Единство мысли
Мухтар Ауэзов, Мысли разных лет. Исследования. Статье, Алма-Ата, 1959, 555 стр.; на казахском и русском языках.
В книге Мухтара Ауэзова «Мысли разных лет» отражается самое существо процесса формирования единой многонациональной литературы социалистического реализма. В разные периоды авторская мысль обращалась к основным проблемам ее развития – проблемам народности, реализма, культурного наследия, взаимосвязи и взаимовлияний братских литератур, становления и развития жанров и стилей, многообразия и мастерства, В книгу вошли и работы, начатые еще в 20-х годах (исследование о «Манасе») и написанные в самые последние годы (статья о сорокалетии казахской советской литературы), но ее отличает глубокое внутреннее единство и целеустремленность. Она вдохновлена идеей дружбы народов, заботой о том, чтобы успешно и многообразно развивалась советская литература, чтобы все народы нашей родины наиболее полно и глубоко раскрыли свои национальные богатства, внесли свою долю в общую сокровищницу искусства коммунизма. Первая часть книги состоит из работ, написанных на казахском языке, вторая – на русском, но принципы и объекты исследования в обеих частях те же.
Это прежде всего жизнь и творчество Абая, составляющие главную тему и Ауэзова-художника. В статьях «Жизнь и творчество Абая», «Идейно-культурные искания Абая», «Великий сын народа», «Как я работал над романами «Абай» и «Путь Абая» основоположник казахской реалистической литературы предстает не только как великий человек и художник своего времени. В лице Абая воплощено исторически обусловленное прогрессивное стремление казахского народа, Идущего через братское единство с другими народами к большой общечеловеческой культуре, гуманизму. Так литературоведение становится для М. Ауэзова оружием борьбы за идейное и художественное совершенствование современной литературы. Абай Кунанбаев показан в его неоспоримом значении для идейной борьбы сегодняшнего дня, для развития казахской общественной мысли и литературы социалистического реализма. Автор раскрывает творческие связи Абая с русской классикой и революционно-демократической мыслью, анализирует идейно-художественные принципы его работы, показывает его непримиримую борьбу с панисламизмом и пантюркизмом, с «лоскутностью», скудостью мысли прославленных певцов патриархальщины. М. Ауэзов как бы прочерчивает тот единственный путь, на котором и современного нам писателя ожидают истинный творческий успех и народное признание. И если Абай, а зачастую и другие казахские классики-просветители, такие, как Чокан Валиханон и Ибрай Алтынсарии, присутствуют в статьях о советской литературе («Октябрь орени»), то проблемы творчества советских писателей составляют неотъемлемую часть идейной концепции работ об историческом значении Абая и других просветителей («Традиция русского реализма и казахская дореволюционная литература»).
Широкое интернациональное братство – главный принцип успешного развития литературы, которую М. Ауэзов рассматривает как часть общенародного исторического творчества.
«В прошлом такие великие деятели национальных культур, как Абай Кунанбаев в Казахстане, Тукай в Татарии, Ахундов в Азербайджане, ясно понимали историческую связанность судьбы их народов с революционно-демократической Россией, – пишет М. Ауэзов. – Они первые глубоко осознали, что приобщение к великой русской культуре, следование великим русским реалистам – непременное условие идейно-художественного развития всех национальных литератур народов России. Учебу на образцах русской классической литературы, у представителей передовой демократической мысли в России они рассматривали как свою важнейшую историческую задачу. В обращении к великому наследию русской культуры, в пропаганде этой культуры в среде народа они видели свою историческую миссию. В этом очень ярко и убедительно выразилось величие этих передовых людей своего времени.
И сегодня, как и тогда, вопрос об освоении наследства русского реализма стоит для нас не только как, вопрос литературного совершенствования, мастерства, а как вопрос верной исторической ориентации нашей литературы на самое передовое, высокоидейное искусство мира, как вопрос верной ориентации и в своем классическом наследстве» (стр. 434 – 435).
Этому теоретическому положению М. Ауэзов верен и в своей творческой практике художника. Его четырехтомная эпопея об Абае и в своей идейной целеустремленности, и в образной структуре созвучна принципам, выдвинутым автором в его важнейших литературно-критических работах о великом казахском писателе.
Цитированное положение становится также основой для суждений М. Ауэзова о фольклоре, которому посвящен ряд трудов в первом разделе (о сказках, о популярнейших лиро-эпических сказаниях – Козы-Корпеш и Баян-Слу и Кыз-Жибек, о песенных состязаниях-айтысах, об айтысах Джамбула), и большое исследование о киргизском эпосе «Манас» – во втором. Для казахского и в особенности киргизского народов, письменная литература которых относительно молода, наследие устного народного творчества представляет сугубую ценность. Без глубокого изучения фольклора невозможно до конца понять своеобразия формирования реализма в этих литературах, тем более что такие формы фольклора, как айтыс или, например, народная импровизационная песня, бытуют и развиваются до сих пор в тесном взаимодействии с письменной литературой.
Бережное, уважительное и вместе с тем взыскательное отношение, с каким автор относится к произведениям казахского и киргизского фольклора, свидетельствует о творчески воспринятых принципах критиков – революционных демократов и казахских просветителей. И, если Чокан Валиханов первым сделал запись отрывков из киргизского эпоса «Манас», то М. Ауэзов создает уже большое, обстоятельное и многостороннее исследование о нем, раскрывая историческое значение, происхождение, структуру, образную систему, языковую стихию этого памятника. М. Ауэзову принадлежат убедительно доказанные соображения Относительно того, что «Манас» возник в девятом веке, в период так называемого «киргизского великодержавия». Автор подкрепляет свой вывод расшифровкой спорного вопроса о том, какой именно город подразумевается под «Бейджином», на который батыр Манас совершает свой великий поход («чон-казат»). Доказывая, что это отнюдь не Пекин, покоренный среднеазиатскими кочевниками лишь при Чингизе, когда и сами киргизы оказались покоренными его войсками, М. Ауэзов расшифровывает Бейджин как Бей-Тин – столицу уйгурского царства, взятую киргизами с бою в 840 году. Решительная защита национального культурного памятника киргизского народа ведется М. Ауэзовым не только средствами прямой полемики, горячей публицистики. Путем глубокого научного исследования он выявляет народную основу «Манаса», его высокую культурно-историческую и художественную ценность. Труд М. Ауэзова открывает конкретные пути воссоздания единого народного варианта этого эпоса на основе тщательного изучения всех его записей (составляющих в общей сложности миллион строк!), отбора и публикаций всего народного, подлинного, имеющего непреходящую идейно-художественную ценность.
В статье о казахской литературе, написанной к сорокалетию Октября, значительное место уделяется критике декадентских течений начала века, раскрывается значение, которое имел для развития новой, социалистической культуры непосредственный переход казахского общества от феодализма с сильными пережитками патриархальщины к социализму. В этой сравнительно небольшой работе в тезисной форме впервые в истории казахской литературы дается конкретное и четкое определение места и значения в литературном процессе ее основоположников – Сейфуллина, Джансугурова и Майлина.
Книгу Ауэзова характеризует многообразие жанров: от большого монографического исследования до маленького наброска, эссе, от литературного портрета до статьи, вводящей в творческую лабораторию автора, или полемического письма. Но, сколь ни разнообразны все эти работы по форме и назначению, все они объединяются одним общим качеством – присутствием целеустремленной, ищущей мысли.
Так, например, краткий популярный очерк на русском языке «Жизнь и деятельность Абая», написанный с максимальной общедоступностью, содержит важные положения о народности искусства, включающие элемент качества, перспективу развития художественного творчества. Автор пишет, что творения Абая «народны, потому что возвращают народу взятые у него ценности возросшими, обогащенными тем, что необходимо народу, что будет им усвоено» (стр. 430). В трехстраничной заметке об идейно-культурных исканиях Абая найдем точное в своем лаконизме определение философии Абая и глубокую трактовку вопроса творческой учебы, а в полемическом письме литературоведу Малику Габдуллину – острую постановку актуальных проблем развития казахской литературы. Состав разделов, напечатанных на казахском и на русском языках, не случаен. В большей части статей первого раздела вопросы разрабатываются подробнее, здесь имеются в виду читатели, уже осведомленные в вопросах казахской литературы. Некоторые статьи русского раздела как бы более популярны. Если в первом разделе специальные статьи посвящены отдельным эпическим произведениям или формам народного творчества (айтысам, например), то во втором разделе (статья «Проблемы изучения истории казахской литературы») проблемы фольклора трактуются в ряду с другими вопросами литературного наследства. Здесь же частично излагаются и проблемы, затронутые в статье о сорокалетии казахской советской литературы, но только в общезначимом для всех народов нашей страны аспекте. Вопросы же, имеющие специфически казахстанский характер (например, трактовка своеобразных элементов декаданса в творчестве М. Жумабаева), опущены. «Манас» исследуется многосторонне и полно, как явление общесоюзного значения. Хотя в основном с таким принципом распределения материала и можно согласиться, все же вызывает сожаление, что русскому читателю останутся недоступны такие значит тельные, интересные работы, как большое исследование об Абае, открывающее казахский раздел, или статья о пути казахской советской литературы, его замыкающая. Можно пожалеть также, что автор не включил в раздел, написанный на русском языке, ряд своих статей по вопросам развития советской литературы в целом. Опирающиеся на материал пяти-шести литератур (в том числе и русской), они печатались в разное время в «Литературной газете».
Книга носит название «Мысли разных лет», но, к сожалению, статьи не датированы, и это приводит подчас к недоразумениям. Например, замечание на стр. 473 – 474 о том, что крупнейшие советские писатели насчитывают 20 – 25 лет литературного труда, может ввести в заблуждение читателя, не осведомленного о том, что сейчас их «творческий стаж» определяется добрым сорокалетием.
Не всегда можно согласиться также с перечислительным принципом сообщения различных имен, при котором идейно-творческое лицо того или иного деятеля культуры иной раз становится для русского читателя неясным. Так, например, акыны, поставленные рядом как выдающиеся поэты XVIII и XIX веков, во многом отличны и по своей общественной позиции, и по виду творчества (см. стр. 470).
В равной мере вряд ли целесообразно перечисление без всяких комментариев как бы в одном ряду прогрессивных друзей казахских просветителей таких разных по своим устремлениям деятелей, как, например, петрашевец Дуров и педагог миссионерского толка Ильминский. Стремление к лаконизму, которое составляет одно из достоинств книги, оборачивается иногда недоговоренностью.
Можно предъявить также претензии к самому тексту, стилю статьи «Проблемы изучения истории казахской литературы», который местами осложнен сугубо научными терминами и оборотами, а порою отяжелен громоздкими фразами.
Однако язык и стиль этой статьи не характерны для книги в целом, равно обращенной и к специалисту-литературоведу, и к широкому читателю, любящему литературу. Книга написана живым, образным и одновременно точным языком. Она хорошо читается, и в этом также ее неоспоримое достоинство,
«Мысли разных лет», принадлежащие большому художнику и вдумчивому ученому, искренне озабоченному успешным развитием родной литературы, должны заинтересовать и широкого советского читателя, и писателя, и исследователя-специалиста.