Важная проблема революционно-демократической эстетики
З. В. Смирнова, Вопросы художественного творчества в эстетике русских революционных демократов, Соцэкгиз, М. 1958, 258 стр.
В последние годы написано немало книг и статей, посвященных различным сторонам эстетических воззрений революционных демократов. И вот мы знакомимся с новой работой, содержанием которой, как это следует из ее названия, должно быть исследование вопросов художественного творчества в их эстетике. Эта сторона взглядов революционных демократов, как справедливо указывает автор в предисловии, до сих пор не была предметом специальных исследований, и книга З. Смирновой представляет собой первую попытку систематизировать и обобщить многочисленные высказывания Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Герцена и Салтыкова-Щедрина о художественном творчестве. Уже это делает ее примечательным явлением в литературе, посвященной революционно-демократической эстетике.
Книга состоит из следующих пяти глав: «Творческий характер искусства», «Художественный талант», «Мировоззрение художника и его роль в творчестве», «Творческая индивидуальность художника», «Свобода творчества». Разработка указанных тем, несомненно, имеет важнейшее злободневное значение в борьбе с идеалистическими и субъективистскими теориями художественного творчества.
Достоинство рецензируемой книги состоит в стремлении автора связать исследование из истории русской эстетики с насущными потребностями современного литературного развития. Большой интерес в этом плане представляют главы о природе художественного таланта, о проявлении в литературном произведении творческой индивидуальности художника.
Книга З. Смирновой – свидетельство современности многих теоретических положений революционных демократов о художественном творчестве. Однако в данном случае хочется более подробно поговорить не столько об этих положениях, сколько об исследовательских принципах автора книги.
Как известно, термин «творчество» употребляется в разных значениях. Творчеством называют самый процесс познания или изменения объективной действительности, процесс создания научной работы, новой машины, художественного произведения и т. д. Но творчеством называют и совокупность результатов этого процесса, в частности художественных произведений.
Эстетика, опираясь на выводы конкретных наук – психологии творчества, искусствоведения, литературоведения, – изучает как процесс творчества, так и его продукт, не смешивая, однако, того и другого.
З. Смирнова как будто бы видит необходимость разграничения и изучения обоих аспектов проблемы: не только объективного произведения искусства, но и «субъективной деятельности поэта» (слова Чернышевского). Поэтому в книге много говорится о психологической природе таланта, о своеобразии восприятия мира художником, о роли фантазии в творчестве и т. д.
Однако тут же указанные выше разные аспекты смешиваются. З. Смирнова, например, пишет: «Нельзя не согласиться с Белинским в том, что оригинальность содержания и формы, ярко выраженное индивидуальное своеобразие действительно всегда присущи творчеству гения, являются необходимыми качествами гениального художника» (стр. 92). Очевидно, что Белинский говорит в данном случае об оригинальности содержания и формы произведений гения (творчество здесь уже не субъективная деятельность поэта, а продукт этой деятельности). В интерпретации же автора книги оригинальность содержания и формы предстает как «качество гениального художника», то есть человека, личности.
Точно так же свойство художественности не может быть свойством таланта (стр. 73), если под талантом разуметь совокупность особых психических свойств, «качественно своеобразных способностей человека» (стр. 61). Художественность, конечно, есть качество литературного произведения. Чернышевский называет художественность «собственно только собирательным именем для обозначения всей совокупности качеств, свойственных произведениям талантливых писателей» и, следовательно, говоря тут же о художественности как «принадлежности или, лучше сказать, сущности поэтического таланта вообще» 1, имеет в виду, конечно, не талант в его психологической сущности, не те специфические способности человека, которые позволяют ему создавать произведения, обладающие художественностью, а скорее то, что З. Смирнова именует творческой индивидуальностью («Творческая индивидуальность есть выраженная в художественных созданиях личность художника…», стр. 168). В другом месте автор книги пишет: «Чернышевский упорно боролся за мысль, разум в творческом процессе», хотя речь идет не о творческом процессе, а о соотношении идей и образа в произведении. Вообще весь раздел о роли мировоззрения в творчестве – это по существу развернутая характеристика высказываний революционных демократов о связях идеи и образа в самом художественном произведении, о тех противоречиях в образной системе, наносящих непоправимый вред художественности произведения, которые связаны с ложной идеей. Но ведь есть и другой вопрос – о роли мировоззрения в творческом процессе, о значении и месте разума художника при создании произведения искусства, его образов, характеров и т. п. Опять эти различные (хотя, разумеется, тесно связанные между собой); аспекты проблемы смешиваются.
Мало плодотворным для изучения Избранной З. Смирновой темы нам представляется ее принцип подхода к материалу. Логика исследования определяется не столько предметом его, сколько собственной концепцией автора книги. Этот принцип в сущности принимается З. Смирновой вполне сознательно. «В понимании революционными демократами личности художника… без труда можно заметить переплетение антропологической точки зрения с социально-историческим подходом. Специальный анализ того, как представляли они себе эту личность, не входит в нашу задачу. Для наших целей важно лишь отметить, что в число тех качеств личности художника, которые проявляются в его творческой индивидуальности, они включали его национальную «природу» и более или менее последовательно его «природу» классовую» (стр. 172).
Когда речь идет о психологической природе таланта, о «субъективной деятельности» художника в процессе творчества, всесторонний анализ точки зрения революционных демократов нередко подменяется рассуждениями автора, развитием его концепции. Эти рассуждения, может быть, очень правильны, в них много интересных догадок, но беда их в том, что они часто все же бездоказательны. Где, например, доказательство того, что «творческое воображение – не «способствующий», «помогающий» фактор в художественном творчестве, а главная действующая сила этого творчества»? (стр. 76). Почему специфика художественной фантазии в синтезе мысли, чувства и эстетического впечатления (к тому же совершенно не раскрыто, что такое «эстетическое впечатление»)?
В то же время некоторые стороны революционно-демократического понимания «творческого характера искусства» (если пользоваться словами З. Смирновой) в сущности остались за пределами книги.
Хотя очевидно, что революционные демократы специально анализом всех стадий и особенностей творческого процесса не занимались, а имели дело с художественным произведением, все же психология творческого процесса привлекала их внимание. Этот материал использован в книге З. Смирновой недостаточно. Чернышевский, в частности, писал о психологическом самоанализе Толстого как важном этапе его творческого процесса: «Мы говорим о самоуглублении, о стремлении к неутомимому наблюдению над самим собою. Законы человеческого действия, игру страстей, сцепление событий, влияние обстоятельств и отношений мы можем изучать, внимательно наблюдая других людей; но все знание, приобретаемое этим путем, не будет иметь ни глубины, ни точности, если мы не изучим сокровеннейших законов психической жизни, игра которых открыта перед вами только в нашем собственном самосознании» 2.
Избранный автором метод исследования сказался и на выборе круга вопросов, затронутых в книге. То обстоятельство, что революционные демократы писали о гении и таланте, об оригинальности, сознательности и бессознательности, о свободе творчества и т. д. еще не означает, что в этом для них – суть творчества. Отражает ли логика исследования З. Смирновой ход мысли революционных демократов, не пропадает ли в этом вычленении пяти основных проблем действительная связь понятий и категорий в эстетической системе революционных демократов?
Например, несомненно, что проблема творческого характера искусства неотрывна от проблемы прекрасного в искусстве. Между тем этот последний вопрос в книге оказался фактически обойденным.
Справедливо, что искусство вызывается не тем стремлением к прекрасному, о котором говорила идеалистическая эстетика, и что прекрасное в искусстве рождено вовсе не недостатком прекрасного в действительности. Но ведь несомненно величайшее значение в жизни общества эстетических идеалов. И именно искусство на основе материала действительности формирует эстетические идеалы.
Безусловно, что «содержание искусства шире прекрасного в действительности». Однако важен также и другой вопрос – о прекрасном как свойстве искусства. Весьма существенно, что революционно-демократическая эстетика не прошла мимо него. Герцен формулировал его так: «Искусство не брезгливо, оно все может изобразить, ставя на всем неизгладимую печать дара духа изящного…» 3 (кстати, эти слова приведены в книге, но истолкованы односторонне). То есть, наряду с вопросом о соотношении искусства с прекрасным в действительности, не меньшее значение имеет в революционнодемократической эстетике и вопрос о «превращении» отнюдь не прекрасной действительности в прекрасное искусство (см. «Эстетические отношения искусства к действительности» Чернышевского). И как бы ни была «широка» сфера отражаемой действительности, она всегда станет в искусстве «узкой» сферой прекрасного. В этом «творческий характер искусства» проявляется яснее всего. В этом одна из «загадок» подлинного художественного творчества.
Отмеченные противоречия и недостатки снижают ценность книги З. В. Смирновой как научного исследования.
Можно было бы много говорить о конкретных вопросах, поднятых автором, со многим соглашаться или не соглашаться. Однако в рамках небольшой рецензии это, к сожалению, невозможно.