В. И. Ленин и советская журналистика

Уже давно назрела необходимость начать серьезное изучение советских литературно-художественных журналов. Ни книг, ни даже статей или брошюр по истории советской журналистики, как и по истории отдельных журналов, почти не существует. Лекции по истории советской журналистики не читаются даже в университетах на факультетах журналистики. Создалось странное и ненормальное положение. О дореволюционных литературных журналах написано немало специальных исследований, а о советских журналах трудно найти даже справочные сведения. О некрасовском «Современнике», выходившем в течение девятнадцати лет, имеется ряд работ, в том числе – трехтомный труд В. Евгеньева-Максимова, а изучение истории советских журналов, даже тех, что издаются около сорока лет («Сибирские огни», «Молодая гвардия», «Октябрь», «Звезда», «Новый мир»), по сути дела, все еще находится «на подступах». Совершенно очевидно, что наступили пора изменить создавшееся положение.

Прежде всего необходимо собрать и хотя бы предварительным образом осмыслить все материалы и сведения, характеризующие отношение В. И. Ленина к советской литературной журналистике, понимание Лениным ее задач, его мнения о тех или иных журналах. Забегая вперед, можно сказать, что таких сведений, к сожалению, не так много, но каждое из них драгоценно, таит в себе богатое содержание, ведет к существенным выводам.

Как известно, В. И. Ленин очень высоко ценил такие издания, как «Колокол» и «Полярная звезда», некрасовский «Современник», «Искру» Курочкина, «Отечественные записки» 70-х годов.

Революционно-демократическая журналистика в России была предшественницей марксистской печати. Известно, какое огромное значение придавал партийной печати В. И. Ленин, как много сил отдавал он ее организации, редактированию, укреплению, распространению. В дореволюционное время это в первую очередь относится к таким нелегальным и легальным партийным органам, как политические газеты «Искра», «Вперед», «Пролетарий», «Звезда», «Правда» и другие. Но Ленин и тогда стремился к широкой постановке издательского дела, используя любые возможности для выпуска не только политических газет, но и теоретических марксистских журналов, сборников, книг. При этом по мере развития партийной печати Ленин все больше и больше уделяет внимания художественной литературе, привлечению писателей к участию в политических газетах и журналах, освещению в них вопросов литературы. Это было тем более естественно, что в России еще в предреволюционные годы возникает художественная литература, связанная с борьбой пролетариата. Во главе этой литературы стоял Горький.

Вопросы о связи художественной литературы с борьбой пролетариата и общим литературным делом партии, о сущности и задачах новой литературы, о свободе творчества и партийности литературы становятся предметом важнейших выступлений Ленина. 13 ноября 1905 года в «Новой жизни» была напечатана знаменитая статья Ленина «Партийная организация и партийная литература». Ленин обосновал в ней принцип партийности литературы. Основные положения статьи «Партийная организация и партийная литература» Ленин неоднократно развивал и позднее. Мы не ошибемся, если скажем, что для изучающих историю журналистики (и «е только для них) особое значение имеют в этом отношении письма Ленина к М. Горькому 1908 – 1913 годов. В этих письмах взгляды Ленина на журналистику, ее задачи, направление и содержание, на роль художественных произведений, литературной критики и публицистики в пролетарской печати, на обязанности и права писателей, сотрудничающих в журналах и газетах, выражены с исключительной глубиной и всесторонностью. Их значение утверждено всем опытом развития советской литературы, искусства и журналистики.

1

После того как совершилась Октябрьская революция, советское государство и партия сразу же приняли решительные меры к тому, чтобы обеспечить трудящимся массам реальную свободу печати. Были национализированы крупнейшие полиграфические предприятия, конфискованы запасы бумаги, предоставлены широкие возможности для издательской деятельности Советам, профсоюзам, различным культурно-просветительным организациям и учреждениям. В первой советской конституции – Конституции РСФСР, принятой в июле 1918 года, – провозглашалось: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы выражения своих мнений Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика уничтожает зависимость печати от капитала и предоставляет в руки рабочего класса и крестьянской бедноты все технические и материальные средства к изданию газет, брошюр, книг и всяких других произведений печати и обеспечивает их свободное распространение по всей стране».

Так был осуществлен коренной перелом в истории печати в России, подорваны основы буржуазной прессы и журналистики, частных издательств, созданы предпосылки для развития новой, советской печати.

В Петрограде, в Москве, в провинции возникает большое количество новых советских журналов разного типа («Творчество», «Вестник жизни», «Грядущее», «Горн», «Пролетарская культура» и многие другие); в то же время прекращается существование почти всех дореволюционных ежемесячников и еженедельников («Русское богатство», «Русская мысль», «Вестник Европы», «Нива», «Родина» и др.).

Однако не все старые журналы закончили свой путь сразу же после Октября и умерли «естественной» смертью. Некоторые из них всячески отстаивали свое существование и продолжали и после Октябрьского переворота выступать против трудового народа, социалистической революции, идей и политики Коммунистической партии. Больше того, в те годы появилось немало разного рода новых журналов («Книжный угол», «Вестник литературы», «Записки мечтателей» и др.), альманахов и сборников, в той или иной мере враждебных революции, социализму, советской культуре. Самые реакционные из газет и журналов подобного рода открыто или почти открыто призывали к сопротивлению или неповиновению советской власти, распространяли всякого рода враждебные слухи и сплетни, клеветали на партию и Ленина, негодовали и сетовали на революционный народ, вопили о гибели России, оплакивали капиталистический порядок и Учредительное собрание. Вокруг таких газет, журналов, альманахов – обычно группировались кадетские, меньшевистские, эсеровские литераторы и круги той озлобленной буржуазной интеллигенции, «ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся, в лучшем – в редкостно наилучшем случае – растерянной, отчаивающейся, стонущей, повторяющей старые предрассудки, запуганной и запугивающей себя», о которой В. И. Ленин писал Горькому в июле 1919 года (т. 35, стр. 348).

Советское государство с первых же дней революции должно было закрыть ряд наиболее враждебных новому строю органов печати, пытавшихся стать центрами контрреволюционных сил. Уже на третий день после победы революции – 10 ноября 1917 года В. И. Ленин подписал «Декрет о печати». Декрет положил конец той «свободе печати», за ширмой которой «фактически скрывается свобода для имущих классов захватить в свои руки львиную долю всей прессы, невозбранно отравлять умы и вносить смуту в сознание масс», и утвердил необходимые меры для «пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса».

«Мы не можем дать буржуазии возможность клеветать на нас… Если мы идем к социальной революции, мы не можем к бомбам Каледина добавлять бомбы лжи», – говорил Ленин при обсуждении вопроса о печати на заседании ВЦИК 17 ноября 1917 года в ответ на крики меньшевиков и эсеров о нарушении «свободы печати» (т. 26, стр. 253)»

В феврале 1918 года был обнародован подписанный Лениным декрет об учреждении «Революционного Трибунала Печати». Ведению Революционного Трибунала Печати, говорилось в декрете, «подлежат преступления и проступки против народа, совершаемые путем использования печати». Советское правительство не хотело мириться с «бомбами лжи». Так были закрыты журналы «Русская мысль» Струве, «Новый сатирикон» Аверченко и другие, так были закрыты сеющие смуту и разжигающие антисоветские настроения газеты.

Была закрыта также издававшаяся Горьким «Новая жизнь» – газета в сущности своей меньшевистская, выступавшая до Октября против капиталистов, но впавшая в обывательскую истерику, когда дело дошло до социалистической революции.

Б. Малкин рассказывает: «Вспоминаю, как перед Владимиром Ильичем встал вопрос о Горьком в 1918 году.

Шел вопрос об издававшейся им «Новой Жизни», полувраждебно к нам относившейся, ставшей центром леворадикальной интеллигенции, усмотревшей в большевизме угрозу «культуре».

За окончательным решением этого вопроса обратились к Владимиру Ильичу.

Перед нами стоял идейно беспощадный вождь рабочего государства. Ни тени сомнений, отброшены всякие личные симпатии и привязанности.

– Конечно, «Новую Жизнь» нужно закрыть. При теперешних условиях, когда нужно поднять всю страну на защиту революции, всякий интеллигентский пессимизм крайне вреден: А Горький – наш человек… Он слишком связан с рабочим классом и с рабочим движением, он сам вышел из «низов». Он безусловно к нам вернется…» («В. И. Ленин о литературе и искусстве», Гослитиздат, М., 1960, стр. 682).

Горький действительно скоро вернулся к советскому народу и партии. Врагам же революции и социализма не оставалось ничего другого, как изливать свою ярость и злобу на страницах эмигрантской печати. Летом 1919 года, просмотрев несколько белогвардейских изданий, В. И. Ленин писал в статье «В лакейской»: «Даже немногие, разрозненные номера названных изданий дают такой цельный и сильный аромат, что сразу чувствуешь себя как в лакейской. Образованные интеллигенты, мнящие и называющие себя социалистами, насквозь пропитанные буржуазными предрассудками и лакействующие перед буржуазией, – такова, в сущности, вся эта писательская компания. Оттенков среди этой публики очень много, но они никакого серьезного значения, с политической точки зрения, не имеют, ибо сводятся к тому, насколько лицемерно или искренно, грубо или тонко, аляповато или искусно исполняют они свои лакейские обязанности по отношению к буржуазии» (т. 29, стр. 501).

Чуждые и враждебные советскому народу взгляды и настроения в первые годы революции нередко сказывались в литературных журналах и различного рода изданиях, выходивших не только вне, но и внутри советского государства. Просматривая «Книжную летопись», Ленин обычно отмечал такие издания. Так, к примеру, отметил он вышедший в 1918 году в Петрограде альманах «Мысль», в котором рядом с поэмой С. Есенина «Пришествие», стихами А. Ахматовой, прозой А. Ремизова, Евг. Замятина, Н. Кузьмина, переводами из Эмиля Верхарна были помещены статьи эсеров В. Чернова, А. Гизети, Н. Русанова и др. В. Бонч-Бруевич, просматривавший пометки Ленина на «Книжной летописи», замечает по этому поводу: «Он (Ленин. – А. Д.) подчеркивает несколькими чертами год «1918», как бы обращая внимание, что этот сборник, насыщенный правой эсеровщиной, так как он разделяется на две части – художественную и теоретическую, – издается именно в этом году, когда эта партия уже была вне закона. Он отмечает все содержание сборника двумя большими чертами на полях, около которых еще ставит нотабене. Но что заинтересовало его лично в этом сборнике, он отчеркивает маленькой чертой в «содержании», и это одно – параграф третий: перевод Виктора из Эмиля Верхарна «Утро».

Эти любопытные наблюдения и соображения В. Бонч-Бруевича представляются не лишенными оснований.

В те годы партии и Ленину приходилось быть бдительным не только по отношению к врагам советского строя, но и по отношению к некоторым его сторонникам, распространявшим чуждые рабочему классу и пролетариату идеи под флагом новаторства и «революционного искусства». Прежде всего это относится к футуристам и их изданиям («Искусство коммуны» и др.).

В автобиографии «Я сам» В. Маяковский писал: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция». Нет оснований относить эти слова Маяковского только к самому поэту. Очевидно, что и другие «москвичи-футуристы» искренне стали на сторону революции и приняли участие в создании новой культуры. Но совершенно несомненно, что их представления о культурной революции, о характере и задачах нового искусства были ошибочными. Футуристы провозглашали «Революцию духа», кричали о том, что нужно «взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы», и противопоставляли реалистическому искусству формалистические искания, эксперименты и упражнения.

Отрицательное отношение В. И. Ленина к футуризму общеизвестно. Он осуждал нигилистическое отношение к истинно прекрасному «только на том основании, что оно «старо», как и бессмысленное преклонение перед всем новым «только потому, что «это ново» («В. И. Ленин о литературе и искусстве», стр. 660), и решительно выступал против того, чтобы за нечто новое выдавалось «самое нелепейшее кривляние» и под видом пролетарского искусства «преподносилось нечто сверхъестественное и несуразное» (т. 29, стр. 308).

М. Н. Покровского Ленин просил «помочь в борьбе с футуризмом» и «найти надежных анти-футуристов», а о Луначарском шутливо писал, что его следует «сечь за футуризм» («В. И. Ленин о литературе и искусстве», стр. 477 – 478). И дело здесь, конечно, не столько в том, что Луначарский провел печатание «150000000» Маяковского тиражом в 5000 экземпляров (а Ленин считал, что надо было печатать не более 1500 экземпляров), не столько в данном конкретном эпизоде, сколько в притязаниях футуризма вообще и в отношении Наркомпроса к этим притязаниям.

Футуристы хоть и пропагандировали анархистские идеи «отделения искусства от государства», тем не менее были совсем не прочь установить свою монополию и диктатуру в искусстве и говорить от лица советской власти. «Мы, пожалуй, «е отказались бы, – заявляли они, – от того, чтобы нам позволили использовать государственную власть для проведения своих художественных идей». И беда заключалась в том, что Луначарский, хотя и критиковал футуризм, все же как нарком просвещения не давал должного отпора этим неосновательным претензиям и даже покровительствовал футуристам. Дошло до того, что футуристы стали играть главную роль в органах Изобразительного отдела Комиссариата народного просвещения – газете «Искусство коммуны» (она издавалась с декабря 1918 года по апрель 1919 года, вышло девятнадцать номеров) и журналах «Искусство» и «Изобразительное искусство».

Вполне естественно, что и притязания футуристов, и либеральное отношение к ним со стороны Наркомпроса вызывали самые энергичные протесты со стороны советской печати и широких кругов художественной интеллигенции (см., например, напечатанную в «Правде» 9 апреля 1919 года резолюцию о футуризме, принятую общим собранием членов секций Союза работников науки, искусства и литературы по докладу Анри Гильбо).

Совершенно ясно, что «агрессия» футуристов (с которыми к тому же так или иначе было связано имя В. Маяковского) и споры вокруг их деклараций и творчества не могли пройти мимо внимания В. И. Ленина. Он откликнулся на них и в беседе с Кларой Цеткин, и в споре со студентами-вхутемасовцами, и в речи на Первом Всероссийском съезде по внешкольному образованию в мае 1919 года, и в ряде других выступлений. Когда М. Ф. Андреева обратила внимание В. И. Ленина на линию, которую проводят футуристы в «Искусстве коммуны», он (как сообщает А. А. Луначарская) «в разговоре с Луначарским предложил пресечь выступления такого рода в органах Наркомпроса» ¹. Поэтому и можно предположить, что, обращаясь к М. Н. Покровскому за помощью для борьбы с футуризмом и возмущаясь по поводу отношения к футуризму со стороны Луначарского, Ленин имел в виду не только эпизод с изданием «150 000 000» Маяковского, но и более широкую совокупность фактов, в том числе и «захват» футуристами в свое время газеты «Искусство коммуны» и других органов Наркомпроса.

При этом Ленин, разумеется, не имел в виду преградить футуристам дорогу в печать или закрыть их периодические издания. Речь шла лишь о необоснованных претензиях футуризма на господство в советском искусстве и о слабостях Луначарского.

Знал, несомненно, В. И. Ленин и довольно громко заявившую о себе после Октября пролеткультовскую журналистику. Не вызывает сомнений и его отношение к ней. Судить о нем можно по неоднократным заявлениям и высказываниям Ленина о Пролеткульте.

Как известно, Ленин яснее, чем кто-либо «другой, видел, что на выступлениях руководителей Пролеткульта и пролеткультовских декларациях (в изобилии публиковавшихся в «Пролетарской культуре» и других журналах) лежит сильный отпечаток богдановщины, то есть махистской философии, вульгарной социологии и политического сектантства и фразерства. Отсюда и субъективно-идеалистические представления теоретиков Пролеткульта о культуре и искусстве как «организации классового опыта» с неизбежным противопоставлением пролетарской культуры культуре предшествующих эпох, и нелепые попытки создать пролетарскую культуру лабораторно-студийным путем в отрыве от политической и экономической борьбы масс, и сепаратистские стремления обособить пролетариат от крестьянства, Пролеткульт от партии и государства, искусство от политики.

В. И. Ленин вел с теориями и сепаратизмом Пролеткульта последовательную борьбу. О содержании и перипетиях этой борьбы написано довольно много. Но, пожалуй, не было обращено должного внимания на то обстоятельство, что Ленин усматривал в пролеткультовских измышлениях и выдумках влияние довольно распространенной в то время «революционной фразы» и «следы буржуазно-интеллигентского, фразистого подхода к вопросам революции», которые «обнаруживаются на каждом шагу, повсюду»… (т. 29, стр. 395) ². Так в речи на Третьем Всероссийском совещании заведующих внешкольными подотделами губернских отделов народного образования 25 февраля 1920 года он призывал исцеляться от всяких выдуманных глупостей о пролетарской культуре и т. д., «от этого хлама, который очень похож на детские болезни ребяческого возраста» (т. 30, стр. 353).

Говоря о следах «фразистого подхода к вопросам революции», Ленин имел в виду и печать, которая «мало поддерживает простые, скромные, будничные, но живые ростки подлинного коммунизма» (т. 29, стр. 395). В особенности это относится, конечно, к пролеткультовской печати, к пролеткультовской журналистике. И не только к публицистике и критике этих журналов, но и к представленному в них художественному творчеству. «Фразистость» и «детские болезни» проникли и сюда. Пролеткультовские поэты, стихотворениями и поэмами которых были заполнены журналы, были проникнуты искренним энтузиазмом и пафосом революционной борьбы, романтическим устремлением к грядущему, к коммунизму. Однако они были «космистами», пророчествовали о пришествии «железного мессии», воспевали «Завод», «Труд», «Железо», «Пролетариат» только с большой буквы. Повседневная, реальная жизнь пролетариата и трудового крестьянства, строящих новое общество, отстаивающих его на фронтах гражданской войны, находила в их произведениях слабое отражение.

Есть все основания предполагать, что Ленин, не принимая пролеткультовские теории, без восторга относился и к пролеткультовской поэзии. Горький в очерке «В. И. Ленин» пишет, что в одном из разговоров с ним Ленин заметил: «А вы не находите, что стихов пишут очень много? И в журналах целые страницы стихов, и сборники выходят почти каждый день… В массу надобно двинуть всю старую революционную литературу, сколько ее есть у нас и в Европе» («В. И. Ленин о литературе и искусстве», стр. 643). Можно предположить, что Ленин имел в виду в данном случае стихи и пролеткультовских поэтов. Именно в пролеткультовских журналах («Грядущее», «Горн» и др.) стихи занимали такое большое место, что это бросалось в глаза. Вместе с тем при просмотре этих журналов (с их пренебрежением к культуре прошлого) у Ленина могли возникнуть мысли о необходимости «двинуть всю старую революционную литературу».

Критическое отношение к пролеткультовской поэзии сказалось, вероятно, и в желании Ленина познакомиться с творчеством настоящих (как рекомендовал ему Горький) рабочих поэтов. Библиотекарь Ленина Ш. Манучарьянц пишет по этому поводу;

«Иногда Владимир Ильич просил достать ему какую-нибудь книгу, газету или журнал, на которые ему указывал кто-либо из товарищей.

После приема А. М. Горького мне передали такую записку:

«Прошу (комплект) достать Рабочий край

в Ив. – Вознесенске. (Кружок настоящих пролетарских поэтов)

Хвалит Горький Жилин Артамонов Семеновский».

(«Воспоминания о В. И. Ленине», ч. II, стр. 585) ³.

Пытаясь выявить отношение В. И. Ленина к пролеткультовской журналистике, следует отметить и следующее обстоятельство. Как известно, по настоянию Ленина на состоявшемся в октябре 1920 года Первом Всероссийском съезде пролеткультов коммунистическая фракция съезда провела резолюцию ЦК РКП о подчинении Пролеткульта Наркомпросу. Однако после съезда «интеллигентские элементы», заправляющие делами в пролеткультах, подняли «шумную агитацию» против этого постановления ЦК. В журналах Пролеткульта появились разного рода сообщения и статейки, явно отстаивающие сепаратизм и независимость пролеткультов. В «Пролетарской культуре» (1920, N 17 – 19, стр. 76 – 78) В. Кунавин в статье «Всероссийский съезд Пролеткульта» с сочувствием излагал выступление Луначарского на съезде, защищавшего «автономность и неприкосновенность» Пролеткульта, и утверждал, что решение о вхождении Пролеткульта в Наркомпрос было принято по принуждению, «в силу партийной дисциплины».

1. Луначарский вынужден был заявить: «Мы не можем позволить, чтобы официальный орган нашего Комиссариата изображал все художественное достояние от Адама до Маяковского кучей хлама, подлежащей разрушению».[↩]
2. »Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, – почвы под ними нет, – вот суть революционной фразы», – писал Ленин (т. 27, стр. 1). [↩]
3. Заслуживает внимания и тот факт, что среди книг, которые В. И. Ленин (уже больной; 10 февраля 1923 года) попросил подобрать себе для чтения, значилась книга И. Модзалевского «Пролетарское мифотворчество. Об идеалистических уклонах современной пролетарской поэзии» («Воспоминания о В. И. Левине», ч. II, М., 1957, стр. 674 – 675).[↩]