Великий мыслитель XVIII века
Иоганн Готфрид Гердер, Избр. соч., составитель, автор вступительной статьи и примечаний В. М. Жирмунский, Гослитиздат, М. – Л., 1959 (серия «Памятники мировой эстетической и критической мысли»), 390 стр.
«Что сказать о культуре, которую принесли в Ост- и Вест-Индию, народам Африки и на мирные острова южного полушария испанцы, португальцы, англичане и голландцы? Разве не вопиют все эти страны больше или меньше о мщении? Тем более что они ввергнуты на необозримый срок в непрерывно растущие гибельные бедствия… Наша часть света должна бы называться не самой мудрой на земле, а самой дерзкой, назойливой, торгашеской; не культуру несла она этим народам, а уничтожение зачатков их собственной культуры, где и как только возможно!» Эти гневные слова против колониализма, не утратившие своего значения для нашего времени, произнесены более 150 лет тому назад Иоганном Готфридом Гердером, которого немецкий народ чтит в одном ряду с великими просветителями XVIII века – Лессингбм, Кантом, Шиллером и Гёте.
Круг его интересов был необычайно широк: философия, теория искусства, история, языкознание, устное народное творчество и, разумеется, все богатство мировой литературы от Гомера до его современников. Немногие из мыслителей избирали предметом исследования историю культуры в целом, как это сделал Гердер.
Гердер входит в историю мировой культуры как провозвестник многих идей, которые были развиты и продолжены последующими поколениями философов и поэтов. Гёте как-то сказал Эккерману по поводу Канта: «Он влиял и на вас, хотя вы и не читали его». Еще в большей мере эти слова могут быть применены к наследию Гердера.
Гердер выдвинул понятие народности в литературе. Он одним из первых среди европейских мыслителей привлек внимание к сокровищам устного народного творчества. Он нанес наиболее ощутимый и непоправимый удар по нормативной эстетике. До Гердера немецкие, эстетики много спорили, что считать нормой в искусстве. Готшед ориентировался на французских классицистов, его противники – на Мильтона. Винкельман видел единственное средство стать неподражаемым – это подражать грекам. Даже великий Лессинг не смог преодолеть метафизического подхода к явлениям культуры прошлого: возвышая Шекспира, о» унижал Корнеля и Вольтера только потому, что для него был неприемлем классицизм как метод. Гердер выдвинул новый аспект в суждении о всех явлениях мировой культуры – оценивать каждое из них на той почве, на которой оно возникло.
Историзм Гердера был во многом еще наивным, в нем было больше предвидения и гениальных догадок, чем доказательств, но» это было эпохальное открытие, направившее эстетическую мысль по совершенно новому, еще не изведанному пути. Эту заслугу Гердера выразительно определил Отто Гротеволь в своей юбилейной речи о Гёте: «Гердер ищет закон развития человеческой культуры и открывает, что народ является источником всякой культуры. Человеческая история перестает быть басней. В его представлении она становится частью истории природы, она вырастает из естественных условий, которым «подчинена всякая жизнь в ходе вечного прогресса от низших форм бытия к высшим» 1.
Немецкая литература конца XVIII – начала XIX века вобрала в себя многообразие идей Гердера, и вскоре они стали достоянием всех европейских народов, но чаще всего через посредство других писателей и теоретиков. Вот почему имя Гердера за пределами Германии всегда звучало менее громко, чем оно этого заслуживало. Передовые люди России, пристально следившие за культурным развитием других народов, высоко оценили наследие Гёте и Шиллера, изучали немецких романтиков и Гегеля, но Гердер не занял такого места в их литературных интересах. В первой половине XIX века, когда был переведен почти весь Шиллер и стали популярны многие произведения Гёте, Гердер был представлен на русском языке одной книгой (изданной в 1828,году).
Любопытно, что в конце 80-х годов XIX века на русском языке была издана в переводе с немецкого двухтомная монография Р. Гайма о Гердере, но сочинения самого писателя по-прежнему оставались русскому читателю почти неизвестными.
В советское время в серии книг «Всемирной литературы» в 1922 году вышел «Сид» Гердера, да в разное время появились отрывки в журналах и хрестоматиях. Но это были лишь небольшие фрагменты из наследия великого немецкого писателя и мыслителя.
Только теперь этот пробел в русской библиотеке зарубежных классиков в известной мере восполнен интересным однотомником избранных сочинений И. Г. Гердера.
В сборник включены важнейшие статьи, в свое время вызвавшие целый переворот в литературных вкусах и взглядах и оказавшие решающее влияние на формирование творчества Гёте и всего движения «Бури и натиска»: «Шекспир», «Об Оссиане и о песнях древних народов», а также ряд работ, посвященных народной песне.
Составитель не имел возможности опубликовать полностью крупные труды Гердера как по вопросам эстетики («Критические леса», «Каллигона»), так и по философии истории и общим проблемам просветительской идеологии («Идеи о философии истории человечества», «Письма для поощрения гуманности»). Но все они представлены в книге выразительными отрывками.
В большой вступительной статье В. Жирмунского впервые на русском языке дается обстоятельная характеристика творческого пути Гердера и анализ основных его произведений. В статье прослеживается развитие философских, общественных, эстетических и историко-литературных взглядов Гердера, многосторонне оценивается вклад немецкого мыслителя в разные области филологии: языкознание, фольклористику, шекспироведение. Особый интерес представляет анализ «Каллигоны». В статье отмечается историческое значение полемики Гердера против Канта, которая в буржуазном литературоведении обычно оценивалась односторонне, с позиций Канта. В. Жирмунский учитывает новые работы о Гердере, вышедшие в ГДР.
Как известно, крупной заслугой литературоведения ГДР явилось исследование прогрессивной основы мировоззрения Гердера, его передовых философских, социальных и политических позиций, тех сторон его деятельности, которые искажались буржуазными учеными.
Нельзя, однако, не отметить, что в этой борьбе за Гердера литературоведы ГДР нередко допускали известную прямолинейность, безоговорочно подчеркивая материализм Гердера и несколько выпрямляя его сложный творческий путь. Это относится, в частности, к работам Г. Бегенау, в целом много сделавшего для популяризации наследия Гердера2 Исследователь не учитывает, что сама по себе материалистическая позиция (восходящая к Спинозе) не означает абсолютного превосходства в развитии эстетической мысли над Кантом, Шиллером и в особенности романтиками, которые во многих случаях обнаруживали более диалектический подход к явлениям искусства. Бегенау не видит того, что романтизм был новым важным и плодотворным этапом в развитии эстетической мысли, а главное, что романтики во многих основных моментах продолжали Гердера. Отрицание этой преемственной связи у Бегенау по: существу ограничивает значение Гердера.
В связи с этим хочется отметить, что статья В. Жирмунского свободна от подобных полемических крайностей. В частности, автор статьи диалектически рассматривает роль Гердера в становлении романтизма отмечая, что вслед за Гердером и Гёте «немецкие романтики раздвигают горизонты литературы» (стр. LVIII).
Очень тонко, тактично и вместе с тем исторически справедливо в статье говорится о тех разногласиях, которые возникли между Гердером, с одной стороны, и Гёте и Шиллером – с другой, и о критическом отношении Гердера к веймарскому классицизму, хотя некоторые идеи Гердера (например, оценка им античного искусства) сближали его с этой эстетической системой.
В целом этот интересный сборник, несомненно, привлечет внимание всех, кто серьезно интересуется историей эстетики, и поможет восполнить существенный пробел в ее изучении. Труды Гердера должны занять достойное место в русской библиотеке памятников мировой эстетической мысли.