№4, 1981/Обзоры и рецензии

Важа Пшавела и русская литература

Игорь Богомолов, Важа Пшавела и русская действительность, «Мерани», Тбилиси, 1980, 200 стр.

В 1922 году Осип Мандельштам писал в одной из своих малоизвестных статей: «…Явление современного грузинского искусства, представляющее европейскую ценность, – это поэт Важа Пшавела… Это был настоящий ураган слова, пронесшийся по Грузии, с корнем вырывавший деревья… Образность его поэм, почти средневековая в своем эпическом величии, стихийна. В нем клокочет вещественность, осязаемость, бытийственность. Все, что он говорит, невольно становится образом, но ему мало слова, он его как бы рвет зубами на части, широко пользуясь и без того страстным темпераментом грузинской фонетики» 1.

Это была едва ли не первая по времени реальная рекомендация поэзии Важа Пшавела широкому русскому читателю. С той поры прошло без малого шестьдесят лет, стихотворения и поэмы (а также рассказы и статьи) Важа Пшавела неоднократно переводились на русский язык и издавались по-русски. Появились и исследования – статьи и книги о его творчестве. Книга, о которой пойдет речь, – весьма заметный приток этой реки.

Работа И. Богомолова «Важа Пшавела и русская действительность» продолжает серию написанных им книг (об А. Чавчавадзе, Г. Орбелиани, Я. Полонском, П. Антокольском и др.), посвященных русско-кавказским – ив особенности русско-грузинским – литературным и культурным взаимосвязям. Прекрасное знание реалий общественного и литературного движения в России и на Кавказе XIX и XX веков, стремление к исчерпывающей доскональности и давний опыт библиографа и архивиста – вот те прочные опоры, на которых крепится вся эта серия. Рецензируемая книга содержит немало нового и ценного о Важа Пшавела, а главное – систематизирует и обобщает основные факты его жизни и творчества под углом зрения литературных взаимосвязей Грузии с Россией и русской культурой. Автор не преувеличивает, когда пишет, что это первая монографическая попытка такого рода.

В книге шесть глав, к сожалению, безымянных (что затрудняет ориентацию в ней даже заинтересованного читателя). Глава первая – биографическая: она повествует не о всемирно известном Важа Пшавела, а о пшавском жителе Луке Разикашвили родом из села Чаргали. Этот человек, вопреки легендам, отнюдь не был диким горцем, необузданным в поступках и незнакомым с цивилизацией и культурой; этот человек долгие годы учился в Телави, Тбилиси и Гори, а также в Петербурге, не один год учительствовал в разных селах. Еще в Телавском духовном училище он усиленно изучал русский язык, а в Горийской семинарии – русскую классическую литературу. Круг русского чтения поэта был на удивление широк: наряду с Пушкиным, Лермонтовым, Баратынским, Тургеневым, Толстым и Г. Успенским в него входили работы по литературоведению, этнографии. Работая в редактируемой И. Чавчавадзе газете «Иверия», он переводил и публиковал в ней материалы из русских газет. Более того, оказывается, что ряд своих вещей Важа Пшавела создавал и по-русски (среди них – и стихи, главным образом сатирические).

Главу вторую можно было бы назвать так: Важа Пшавела о русских писателях. Она строится на статьях самого поэта, а также на воспоминаниях современников (в частности, его товарищей по Горийской семинарии Ал. Гарсеванишвили и С. Саларидзе). И. Богомолов разбирает отзывы Важа Пшавела о Кольцове, Лермонтове, Пушкине, Тургеневе и Л. Толстом. Поражает в этих отзывах глубина суждений, знание подробностей жизни этих писателей – знание, пропущенное через собственное миропонимание. Одна из центральных тем размышлений грузинского поэта – народность в поэзии. Он понимал ее вовсе не как безраздельную подчиненность индивидуального творчества традициям народной поэзии, а скорее как равноправный диалог, говорил, что большинство его собственных поэм «построено на двух-трех словах, услышанных в народе», что, пользуясь образами и мотивами, рассеянными в народной поэзии, он придает им новое художественное звучание и на этой основе создает «самобытный поэтический мир» (стр. 77). «Слиться с народом во взаимном творческом понимании – счастье поэта… Пушкин… Да, он один, только он… да еще Руставели верили в то, что к ним «не зарастет народная тропа» (стр. 68; подчеркнуто мною. – П. Н.).

А как тянулся он к родному, к близкому для себя в русской поэзии! Как радовался тому, что его отношение к фольклору так совпадает с пушкинским! Или как, прочтя стихотворение Баратынского «На смерть Гёте», восклицал: «Вот зеркало моих мыслей, я нашел самого себя!» (свидетельство С. Саларидзе; стр. 99 – 100).

Главу третью можно озаглавить: разработка русской темы в творчестве Важа Пшавела. Начиная с XVIII века тема эта становится традиционной для грузинской литературы. При этом если во времена Арчила Багратиони, Давида Гурамишвили и Бесики «из Москвы ждали восхода солнца» (Д. Гурамишвили), то, начиная с XIX века (1801 – год присоединения Грузии к России) русская тема приобретает и иную интерпретацию. И. Богомолов многократно подчеркивает в своей книге, что, «осуждая самодержавно-колониальный режим, грузинский поэт никогда не отождествлял с ним всю современную ему русскую культуру» (стр. 33), «выступал страстным поборником дружбы двух братских народов» (стр. 84). Разбор ряда произведений Важа Пшавела – рассказов «Осужденная трубка», «Смерть Баграта Захарыча», «Картины», стихотворений «Письмо солдата-пшава» и «На смерть Льва Толстого» – убедительно подтверждает этот тезис.

Важа Пшавела немало переводил и перелагал с русского: произведения Лермонтова («Пророк» и «Демон» – под названием «Каджи»), «Счастливый день» А. Островского, поэмы А. Кремлева «Грузинская греза» и Л. Оболенского «Девкина гора», а также известную народную песню «Из-за острова на стрежень».

В четвертой главе книги о Важа Пшавела автор размышляет на темы: «Что, как и почему он переводил, какое место занимают эти переводы в творчестве великого грузинского поэта, каков был общественный резонанс этих переводов…» (стр. 106).

И. Богомолов анализирует творческие принципы переводчика – разные в подходе к разным произведениям; сообщает сведения о жизни и творчестве А. Кремлева и Л. Оболенского – авторов, прямо скажем, не слишком известных даже специалистам-литературоведам (стр. 108 – 125 и 132 – 134); в случае с песней о Стеньке Разине исследователю пришлось проделать большую успешную работу по исправлению ошибки своего предшественника и по выявлению того из многочисленных вариантов’ этой песни, на который опирался Важа Пшавела (стр. 125 – 132). Наконец, отвечая на третий вопрос («почему?»), И. Богомолов обращает внимание на то, что выбор объектов перевода был далеко не случаен: все переведенные Важа Пшавела вещи близки между собой по духу, в каждой из» них воспевается свобода – свобода родины, свобода народа, свобода личности.

В пятой главе, посвященной отношению русских писателей к Важа Пшавела, справедливо отмечается, что первым из них на творчество грузинского поэта обратил внимание М. Горький. В 1912 – 1913 годах, живя на Капри, он переписывается с Н. Канделаки по поводу подготовки и редактирования альманаха переводов грузинской литературы и просит его прислать «подстрочные, буквальные переводы Важа Пшавела», решительно притом отказываясь доверить стихотворный перевод К. Бальмонту, ибо не верит в «его способность передать чужой текст точно, без искажений» (стр. 138, 139).

Письмо, откуда взята эта цитата, очень хорошее: внимательное, доброе, но, прежде всего – деловое. Однако, едва ли Горький знал в то время хотя бы содержание главных поэм Важа Пшавела, скорее всего он просто доверял оценкам своего корреспондента, и поэтому нередкие в книге фразы типа: «Высоко ценя могучий талант Важа Пшавела, Горький…» (стр. 139) – в историческом контексте выглядят явным преувеличением.

И. Богомолов приводит те места из воспоминаний Г. Леонидзе и Н. Табидзе, где говорится о любви С. Есенина к стихам Важа Пшавела, с которыми его познакомил Тициан Табидзе. Среди русских литераторов, внесших вклад в дело популяризации творчества Важа Пшавела в России, – упоминаются Н. Заболоцкий, Н. Тихонов, Б. Лившиц, И. Новиков, М. Шолохов, М. Цветаева, Б., Пастернак, А. Чаковский и др., а также О. Мандельштам; он был не только первым серьезным переводчиком Важа Пшавела (его перевод поэмы «Гоготур и Апшина» – с послесловием К. Дондуа – был напечатан в журнале «Восток», 1923, N 3. И. Богомолов не упоминает эту публикацию, ссылаясь лишь на отдельное издание «Поэм» Важа Пшавела 1935 года, куда вошел этот перевод), но и одним из первых литераторов, по достоинству оценивших Важа Пшавела, – см. вышеприведенное его высказывание в газете «Советский юг».

Последняя, шестая глава книги И. Богомолова посвящена анализу переводов Важа Пшавела на русский язык и откликам на его творчество русских читателей. Говоря о первых переводах и первых публикациях в России в конце века, автор между прочим упоминает о том, что 25 января 1895 года на состоявшемся в Петербурге «Грузинском вечере» молодым – он был тогда студентом – Н. К. Рерихом были поставлены живые картины из поэмы «Этери». И, Богомолов подробно разбирает напечатанную в 1896 году в «Новом обозрении» первую на русском языке критическую статью о Важа Пшавела (и о его брате Бачана) известного критика Гр. Кипшидзе. Авторами первых материалов о Важа Пшавела были преимущественно грузины, что вполне естественно; позднее (примерно с середины 1930-х годов) появились и серьезные статьи русских советских литературоведов (В. Гольцева, К. Зелинского, Р. Миллер-Будницкой, назвавшей Важа Пшавела «последним эпическим поэтом Европы»). К сожалению, разбирая концепции разных авторов, И. Богомолов, на наш взгляд, чрезмерно злоупотребляет окончательными оценками, он словно бы вершит суд над предшественниками, вовсе не претендовавшими» на произнесение последнего и непререкаемого слова о Важа Пшавела.

И. Богомолов обстоятельно рассказывает о том, как в 30-х годах переводы из Важа Пшавела все чаще и чаще начали появляться в периодике, в антологиях и сборниках, пока, наконец, в 1939 году в Тбилиси не выходит том его «Избранных произведений». Обилие переводов повлекло за собой и первые критические отклики на переводы как таковые. И. Богомолов, в частности, уделяет много внимания разбору статьи Г. Агасова «Важа Пшавела в русских переводах» («Литературный критик», 1938, N 1), в которой были подняты многие важные вопросы качества переводов. Обращаясь же к недавнему прошлому, И. Богомолов отмечает книгу А. Цыбулевского «Русские переводы поэм Важа Пшавела (Проблемы, практика, перспектива)», вышедшую в Тбилиси в издательстве «Мецниереба» в 1974 году. Недавно (почти одновременно с выходом книги И. Богомолова) она была переиздана издательством «Мерани» под несколько другим названием: «Высокие уроки. Поэмы Важа Пшавела в переводах русских поэтов». Идея этой глубокой и оригинальной работы – в сопоставлении переводов четырех поэм, Важа Пшавела («Этери», «Раненый барс», «Гоготур и Апшина» и «Змееед»), выполненных Н. Заболоцким, М. Цветаевой, Б. Пастернаком и О. Мандельштамом. А. Цыбулевекий смотрит на ту или иную поэму словно в магическое зеркальце из-за спины переводчика: каждый из них узнаваемо отражается в нем, но каждый, особый сам по себе, в чем-то меняется и под воздействием грузинского по эта: «Яркая индивидуальность, неповторимость, верность родному языку Важа Пшавела – не помеха «вековому общению культур», средством которого и являются переводы… Широта Важа Пшавела, обнаруживаемая даже на уровне подстрочника, его «бесконечная природа» дает возможность проявиться личным особенностям поэтов… Нет разрыва между своим и чужим, одно естественно продолжает другое».

Вдумчивый и тонкий исследователь, А. Цыбулевский, действительно извлек немало высоких уроков из поэзии Важа Пшавела и ее переводов.

Своеобразным и полезным уроком является и книга И. Богомолова, вышедшая накануне 120-летия со дня рождения поэта. Она поучительна как убедительный и наглядный пример той истины, что вхождение пускай большого и великого, но иноязычного поэта в мир русской культуры, освоение и усвоение его творчества русским читателем не может произойти внезапно, за считанные годы – сразу и навсегда: это постепенный процесс. И Важа Пшавела в этом отношении не уникален: тем же путем прошли (и продолжают идти!) и «русский» Шекспир, и «русский» Данте, я «русский» Рильке, и другие гении. Одни быстрее, другие медленнее…

А уникален Важа Пшавела тем, что благодаря времени и месту своего рождения он сам был широко раскрыт навстречу русской культуре и поэтому, быть может, многих опередил на этом общем пути. «Имя Важа Пшавела давно уже перешагнуло границы родной Грузии. Теперь оно близко и чрезвычайно дорого русскому народу, как и всем народам, населяющим нашу великую Родину» (стр. 200). Этими словами, заключающими книгу, мне бы и хотелось закончить рецензию.

  1. О. Мандельштам, Кое-что о грузинском искусстве, «Советский Юг», Ростов-на-Дону, 19 января 1922 года.[]

Цитировать

Нерлер, П.М. Важа Пшавела и русская литература / П.М. Нерлер // Вопросы литературы. - 1981 - №4. - C. 268-273
Копировать