Важна любая ступень

Поначалу статья профессора Дж. Хиллиса Миллера вызвала у меня желание, для нас столь обычное здесь, ответить «на уровне»: показать, что и мы тоже не лыком шиты, знаем и о постструктурализме, и о деконструкционизме, умеем оперировать самостирающимися понятиями Ж. Деррида и его американских восприемников, словом – не ударить лицом в грязь. Тем более что волнующая Хиллиса Миллера проблема изменчивости подходов к литературе представляется нам такой близкой. В самом деле, вот господство идеологизированной истории литературы, выдающей локальные ценности за истинно всеобщие; вот «триумф теории», призванной освободить нас от идеологических утверждений и обосновать разноликие способы работы с понятиями; вот, наконец, новый сдвиг, подрывающий триумфаторские притязания теории: собственная действенность, «перформативность»теории порождает и новые прочтения, которые в свою очередь не только подрывают и деконструируют самое теорию, но и вмешиваются в соотношения социальных сил (делает это, однако, не сама теория, которая непосредственно с реальностью не смыкается, а слово, первоматерия литературного текста), Можем ли мы, однако, непосредственно сопоставлять «наши»и «чужие»стадии этого процесса, считая его действительно общим? Вряд ли.

Замечания Хиллиса Миллера дают прекрасный повод лишний раз задуматься о самих себе и, проглядев бесконечные тома полувековой литературоведческой продукции, осознать заново, как безнадежно мы в этом отношении отстали. На Западе существует множество литературоведческих школ и течений, каждое из которых под своим собственным углом зрения, на основе собственной (иногда очень широкой, иногда, напротив, очень ограниченной) методологии строит систему оценок или же безоценочных суждений о том или ином художественном произведении, о том или ином типе словесной практики. Хиллис Миллер напомнил нам, что западное литературоведение уже пережило и засилье исторических подходов, и теоретическое изобилие и вот теперь вновь начинает осознавать суверенность слова, его неподвластность теоретическим, идеологическим, социально-институциональным манипуляциям. В то время как на Западе возникали иумирали художественные течения и параллельные им способы, приемы и процедуры истолкования и объяснения художественных текстов, советское литературоведение заполняло очередные тома комментированием литературных произведений в духе психологизма или вульгарного социологизма Переверзева, Фриче и др. Множество людей действовало по заданной инерции, умножая серые, друг от друга почкующиеся «статьи статьёвны»(В. Серов говорил о «портретах портретовичах»).

Официальное советское литературоведение всегда было четко и однозначно узнаваемо по своей крайне консервативной позиции: ко всему новому оноимело особое чутье. Стоило только появиться чему-нибудь талантливому, как раздавались критические залпы в адрес то нигилистов, то абсурдистов, то формалистов. Все эти залпы прикрывали, по сути, одну и ту же неуемную субъективистскую вкусовщину, хотя, разумеется, при этом на каждой странице говорилось о необходимости учитывать объективный смысл произведения (то есть социально-» начальственную»конъюнктуру). Так что, несмотря на все концептуальные резонансы и ситуативные сходства, мы просто не имеем права рассуждать с Хиллисом Миллером «на равных». Его размышления доносятся до нас, как голос с другой планеты.

Наше ли дело сражаться с многообразием теоретических соблазнов, когда нам еще только предстоит по-провинциальному нагонять заокеанскую и европейскую литературную практику и литературоведческую теорию – ускоренными темпами, как мы привыкли это делать во все времена после Петра Великого? При этом у нас особенно остро чувствуется разрыв литературоведческого авангарда с арьергардом. Не так давно мне довелось прочитать выступление одной ученой дамы, заместительницы председателя международного овидиевского общества, чистосердечно обнаружившей пробелы в знаниях на уровне вполне хрестоматийных источников¹. К сожалению, качество провинциальности отличает у нас далеко не только провинцию.

Пожалуй, единственное, что было и остается у нас на мировом уровне, – это структуралистское и формалистское направление в литературоведении, и в частности стиховедении (прежде всего см.

1. Можно только удивляться терпению, с которым маститый «последний формалист»М. Гаспаров разъяснял азы точного литературоведения и строгой теории перевода и специалисту по Овидию, и другим своим оппонентам. См.: Н.Вулих. Поэтика без поэзии; М.Гаспаров, Поэзия без поэта. – «Вопросы литературы», 1985, N 7.[↩]