№5, 2009/Книги, о которых спорят

Уравнение Маканина

В номере журнала, где речь идет о соединении разрозненного, о преодолении границ, неизбежно возникающих на пути от одной культуры к другой, целесообразно ли говорить о военном романе, изначально призванном представить ситуацию взаимного непонимания между людьми и народами, демонстрировать не взаимодействие, но трагическое столкновение встречных течений?

С давних пор и по сегодняшний день война есть одно из проявлений всемирности, один из способов соприкосновения культур. Спор об особенностях военного жанра развернут в пространстве русско-кавказских отношений. Поводом к этому послужил роман Владимира Маканина «Асан» (2008), в котором автор сделал попытку понять феномен и природу чеченской войны, моделируя на ее материале некую архетипическую ситуацию. Такой способ изображения породил полемику как о жанре романа («окопная правда» или «роман-притча»?), так и о точности его попадания «в тему». Сам Маканин говорит о включенности романа в традицию, о том, что притча здесь не только не прикрывается военным камуфляжем, но и функционирует в этом новом облике совершенно сознательно, так как «все, что пишется, — это притча. Все!». Но готовы ли согласиться с этим читатели романа «Асан»?

С. Чередниченко решает «Уравнение Маканина» в подчеркнуто объективном тоне. В диалоге А. Рудалева и С. Белякова, продолжающих разговор, начатый недавно на страницах газеты «Литературная Россия» («Кто заказал Маканина?» // Литературная Россия, 2009. 19 июня), один берет на себя роль защитника, второй — обвинителя. На такую разноречивую реакцию, вероятно, и рассчитывал автор романа, заявляя в эфире радио «Эхо Москвы», что «успех «Асана», шумный успех», был бы немыслим «без сцен на грани возможного, без сцен рискованных, без гротеска и гиперболы». И, возможно, прав А. Рудалев, расценивая роман Маканина как провокацию, предпринятую писателем с тем, чтобы вызвать широкий резонанс среди читающей публики, напоминая как о проблеме национального характера в условиях смещения культурных полей, так и о всемирности, проявляющей себя сегодня в обстоятельствах одновременно неразрывности и столкновения.

«АСАН»: PRO ET CONTRA

Сергей Беляков. До выхода романа «Асан» все говорили, что премия у Маканина в кармане. Но вот роман появился: сначала в «Знамени», затем вышел отдельным изданием. Чем больше людей его читали, тем больше нарастало недоумение, которое сменилось раздражением, особенно после того, как «Асан» получил трехмиллионную «Большую книгу». Против Маканина сложился целый фронт — от Аллы Латыниной в «Новом мире» до Аркадия Бабченко в «Новой газете». К ним присоединился и Николай Александров на сайте «Open Space». Ветераны чеченских войн были просто возмущены: Маканин в Чечне не бывал, он толком не знает ни о Чечне, ни о войне. Роман его искусственный, сухой, скучный, лживый, наконец, малохудожественный.

Нашлись у романа и защитники, среди них либералы — Наталья Иванова, Андрей Немзер, умеренный почвенник Кирилл Анкудинов и, как ни странно, Герман Садулаев. У каждого были свои резоны защищать роман, каждый нашел убедительные аргументы. Самым последовательным и принципиальным защитником оказался Евгений Ермолин. Смысл его пространного комментария в ЖЖ можно свести к известной фразе Ленина: «Очень своевременная книга».

Книга и в самом деле «своевременная», актуальная, но имеет ли право писатель эксплуатировать в своих целях чеченскую тему? Можно ли вообще оправдать наспех слепленный роман актуальностью темы?

Андрей Рудалев. Насчет наспех слепленный — это достаточно сомнительное утверждение, которое мы, по большому счету, ничем не сможем подтвердить. Какие-то детали, как я помню, Владимир Семенович уточнял у Александра Карасева еще на липкинском форуме 2006 года. Кто-то может начать утверждать, что и «Кавказский пленный» явился подготовкой к написанию этого романа, что к нему автор шел поступательно многие и многие годы.

Но проблема даже не в этом, а в том, что, как и в случае с любым крупным произведением, литературное сообщество разделилось на два лагеря. «Асан» — и это крайне важно — спровоцировал дискуссию, вызвал диспут. Спор этот стал не просто внутренним литературным делом, но он обратил внимание извне на актуальную литературу. Скорее всего, это был сознательный расчет Маканина, он пошел на определенную провокацию.

Честно говоря, роман меня также не впечатлил, читая его, я был разочарован. Но с другой стороны, аргументы по типу «не был, не видел, не участвовал» к литературе мало имеют отношения. Действительно, есть вещи, которые без личного прочувствования невозможно представить. Это любовь, смерть, религиозное переживание… Мы же говорим о детализации, о ситуации, которую можно смоделировать. Не обязательно резать людей и быть преступником, чтобы написать «Преступление и наказание», «Бесов» и «Братьев Карамазовых», можно пережить личное мистическое сопричастие со смертью, всю же прочую логику из этого можно реконструировать.

Или же предлагается впасть в своеобразный нигилизм и начать запрещать всякие разговоры, к примеру, о Средневековье под предлогом, что мы там не жили, нам логику тех людей невозможно представить? Но ведь пишутся «Цивилизации Средневекового Запада» и «Монтаю»: представители «школы Анналов» довольно убедительно (по письменным памятникам) реконструируют менталитет средневекового человека…

Но, как я понимаю, защитники «Асана» делают акцент не на правдоподобии, а на выводах, авторских обобщениях, на том, что Маканин смог подняться над материалом и довольно независимо характеризовать эту ситуацию, не так ли?

С. Б. Выводы и обобщения тоже небезупречны. В «Асане» хорошо видны «слабые места» писателя Маканина, точнее, его особенности — рационализм и презрение к деталям.

Маканин рационалистичен, а война иррациональна по природе. Если верить Маканину, то войну начинают исключительно для заработка, воюют ради денег, умирают за пачку купюр. Не думаю, что обобщение близко к истине. Сводить даже такую «бизнес-войну», как первая чеченская, к череде коммерческих операций нелепо.

Кроме того, Маканин всегда пренебрегал деталями, бытом. Он ведь математик, поэтому предпочитает создавать математические модели, а не реконструировать реальность. Книги Маканина вряд ли станут ценным источником для историков будущего. В них мало «фактуры». Дело даже не в том, что Маканин не бывал в Чечне. Георгий Владимов не сидел в лагере и не воевал, но написал «Верного Руслана» и «Генерала и его армию». Владимов работал с источниками, много лет он корпел над мемуарами советских военачальников, собирал материалы. Владимов и сам писал за этих военачальников, вел «литературную запись». Я не знаю, как работал Маканин, но советов Карасева и мемуаров Трошева (ссылок на другие источники «Асана» я не встречал) явно недостаточно для сколько-нибудь достоверной картины чеченских войн. Жаль, Маканин не узнал у Карасева, что солярку возят не бочками в грузовиках, а наливняками, что мобильников в Чечне года до 2002-го не водилось, что Чечня — нефтеносная страна, и чего-чего, а горючки там хватало.

Маканин искренне полагает, что написал хороший роман. Он попытался его защитить от критики Аркадия Бабченко: «Запрет (торговать самодельным бензином. — С. Б.) был строг, — писал Маканин. — Настоящий был запрет!.. Неужели писатель Бабченко <…> может <…> не понимать, что запрет порождает дефицит»1. Очень маканинский ход мысли. Логично, но неверно, а главное — разрушает структуру «Асана». Если Чечня была островком правового государства, если законы и запреты там что-то значили, то каким образом появился майор Жилин со своим солярочным бизнесом?

  1. »Блеск и слепота публицистики» / Ответ Владимира Маканина на статью Аркадия Бабченко «Фэнтези о войне на тему «Чечня»» // Новая газета. 2008. 15 декабря.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2009

Цитировать

Чередниченко, С.А. Уравнение Маканина / С.А. Чередниченко // Вопросы литературы. - 2009 - №5. - C. 274-279
Копировать