«В дыму и золоте парижского вечера…». Исторический и литературный контекст рассказа И. Бабеля «Улица Данте»

Хорошо известно, что непревзойденный мастер короткой новеллы, И. Бабель в то же время стремился к «укрупнению» жанра, к созданию циклов и даже целых книг рассказов, объединенных тем или иным общим признаком. К таким книгам, в первую очередь, принадлежат «Конармия» и «Одесские рассказы» и примыкающие к ним новеллы с теми же героями и схожей тематикой. С определенной долей условности можно выделить цикл так называемых «автобиографических» рассказов Бабеля, где сюжет группируется вокруг центральной фигуры героя-рассказчика. Впрочем, не только в «автобиографических», но и в других рассказах Бабеля, как, например, во многих новеллах «Конармии», повествование ведется от первого лица. В 1930-е годы он задумал книгу о коллективизации на Украине «Великая Криница», из которой до нас дошли две главы — рассказы «Гапа Гужва» и «Колывушка». В этой связи можно упомянуть и ранние очерки под общим заголовком «Петербургский дневник».

И все же у Бабеля есть рассказы, стоящие особняком, не входящие ни в какие циклы, хотя и надо сделать оговорку, что в большинстве случаев он просто не успел дополнить эти произведения другими новеллами.

К таким рассказам следует отнести и «Улицу Данте», правда, ее иногда объединяют с новеллой «Суд», имея в виду общее для обоих рассказов место действия — Париж — и то обстоятельство, что оба они, так или иначе, связаны с впечатлениями Бабеля от пребывания во Франции. Крошечная новелла «Суд» повествует о преступлении, совершенном в Париже незадачливым русским эмигрантом — подполковником Недачиным, и о судебном процессе по его делу. И хотя кое-какие парижские названия присутствуют в новелле «Суд», по большому счету, ее действие могло происходить в любом другом городе Франции или, например, в Берлине, в Риме, да где угодно, куда судьба могла забросить русского эмигранта.

В рассказе же «Улица Данте» Париж не просто место, где происходят основные события, он выполняет в структуре произведения гораздо более сложную и серьезную функцию. Париж — и действующее лицо, и центр, в который сходятся все сюжетные нити, и фон, без которого невозможно было бы повествование, и, если можно так выразиться, основной нерв и пафос рассказа.

«Бабель не пришел к теме Парижа, — он вернулся к ней, — писал А. Гладков об «Улице Данте». — Стилистические реминисценции этой темы отражались во всем его творчестве…»¹.

Однако и отдельные «стилистические реминисценции» «Одесских рассказов», а точнее их интонацию, можно найти в «Улице Данте». Взять хотя бы вторую фразу: «В номерах орудовали мастера». Если бы не было предыдущего предложения («От пяти до семи гостиница наша «Hmtel Danton» поднималась в воздух от стонов любви»), то вполне можно было подумать, что речь идет не о физической любви, а о грабителях, профессиональных ворах-налетчиках. Или, например, описание мертвого Бьеналя. «Он лежал на полу в луже крови, с помутившимися и полузакрытыми глазами, — читаем в рассказе. — Печать уличной смерти застывала на нем. Он был зарезан, мой друг Бьеналь, и хорошо зарезан» ##Здесь и далее рассказ «Улица Данте» в окончательной редакции цитируется с исправлением явных опечаток по последнему прижизненному изданию: Бабель И.

1. Гладков А. Париж-Москва. О новых новеллах И. Бабеля [«Улица Данте» и «Нефть»]. Ноябрь 1934 // РГАЛИ. Ф. 2590. Оп. 1. Ед. хр. 64. Лл. 84-94. Публикация данной рецензии автором настоящей статьи не выявлена; в библиографии работ о Бабеле рецензия Гладкова не значится. [↩]