однако И. Эвентов приводит репортерские отчеты о выступлениях поэта, публиковавшиеся в ряде местных газет, и на их основе воссоздает главные положения доклада. Так перед читателем раскрывается еще одна страница творческой деятельности поэта.
Есть поучительные наблюдения и в других статьях, посвященных «лирике». Короче говоря, первый раздел сборника имеет не меньшее право на внимание читателя, чем второй.
И все же мне в данной рецензии хотелось бы более подробно остановиться на том разделе книги, который затрагивает проблемы сатиры. Почему? Да потому, что сатира – особенно советская сатира – до сих пор исследуется у нас явно недостаточно. И. Эвентов же принадлежит к тем немногим литературоведам, которые занимаются изучением советского сатирического искусства систематически и целеустремленно. Его перу принадлежат статьи по вопросам развития советской сатиры, рецензии на отдельные произведения писателей-сатириков, а также монографии о сатирическом творчестве В. Маяковского, Д. Бедного и М. Горького («Маяковский-сатирик», ГИХЛ, 1941; «Демьян Бедный», Гослитиздат, 1953; «Жизнь и творчество Демьяна Бедного», «Художественная литература», 1967; «Сатира в творчестве М. Горького», «Советский писатель», 1962). Подобную верность предмету исследования, разумеется, нельзя не приветствовать.
В рецензируемый сборник вошло пять статей критика о сатире. Три из них – «Презрение к злу», «Смех – признак силы» и «О стихотворной сатире» – относятся к числу тех, которые принято именовать проблемно-обзорными; две – «Публицист и сатирик» и «Судьба писателя» – представляют собой творческие портреты Михаила Кольцова и Михаила Зощенко. Впрочем, и в этих последних статьях И. Эвентов стремится к проблемности. Вот почему вроде бы совершенно «разнотипные» работы критика хорошо «ушиваются» под одной крышей, взаимно дополняя друг друга.
И. Эвентов верен своему постоянному интересу к современной «текущей» сатирической литературе. Литература эта, как известно, почти не изучается; в периодике нашей редко-редко встретишь не только статью о современной сатире, но даже и рецензию на сатирическую книжку. Между тем произведения-то сатирические все же появляются. Как плохие, так и хорошие. И остаются в буквальном смысле слова «вне критики».
И. Эвентов пытается в своих работах в какой-то степени восполнить этот пробел. В каждой из проблемно-обзорных статей он ставит сразу несколько вопросов, касающихся различных сторон развития современной сатиры, и упоминает множество сатирических произведений последнего времени. Решения при этом критик намечает, как правило, верные, плодотворные. Однако по-настоящему углубиться в какой-либо из поставленных вопросов автору просто не удается: ведь своей очереди уже ждет другая, не менее важная проблема.
Так, например, в статье «Смех – признак силы» критик затрагивает следующие вопросы: о соотношении реального и воображаемого в сатирическом образе, о мере «обнажения» в характере его отрицательных черт, о гиперболе и гротеске, о «взаимодействии» положительного с отрицательным и т. д. и т. п.
Начиная первую главку этой статьи, посвященную вымыслу в сатире, И. Эвентов пишет: «Есть произведения, в которых многое кажется условным и неправдоподобным. В то же время это произведения остросовременные, в них ставятся наболевшие вопросы общественной жизни» (стр. 250).
В этой связи критик останавливается на пьесе Д. Аля и Л. Ракова «…Опаснее врага» и высказывает ряд интересных соображений о ее художественном своеобразии. «Острота и сила пьесы в том и состоит, – отмечает И. Эвентов, – что она показывает вероятные действия в невероятных обстоятельствах, что типичное мы угадываем в явно придуманном и совершенно условном» (стр. 251).
Несколько ниже, раскрывая «диалектику» вымысла и реальности, автор подчеркивает, «что если «борьба с дураками», объявленная Шпинатовым и возглавленная Допетровским, – чистейшая фантазия, то борьба с самими шпинатовыми и допетровскими – большая общественная задача» (стр. 252).
Все это совершенно верно. Однако явно недостаточно для того, чтобы считать проблему вымысла в сатире решенной. Между тем автор уже торопится «закруглиться». Один небольшой абзац он посвящает «Созвездию Козлотура» Ф. Искандера; еще в одном перечисляет «Божественную комедию» И. Штока, «Волшебники живут рядом» А. Хазина, «Съеденный архипелаг» Л. Лагина и ряд других произведений, в которых сильны элементы фантастики и условности, после чего следует вывод: «То, что у нас появились произведения сатиры, в которых условность, гротеск, преувеличение поставлены на службу реалистическому творчеству, помогают бороться с общественным злом и утверждать моральные принципы коммунизма, – новое и весьма отрадное явление в литературе» (стр. 253).
Явление это действительно отрадное. Но разве можно сказать о нем, что оно «новое»? Разве условность, фантастика, гротеск не были присущи еще произведениям Маяковского, Булгакова, Шварца и ряда других наших писателей-сатириков?
Вопрос о вымысле в сатире, об условности, фантастике, гротеске в современной сатирической литературе, несомненно, «тянет» на самостоятельную статью, а то и на целую серию статей.
Вероятно, было бы неверно адресовать И. Эвентову те упреки, которые надлежит предъявить всей нашей критике. И все-таки факт остается фактом: многопроблемность статей, вошедших в рецензируемый сборник, нередко оборачивается недостаточно углубленной разработкой затронутых вопросов; а совершенно естественное стремление автора охватить как можно больше сатирических произведений последнего времени приводит к своего рода «уравниловке», когда и о совершенно проходных вещах, и о книгах действительно интересных говорится одинаково бегло.
Удивляет порой и некоторый разнобой в самом критерии требований, предъявляемых к различным писателям. Так, например, анализируя пьесу Д. Аля и Л. Ракова «…Опаснее врага», И. Эвентов весьма решительно высказывается против тех ее элементов, которые являются данью перестраховке. По мнению критика, «сатира прозвучала бы сильнее», если бы в пьесе не были расставлены «защитные» вехи, предупреждающие о том, что порок будет наказан, институт расформирован, а Допетровский низложен. «Все это до такой степени очевидно, – пишет И. Эвентов, – что не нуждается в аншлагах. Поэтому монолог Допетровского, звучащий как самообличение мерзавца, должен был завершать собою комедию» (стр. 252).
Тем критикам и читателям, которые не считают это очевидным, И. Эвентов разъясняет: «Может быть, «опасно» оставлять последнее слово за отрицательным персонажем? Но кому не ясно, что последнее слово скажет сам зритель? Мы ведь всегда исходим из того, что зритель дальновиднее и умнее обличаемых в пьесе людей. Смех зрителя – свидетельство превосходства его. И лучшее доказательство силы, которой обладает наше общество в борьбе с носителями зла» (стр. 252).
Правильны ли эти упреки? Да, правильны. Справедливо ли рассуждение критика? Безусловно!
Но это справедливое рассуждение И. Эвентов как бы забывает, анализируя произведения Зощенко. Статья «Судьба писателя» поначалу привлекает стремлением автора дать объективную картину сложного творческого пути Зощенко. И. Эвентов напоминает о тех обвинениях, которые предъявляли критики писателю, и показывает неосновательность иных из них.
Однако отведя от сатирика одни упреки, автор книги вместо них выдвигает другие, порой столь же неубедительные. И. Эвентов пишет: «Исходя из правильной посылки, что «мещанство у нас еще сильно» и что с ним надо бороться, художник не сумел показать в своих произведениях, что явление это исторически обречено, что мы способны его победить. Разумеется, нельзя было требовать от писателя-юмориста, чтобы он «уравновесил» нарисованную им картину изображением тех социальных и нравственных сил, которые противоположны мещанству. Мы далеки от подобного рода догматических требований. Но мы полагаем, что в самом юморе художника, в его авторском сарказме, в избранной им «точке» изображения должно было чувствоваться то, что сделало бы его работу более полноценной и более значимой социально» (стр. 322 – 323).
Думается, что в данном случае критик – увы! – все-таки весьма близок как раз к требованиям «догматическим». По крайней мере М. Горький, пристально следивший за творчеством Зощенко, ни в чем подобном его не упрекал. «…Юмор ваш я ценю высоко, – заявлял он в письме к Зощенко от 13 октября 1930 года, – своеобразие его для меня – да и для множества грамотных людей – бесспорно, так же, как бесспорна и его «социальная педагогика» 1.
И. Эвентов приводит эти слова Горького, однако смысл их перетолковывает в духе тех упреков, которые сам предъявляет Зощенко.
Рецензируемая книга не свободна и от некоторых других недоработок.
Вызывает, например, недоумение какая-то странная непоследовательность в самом «аппарате» книги: в одних случаях автор дает ссылки на источники приводимых им цитат, в других – нет. Чем объясняется такой разнобой – непонятно. Оборачивается же он прискорбно: известные слова Гоголя («…чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было между прочим совершенная истина» 2) оказываются приписанными… Пушкину (стр. 332).
Нередки в книге и стилистически? накладки.
«Весьма досадно встречать в произведениях сатиры тяжелые, чуть лп не канцелярские обороты речи…» – пишет И. Эвентов и приводит примеры, весьма убедительно доказывающие справедливость этой мысли. Но ведь столь же досадно встречать канцеляризмы и в рассуждениях о сатире. В рецензируемой книге приведенная выше фраза следует за таким оборотом: «В целом, однако, поэты наши в неполной мере владеют искусством смешного» (стр. 358). Полный перечень подобного рода канцеляризмов, к сожалению, был бы довольно велик: «…Поэты слабо приумножают наши песенные богатства» (стр. 43); «В целом, однако, работа пародистов оставляет желать много лучшего» (стр. 370) и т. п.
Верность автора предмету своего исследования, повторяю, заслуживает всяческой поддержки. Думается, однако, что предмет этот требует изучения коллективного. Надо надеяться, что выход в свет новой книги И. Эвентова будет способствовать пробуждению более пристального интереса к современной советской сатире.