Великая культура маленького народа
М. И. Стеблин-Каменский, Культура Исландии, «Наука», Л. 1967, 183 стр.
До самого последнего времени история и культура Исландии оставались почти совершенно неизвестными русскому читателю. Книг но истории Исландии, да и Скандинавии вообще, у нас ив было, немногие дореволюционные переводы произведений древнесеверной литературы давно сделались библиографической редкостью. Такие несравненные шедевры исландской литературы, как песни о богах и героях, саги и поэзия скальдов, были неведомы не только рядовым читателям, но даже и литераторам. Ныне положение меняется. В 1956 году мы получили объемистый том «Исландские саги», содержащий четыре наиболее известные саги; в 1963 появился полный научный перевод на русский язык древнеисландских песен о богах и героях – «Старшая Эдда». «Виновник» этих интереснейших изданий – крупный лингвист и литературовед, руководитель единственной в Союзе кафедры скандинавской филологии М. Стеблин-Каменский, автор книг и статей по истории скандинавских языков и древнеисландской литературе. В вышедшей в научно-популярной серии новой книге, посвященной культуре Исландии, М. Стеблин-Каменский обобщает результаты многолетних своих исследований. Эта книга представляется мне образцом научно-популярной литературы: нисколько не жертвуя научностью в пользу доходчивости, автор нашел живую форму, позволяющую ему заинтересовать и неспециалистов. Анализ разных видов исландской литературы переплетается с экскурсами в историю создавшего эту литературу, народа и живыми зарисовками неповторимой природы острова Северной Атлантики.
Большая привлекательность книги заключается в том, что ученый видит в научной популяризации благоприятную возможность сосредоточиться на сущности интересующих его проблем. Сведя научный аппарат к подробной библиографии, автор, но отвлекаясь в сторону, развертывает важнейшие проблемы истории и культуры Исландии. И поэтому книгу в равной мере с пользой для себя прочтут и специалист, и всякий интересующийся историей культуры и литературы.
Книга полемична: опираясь на лучшие достижения мировой скандинавистики и развивая их, она вместе с тем бросает вызов антиисторическим и модернизаторским тенденциям в науке. Эпиграфом к примечаниям (надо заметить, что эпиграфы, подобранные автором к каждому разделу, сами по себе большое украшение его книги) М. Стеблин-Каменский выбрал слова крупнейшего собирателя и знатока исландских рукописей Ауртни Магнуссона: «В мире так повелось, что одни пускают ошибки в оборот, а другие стараются потом устранить эти ошибки. Таким образом, всем находится дело». Этой судьбы не избежала скандинавистика, и М. Стеблин-Каменский без всякого ложного почтения к грудам ученых трактатов убедительно демонстрирует стерильность традиционализма в науке и опасности, таящиеся в попытках судить о литературе минувших эпох по меркам современной литературы. Таково, в частности, распространенное в литературоведении молчаливое допущение, что история возникновения древнескандинавских песен о богах и героях аналогична возникновению литературных произведений нового времени; таково и игнорирование многими исследователями особенностей исландских саг, приравниваемых ими к современным историческим романам. Полемика с подобными точками зрения, которую последовательно ведет М. Стеблин-Каменский, – органичный элемент его книги; в борьбе с этими укоренившимися взглядами, очевидно, и выработался строго исторический подход к явлениям исландской литературы, представляющий, по-моему, самую ценную черту книги «Культура Исландии».
Дело в том, что об исландской литературе нельзя судить, исходя из критериев и оценок, применяемых к мировому или европейскому литературному процессу. Здесь все своеобразно и подчас неповторимо. Исключительна история самого народа, создавшего эту литературу; необычна история исландского языка; поразительна древнеисландская поэзия, сложившаяся в дописьменный период истории и вместе с тем порождающая у исследователей параллели с поэзией самоновейших формалистов; исландские саги непохожи на средневековую литературу Европы; необычно, наконец, отношение современных исландцев к своим литературным древностям: они воспринимают их как живую литературу. Все эти особенности, несомненно, способствовали распространению в науке антиисторичных взглядов на культуру Исландии: слишком уж она выламывается из общих схем, смешивает последовательность стадий.
И действительно, история исландского народа – это Единственный случай, когда науке известны не только общие обстоятельства, в которых он формировался, но даже персональный его состав. В сагах об исландцах рассказывается о том, кто и откуда прибыл на пустовавший остров в конце IX и начале X века, каково было происхождение многих из первопоселенцев, где они поселились, как жили, чем занимались, кто от них произошел. Генеалогические древа современных исландцев находятся в лучшем состоянии и, главное, более достоверны, чем родословные дворян и аристократов других стран. Древнейшая история Исландии известна ученым лучше, чем история большинства народов Европы; еще важнее то, что она известна в таком сильном приближении к отдельному человеку, какое больше, пожалуй, нигде для историков недостижимо.
Есть все основания утверждать: если исландский народ выстоял в самую черную пору своей истории, то в значительной мере благодаря тому, что обладал замечательным культурным наследием, придававшим ему мужество пережить все обрушившиеся на него невзгоды. Это наследие восходит к эпохе «народоправства», и прежде всего к XIII веку, времени наивысшего расцвета исландской культуры. Именно тогда были записаны песни о богах и героях и большая часть саг – произведения, которые составили главный вклад исландцев в историю мировой культуры.
Таким образом, история Исландии и ее культура могут быть правильно поняты лишь при совместном изучении и той и другой. Более того, как раз на примере Исландии видна жизненно важная функция, которую выполняет культура в жизни общества.
Германистика склонна трактовать песни «Старшей Эдды» как общегерманский героический эпос. Может быть, эти притязания и не лишены некоторых оснований; но в той форме, в какой мы знаем песни о богах и героях, – они исландские, с этим утверждением М. Стеблин-Каменского невозможно не согласиться. Мужество героя, стоящего лицом к лицу с неумолимой судьбой и не отступающего перед неминуемой гибелью, находящего высшее удовлетворение в сознании исполненного долга, – таков идеал, который давала средневековым исландцам их мифология.
Не меньшее значение в жизни исландцев имели и родовые саги, повествующие об их предках, живших в X-XI веках. Исландец часто до сих пор живет на том самом хуторе, где тысячу лет назад происходили описываемые в саге события, и ведет свою родословную от ее героев; естественно, что его отношение к саге коренным образом отличается от отношения современного человека в других странах к древней литературе. Сага – одновременно и история, и художественное произведение, может быть, поэтому она ни то и ни другое, ибо исландцы не различали этих жанров и верили в безусловную правдивость саг. М. Стеблин-Каменский очень верно отмечает, что если можно говорить о реализме саг об исландцах (и даже об «абсолютной» их реалистичности), то вместе с тем между реализмом саг и реализмом литературы XIX века лежит пропасть, разделяющая две различные системы сознания: в сагах есть только «реализм правды», принимающий правдоподобный вымысел за истинную правду, но, конечно, нет и в помине «реализма правдоподобия» романов нового времени, авторы которых осознают художественный вымысел как таковой.
Как и в героическом эпосе, в саге жизнью персонажей управляет судьба, только в песнях «Старшей Эдды» герои выступают в идеально-приподнятом виде, в одиночестве встречая свою гибель, а герои саг об исландцах – простые реальные люди, действующие в конкретной бытовой обстановке; поэтому и стиль саг совершенно иной: полное отсутствие какой-либо приподнятости, фактичность, сдержанность речи. Эти качества, придающие сагам колоссальную силу убедительности и достоверности, составили им славу шедевров мировой культуры. То, что на самом деле было продуктом неосознанного авторства и нерасчлененного единства художественного вымысла и бесхитростного правдивого рассказа об истории, производит на современного читателя впечатление необычайно тонкого замысла и точного художественного расчета!
Подобные иллюзии, поскольку их разделяет наука, очень опасны: они препятствуют тому, чтобы увидеть историко-литературные явления в подлинном свете, понять их в контексте культуры их эпохи. Так случилось не только с сагами, но и с поэзией скальдов. Песни скальдов совершенно выпадают из привычных представлений о литературном процессе. Они сочинялись устно и передавались из поколения в поколение вплоть до XIII века, когда были записаны, и вместе с тем отличаются необычайной сложностью и изысканностью стиля. Поэзия скальдов, отмечает М. Стеблин-Каменский, «самая трудная поэзия, которая когда-либо и где-либо была записана… это поэзия в кубе». Поэзия по-исландски – «связанная речь». Скальд должен был подчиняться очень строгим правилам стихосложения, его мастерство определялось тем, насколько свободно – в рамках жесткой системы стиха – он оперировал своеобразными условными метафорическими оборотами-кеннингами, причудливо расставлял слова – переплетал фразы и нагнетал поэтические синонимы – хейти. Но его изощренная изобретательность совершенно не распространялась на содержание; песни: его он не выдумывал и мог сообщать только о подлинных фактах. Великий исландский историк XIII века Снорри Стурлусон, начиная свою «Хеймскринглу» – серию саг о королях Норвегии, писал о причинах, побудивших его широко использовать в изложении песни скальдов: «Мы признаем за правду все, что говорится в этих стихах о походах или битвах королей, ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не осмелился бы приписать ему то, что, как всем известно, кто слушает, в том числе самому правителю, ложь и небылица. Это было бы издевательством, а не похвалой».
Эта черта скальдической поэзии делает ее произведения важным историческим источником, в отличие от лаг, которые легко изменялись и бессознательно пересочинялись их безымянными авторами. Необходимо учитывать, что функция скальдической поэзии была иной, чем поэзии в другие времена. В песни скальда обычно воспевался король, прославлялись его подвиги, предки, такую песнь скальд мог обменять на подарок короля; но песнь могла представлять собой донесение о дипломатической миссии или речь с изложением политических требований; в форме песни можно было объявить о своих владельческих правах – и в этом случае песнь выполняла функцию юридического документа; песнь могла содержать хулу и поношение – и тогда она играла роль оружия, ибо «хулительная песнь», по убеждению средневековых исландцев, вредит так же, как огонь или меч (скандинавы свято верили в магическую функцию слова). Как видим, функции скальдической поэзии были гораздо более широкими, чем поэзии нового времени, но вместе с тем и более узкими, ибо в их число тогда не входили вымысел и художественное обобщение: «поэзия» и «правда» не противопоставлялись.
Эта же особенность отношения скальдов к сообщаемым ими фактам раскрывает своеобразие их авторства: скальд сознавал себя как творец песни, но сочинить ее – значило проявить умение пользоваться формальными приемами словесного орнаментирования и ухищрениями стиля, по отношению к содержанию стихов скальд был совершенно пассивен. В сагах же и в эддической поэзии, где формальный, момент не имел самостоятельного значения, авторство вообще не осознавалось. Но гипертрофия формы в скальдической поэзии оказывается у; скальдов не признаком «поэтического декаданса», как казалось многим исследователям, занимавшим антиисторические позиции в изучении исландской культуры, а одним из ранних этапов на пути развития творческого самосознания и представляет собой архаичный тип отношения автора к своему сочинению. М. Стеблин-Каменский подтверждает этот свой вывод очень важным наблюдением: в древнеисландском языке вообще не было слова, которое обозначало бы авторство в современном его понимании.
Если Исландию и сейчас называют страной поэтов, то в средние века способность к стихосложению среди исландцев была распространена необычайно. Почти любой человек – богатый и бедняк, мужчина и женщина – в самых неожиданных обстоятельствах – в бою, на рыбной ловле, в споре, при заключении торговой сделки, при смерти – мог разразиться стихом. Склонность к сочинению стихов – несомненная и неотъемлемая черта сознания средневековых исландцев, унаследованная и их потомками – нашими современниками.
Язык народа – его «практическое сознание». История исландского языка столь же своеобразна, как и история созданной на этом языке литературы. Несмотря на христианизацию и многовековое подчинение датским господам, исландцы сохранили свою языковую самобытность. В то время как во многих странах средневековой Европы языком литературы была латынь, в Исландии им оставался язык народа. Сумев уберечь свой язык от чуждых влияний (современный исландский язык и язык древней Исландии почти не разошлись, изменилось лишь произношение), исландцы тем самым защитили свою самобытность и культуру. Автор справедливо называет это героическим подвигом народа. В высшей степени интересны страницы книга, на которых изложены особенности обогащения словарного запаса исландского языка: новые явления и понятия, как правило, обозначаются в нем не заимствованными иностранными словами, а новообразованиями на исландской языковой основе. Этот языковой пуризм, по наблюдению автора, способствует сохранению связи между древней и новой исландской литературой, но вместе с тем и обусловливает осовременивание архаичных явлений в сознании исландцев, в котором как бы сглажено различие между архаичными и современными явлениями.
Я не только но исчерпал содержания этой небольшой по объему книги, но даже не упомянул ряда поднимаемых в ней важных вопросов, например скандинавской мифологии, совсем ничего не сказал о превосходном завершающем разделе «Сказка» (она здесь необычна, как все в Исландии).
Вместе с тем и сама книга не охватывает всех явлений исландской культуры. Проблема историографии, представленной рядом выдающихся имен (Ард Торгильссон, Снорри Стурлусон и др.), имеющая большой интерес, в книге, в частности, не разработана. Но автор и не стремился, видимо, к всеобъемлющему охвату проблематики исландской культуры, зато он сделал иное; он нарисовал ее неповторимое лицо. В книге далекое прошлое исландской культуры постоянно сопоставляется с ее настоящим, и это вполне оправдан», ибо исландцы, несмотря на всю модернизацию их материальной жизни, не ушли из своего прошлого. Здесь очень оригинально преломляется проблема соотношения истории и современности – одна из интереснейших и животрепещущих тем истории культуры.