№5, 2009/Теория литературы

О направлениях и пределах комментирования художественного текста

Исупов К. Вненаходимость комментатора // Вопросы литературы. 2008. № 2.

Вопрос о комментировании художественного текста возникает в виде гипотетической возможности улучшить или оптимизировать его восприятие. Очевидно, что проблема связана с самыми существенными свойствами эстетической коммуникации, игнорируя которые, мы рискуем ошибиться. Ведь не обращая внимания на то, ради чего и для кого переиздается некий текст, созданный усилиями предыдущих поколений, невозможно говорить о необходимости и формате сопровождающих его примечаний и комментариев. Совершенно не случайно первые практики комментирования художественного текста, создатели Полного собрания сочинений Пушкина (1937-1949) — Б. Модзалевский, Г. Винокур, В. Виноградов, В. Мануйлов, С. Рейсер, Н. Измайлов, Б. Эйхенбаум, С. Бонди, Б. Томашевский, М. Цявловский и другие — были не только текстологами, но и теоретиками литературы. Созданный преимущественно пушкинистами 1930-х годов, академический комментарий шел рука об руку с достижениями в области теории литературы. И позже, в 1960-1970-е годы, усилиями Ю. Лотмана, ряда других ученых теория и практика комментирования художественного текста развивались на материале пушкинского творческого наследия и также на основе понимания роли этого вида текста в научной и художественной коммуникациях. Ведь жанр научного исследования в этом смысле ведет себя так же, как и жанр литературный, — сползая на периферию или занимая место в центре системы культуры, в зависимости от уровня его необходимости и в полном согласии с работами на эту тему Ю. Тынянова. Наверное, правильно было бы продолжать эту линию, создавая новые виды «текста о тексте» и культивируя старые — не только в русле некого продолжения традиций, но при ясном осознании того, ради чего они существуют. Насколько необходим комментарий как еще один вид «слова о слове», не избыточен ли он, особенно в условиях формирования информационного общества, когда отбор информации по степени ее необходимости становится все более жестким?

Известно, что художественный текст описывает себя сам заведомо полнее любого другого описывающего его текста. Вспомним парадокс, о котором писали французские структуралисты: постоянно совершенствуя и доводя до состояния полной адекватности некое лучшее аналитическое рассмотрение художественного текста, через более или менее продолжительный период мы добьемся лишь того, что наше описание текстуально совпадет с первоисточником. Поэтому вопрос о том, нужно ли вообще добавлять какие-либо слова к оригинальному авторскому тексту, имеет принципиальный характер. Считается, что именно по воле И. Сталина первое Полное собрание сочинений Пушкина оказалось изданным без комментариев. Мысль «вождя всех народов» была столь же светла, как и его политический гений, — дескать, нужен Пушкин, а не демагогия вокруг его текстов1. Эти эдиционные принципы имеют своих сторонников и сегодня.

Цель переиздания какого-либо текста заключается в том, чтобы передать его нынешнему поколению читателей в максимально адекватном виде. Замечено, что тексты переизданий — особенно это касается академических публикаций — как правило, лучше тех, с которыми имели дело современники. Это заметное изменение качества текста происходит за счет его тщательной научной обработки, которая не была доступна издателям при жизни их автора, собственно, она и не входила в круг их задач. Во время такой обработки происходит уточнение автографа, исправление типографских ошибок, искажений цензурных и от неумелого редактирования, немалую роль играет и литературоведческая обработка текста, включая комментарий и примечания. Шутки вроде «получения гонорара за умершего автора» здесь неуместны — ведь для одной строки комментария исследователь проводит иногда десятки часов в трудной и требующей напряженного внимания работе.

Комментирование текста оказывается «третьей задачей текстолога»2, первой и второй задачами являются установление источника текста и его текстологическая обработка. Помимо постраничного комментария, в комментарии наличествуют: 1) библиографическая (источниковедческая) справка, 2) текстологическая справка (иногда «1» и «2» объединяются вместе, образуя общую преамбулу), 3) историко-литературный комментарий, который может состоять из нескольких подвидов. В книге Б. Томашевского названы семь видов комментария3. Чаще мы пользуемся классификацией Н. Сикорского: текстологический, историко-литературный, реальный и словарный комментарии4. Базовый текст академического комментария — так называемый «реальный комментарий», традиционно воспринимаемый как важнейший раздел текстологии5. Его основным смыслом является помощь читателю в усвоении забытых или утерянных значений. Проблема в том, что если «1» и «2» легко ввести в жесткие академические рамки и совершенно понятно, какой именно материал в них должен содержаться, то здесь все отдается на суд автора комментария, который обязан быть беспристрастным и квалифицированным судьей.

Итак, комментарий должен служить точно тем же целям, каким, собственно, служит переиздание данного текста. Каждое время дает свою оценку слову, событию или фабульному факту, выпрямляя смыслы в том направлении, в каком само развивается. Необходимость комментирования переиздаваемого текста диктуется тем, что значения слов в процессе эволюции коммуникативного языка постоянно смещаются, в этом смысле это «река, в которую нельзя войти дважды». Словари, фиксирующие значения лексем, есть лишь синхронные срезы этой «реки», а сам язык покидает свой словарь в тот же момент, когда его очередной фолиант выходит из печати. В сущности, комментарий выполняет ту же функцию относительно языка писателя, какую хороший словарь выполняет по отношению к современному ему живому языку. Восстановление значений семантически сдвинутых слов, особенно обозначающих опорные понятия художественной системы писателя, — одна из главных задач комментария, который должен чутко улавливать и фиксировать смысловые провалы, образующиеся между сегодняшним днем и прошедшими культурными эпохами.

В процессе читательского восприятия художественное произведение накапливает в себе значения или даже меняет свой смысл и тем самым меняется с течением времени. Например, роман Сервантеса 400 лет назад и сегодня — разные произведения, хотя это один и тот же текст6. «»Гамлет» содержит для нас большую информацию, чем для современников Шекспира, — пишет по этому поводу Ю. Лотман, — он соотносится со всем последующим культурным и историческим опытом человечества. А поскольку система отношений, интуитивную модель которой построил Шекспир, продолжает оставаться для человеческого сознания «очень большой структурой», произведение, «вдвигаясь» во все усложняющиеся внетекстовые структуры, получает новую смысловую нагрузку»7]. Фактически, сама книга становится неким «комментарием» реального течения мыслей в сознании определенной эпохи, этот смысловой аккомпанемент, звуча каждый раз по-новому, меняет картину мира в настоящем и прошедшем. Текст книги становился чем-то вроде музыкального инструмента, на котором можно было исполнять самые различные мелодии, разумеется, в пределах его технических (тематических) возможностей. Комментарий не может не учитывать эти изменения и неизбежное накопление смысла в классическом памятнике.

Непреложная синхроничность позиции комментатора, останавливающего литературный процесс стоп-кадром своего комментария, заставляет К. Исупова предположить, что «комментатор — существо, фиксирующее последнюю точку понимания в условиях невозможности точки»8. Действительно, ведь процесс рецепции текста продолжается — и во время написания комментария, и после его окончания. Учитывая то, что каждое время по-своему прочитывает классику, различные качества комментирования одного и того же текста можно считать описанием качества той культуры, которой они сопутствуют. Многое в художественном тексте остается за гранью понимания нашего современника именно потому, что круг тех смыслов, в пределах которых совершается его познавательный процесс, несколько иной относительно того, который был у современника создателя текста, например, 150 лет назад. Современник писателя, культурный и внимательный читатель, формировал основу для существования русской литературы в середине XIX века, и он же оказывался прототипом имплицитного читателя в произведениях И. Тургенева и Л. Толстого. Резкое культурное различие между имплицитным читателем и наличным конкретным читателем, даже если речь идет о высокообразованном современнике, создает требование комментирования текста. Задача комментатора — не преподавать некий, пусть даже и весьма симпатичный смысл читателю и тем более не брать на себя непосильную ношу быть «проводником правильного прочтения». Его задача более скромная и, одновременно, более трудная: соединить в акте информационного обмена две культуры, две языковые нормы, две картины мира — современную эпохе автора и современную адресату переиздания. Слова комментария, окружая текст произведения, создают для него семантическую среду, которая смягчает его контакт с иной культурой и иным временем. Проводя сельскохозяйственное сравнение, скажем, что комментатор должен подготовить для читателя отнюдь не первозданную целину с жестким неподатливым дерном, но аккуратно вскопанные грядки, совершенно готовые для новых — и любых — посевов. Имея значение смысловой нити, которая соединяет читателя с утраченными в глубине веков смыслами, комментарий может иметь смысловую ценность, фиксируя путь, который проделывает мысль, отталкиваясь от современной языковой нормы и идя к норме утраченной, старинной или устаревшей. В исторической науке такую ценность может иметь географический маршрут, проделанный Марко Поло или Христофором Колумбом.

Фактически, речь идет о создании словаря-тезауруса, который мог бы служить демпфером для жесткой установки текста в более или менее чужом для него культурном контексте. На это обстоятельство справедливо указывает К. Исупов: комментарий формирует «категориальную матрицу, в рамках которой эпоха формулирует свои идеологические претензии и эстетические приоритеты», и потому в нем естественным образом возникает «глоссарий операциональных понятий, мифологем и теологем»9. Поскольку язык и культура эволюционируют, комментарий оказывается необходим любой книге, дата написания которой отстоит от нас на время жизни одного поколения. Исходя из этого, вырисовывается принцип, к сожалению мало осуществимый на практике, — переиздавать академические издания классиков минимум один раз в период средней продолжительности жизни человека. Комментарий фактически проводит демаркационную линию, отделяющую уровень прочтения текста, при котором он сохраняет свой основной смысл, от того, на котором его смысловая релевантность резко падает. Далее можно говорить о том, какие это должны быть слова, создающие систему опорных смысловых координат культуры, — типов комментария может быть ровно столько же, сколько вариантов читателя есть в современном обществе. Каждая статья постраничного комментария деструктурирует язык, на котором был выражен тот или иной смысл, и, на его основе, воссоздает то же самое значение на языке современном. Нынешний читатель может и не подозревать, что некое слово или фраза означали во времена оные нечто такое, что ему и в голову прийти не может. Следовательно, академический комментатор — не интерпретатор, актуализирующий свое понимание произведения, но оптимизатор рецептивной связи между абстрактным (имплицитным) автором произведения и читателем, современником времени написания этого комментария10. Читательский («авторский») комментарий имеет иную задачу — предоставить читателю техническую поддержку, став для него поводырем и экскурсоводом по художественному миру писателя, указывая ему на те смыслы, до которых он не в состоянии догадаться и без которых понимание текста оказывается затруднительно или невозможно. Комментарий академический предполагает низкий уровень избыточности информации и высокую релевантность фактографии; комментарий, предназначенный для массового читателя, может обладать высокой степенью избыточности и детализацией таких сведений, которые и без комментария ясны специалисту по русской литературе. Присоединяясь к мнению К. Исупова, примером академического комментария сочтем работу Ю. Лотмана к «Евгению Онегину» Пушкина11, примером добротного комментария для массового читателя — работы С. Белова и Б. Тихомирова о «Преступлении и наказании» Достоевского12.

  1. См. об этом: Бонди С. М. Об академическом издании сочинений Пушкина // Вопросы литературы. 1963. № 2.[]
  2. Рейсер С. А. Основы текстологии. Л.: Просвещение, 1978. С. 4,11.[]
  3. Томашевский Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. М.: Искусство, 1959. С. 207.[]
  4. Сикорский Н. М. Теория и практика редактирования. М.: Просвещение, 1971. С. 318.[]
  5. Сикорский Н. М. Указ. соч. С. 11.[]
  6. См. об этом: Багно В. Е. Дорогами «Дон Кихота». М.: Книга, 1988.[]
  7. Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Труды по знаковым системам. Вып. I. Тарту, 1964. С. 188-189.[]
  8. Исупов К. Указ. соч. С. 13.[]
  9. Исупов К. Указ. соч. С. 14.[]
  10. Описывая феномен культурного диалога, который образуется в процессе работы комментатора, Д. Лихачев использовал термин «параллакс» (Лихачев Д. С. Принцип историзма в изучении единства содержания и формы литературного произведения // Русская литература. 1965. № 1. С. 29-30).[]
  11. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л.: Просвещение, 1983.[]
  12. Белов С. В. Комментарий к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Учебное пособие для абитуриентов. Л.: Просвещение, 1979; Тихомиров Б. «Лазарь! Гряди вон». Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в современном прочтении. Книга-комментарий. СПб.: Серебряный век, 2005.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2009

Цитировать

Баршт, К.А. О направлениях и пределах комментирования художественного текста / К.А. Баршт // Вопросы литературы. - 2009 - №5. - C. 280-303
Копировать