Творческая практика и теоретическая мысль (Всесоюзное совещание по вопросам социалистического реализма)

Проведенное в марте этого года Союзом писателей СССР и Институтом мировой литературы имени А. М. Горького всесоюзное совещание по вопросам социалистического реализма прошло под знаком исторических решений XXI съезда КПСС и сыграло серьезную роль в теоретической разработке насущных вопросов литературы, в подготовке к III съезду советских писателей.

Участники совещания познакомились с докладами Я. Эльсберга «Классическое наследство и художественное новаторство литературы социалистического реализма», В. Перцова «Об историческом оптимизме советской литературы», Л. Новиченко «О многообразии художественных форм и стилей в литературе социалистического реализма», Б. Бурсова «Писатель как творческая индивидуальность» и А. Иващенко «Социалистический реализм и современная зарубежная литература», В обмене мнениями приняли участие более сорока критиков, литературоведов и писателей из многих городов, областей и республик.

Совещание отразило растущий уровень нашей критики и литературоведения. Обоснованность теоретических суждений, острое внимание к современности, стремление связать теоретические проблемы с насущными запросами жизни, с процессами советской литературы, боевая полемика против буржуазных взглядов, ревизионистских и догматических извращений – всем этим характеризовались выступления многих участников дискуссии.

Работа совещания продемонстрировала единство идейно-творческих позиций советских критиков и литературоведов, непримиримость к враждебной нам идеологии.

Как справедливо отмечали выступающие, из идеологических боев, которые прошли в последние годы, мы выходим сильными и закаленными. Наша критика и литературоведение убежденно отстаивают историческую правоту метода социалистического реализма, коммунистическую партийность, наносят решительные удары по ревизионистам.

Доклады и выступления при спорности, иногда недостаточной разработанности отдельных положений в целом свидетельствуют о плодотворных творческих поисках, стремлении настойчиво двигаться вперед в изучении и обобщении литературного процесса, коренных проблем социалистического реализма. Советские литераторы ведут активную борьбу со схоластикой и талмудизмом, против отрыва идейности от художественности, против сектантства в вопросе о художественном многообразии стилей и форм нашей литературы и т. д.

Вместе с тем на совещании выяснилось, что некоторые из теоретических проблем социалистического реализма все еще ждут своего изучения, некоторые его вопросы освещаются узко и неглубоко.

О характере совещания и задачах, стоящих перед критикой и литературоведением, говорили при открытии дискуссии директор Института мировой литературы имени А. М. Горького И. Анисимов и первый секретарь Правления Союза писателей СССР А. Сурков.

— Наше совещание, – сказал А. Сурков, – проходит после такого исторического события, как XXI съезд партии, который подытожил сорокалетний путь нашего развития и ознаменовал собой переход к развернутому строительству коммунизма в нашей стране. Идеи съезда помогут нам глубже, разностороннее, исторически конкретнее разобраться в стоящих перед нами проблемах.

Созыв совещания перед III съездом писателей, – продолжает А. Сурков, – будет способствовать развертыванию острой и содержательной дискуссии на съезде.

В последние годы в некоторых странах очень интенсивно велись атаки на метод социалистического реализма. Это обязывает нас еще глубже разрабатывать теорию социалистического реализма, еще упорнее отстаивать позиции партийности, народности нашей литературы. Не случайно Н. С. Хрущев так отчетливо и прямо поставил проблему взаимопроникновения понятий народности и партийности; не учитывая этого, не учитывая мировоззрения наших художников нельзя говорить о новаторстве социалистического реализма.

Буржуазная и ревизионистская критика в своих нападках на нас часто пользуется старыми приемами и аргументами, которые выдвигались еще в 20-е и 30-е годы. Как абстракционизм есть повторение того, что старые люди видели в прошлом на модернистских выставках Петербурга и Москвы, так и теоретические выверты наших недругов – это рецидив, а не новое слово.

Социалистический реализм родился раньше, чем был найден этот термин. Термин возник в начале 30-х годов, потому что именно тогда живое кипение литературы вызвало потребность обозначить новое явление новым словом. Автором этого понятия был не один человек, а большой коллектив литераторов и теоретиков.

Нам нужно сейчас проследить весь процесс становления нового художественного метода – и не только в русской литературе, но и в литературах других народов СССР. Наши литературоведы и критики мало изучают национальные литературы, слабо занимаются вопросами их взаимодействия. А между тем национальные литературы развиваются быстро и бурно: для становления многих из них потребовалось меньше лет, чем прошло за время между появлением «Бедной Лизы» и «Героем нашего времени». Это очень интересный процесс, он позволяет вскрыть новые закономерности литературного развития, но пока что он нередко остается за пределами нашего внимания. Нам надо пристально вглядеться в лицо советской многонациональной литературы, чтобы понять процесс накопления эстетических ценностей во всем его многообразии, как он складывался за эти сорок лет. Черпая аргументацию только из одного национального источника, мы лишаем себя возможности увидеть метод социалистического реализма во всех его оттенках, во всех исторических переливах живого процесса развития литературы.

Еще один из самых важных вопросов, которые я хотел бы поставить, – продолжает оратор, – состоит в том, что нам уже пора научиться понимать социалистический реализм в его художественной специфике, в специфике литературы, как мышления образами, как чувственного познания действительности.

У нас часто забывают о том, что важна не только сумма высказываний автора или персонажей в романе, но важно и то, что это роман, художественная литература, которая имеет свои законы отражения действительности.

На нашем совещании, – говорит А. Сурков, – мы должны сделать новаторский шаг в выяснении новых качеств социалистического реализма в их художественной специфике. Этим мы сумеем способствовать развитию эстетической культуры у писателей и эстетического вкуса у читателей. Ведь каждая работа критика и литературоведа должна быть направлена в два адреса – писателя и читателя. Об этом надо напоминать, так как критики иногда адресуют свои работы только друг другу, не включая в круг своих будущих читателей даже писателей. И очень мало мы думаем о том, сможет ли широкий читатель понять наши рассуждения, изложенные в критических статьях и книгах, преодолеет ли он трудности языка, часто слишком заумного.

Много внимания в своей речи А. Сурков уделил вопросу об эстетическом воспитании.

— Все наши задачи, – заключает А. Сурков, – мы должны оценивать с позиции будущего. К концу семилетки у советского человека будет два выходных дня в неделю, а его материальная обеспеченность возрастет на 40 процентов. У этого человека духовные потребности, «аппетит» к духовной пище будут расти в гигантской прогрессии. И из всех продуктов духовной пищи он предъявит самый большой счет художественной литературе. Чтобы оплатить этот счет, писателям надо еще теснее быть связанными с жизнью, с трудом и повседневным бытом народа. Теория должна окрылять писателя, помогать ему шире видеть горизонты своих творческих возможностей, освещать пути развития нашей литературы.

 

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ НОВАТОРСТВО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА

О ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЕ МЕТОДА НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Одним из центральных на совещании был вопрос о новаторстве нашего искусства. Выяснению его Я. Эльсберг посвятил свой доклад «Классическое наследство и художественное новаторство литературы социалистического реализма». В докладе подчеркивалось, что социалистический реализм возник на столбовой дороге мирового искусства, явившись новым этапом в его истории. Опираясь на все предшествующее художественное развитие человечества, социалистический реализм ответил на вопросы, выдвинутые новой исторической эпохой. И, конечно, ответ этот был дан в той своеобразной форме, которая свойственна именно искусству.

Социалистический реализм явился величайшим эстетическим открытием, ибо он отразил новую всемирно-историческую эпоху, отразил ее так, с таких сторон, как это недоступно другим творческим методам. Докладчик считает, что одним из главных элементов новаторства социалистического реализма является внимание писателей к сильному народному характеру, к разностороннему росту человека из народа, синтетическое изображение всех сторон его духовного развития – его деяний, разума, мыслей, эмоций.

— Новаторские открытия в литературе, – говорит он, – это всегда открытия человека своей эпохи. Перед социалистическим реализмом на современном этапе истории советского общества стоит труднейшая задача выработки такой художественной формы, которая была бы в состоянии воплотить небывало новое и богатое содержание нашей жизни, отразить всесторонность развития советского человека, растущего вместе с народом, его творческий труд, присущее ему чувство коллективизма, силу его мысли. Очевидно при этом, что емкость, многогранность и многокрасочность формы могут быть достигнуты самыми различными художественными путями, подсказываемыми, однако, в каждом случае при всем их своеобразии самой жизнью, теми или иными ее сторонами.

Но исходящие из жизненных потребностей поиски новаторской художественной формы будут плодотворными тогда, когда они найдут опору в классическом художественном опыте.

Литературное развитие человечества выдвинуло и наметило классические эстетические решения ряда кардинальных проблем, поставленных общественной жизнью и волнующих человечество. Открытия социалистического реализма не могут не опираться на эти решения. Если бы литература социалистического реализма пренебрегала опытом классического наследия при изображении новых сторон нашей действительности, она оказалась бы неспособной удовлетворить и жизненные потребности современности¹.

Выступающие сосредоточили внимание на вопросе о необходимости глубже изучать художественную природу новаторства нашей литературы, изучать все ее черты в единстве их содержания и формы.

А. Абрамов (Воронеж) справедливо заметил, что мы обращаем мало внимания на художественный облик советской литературы, плохо вскрываем ее эстетические особенности. Наши недруги, добавил он, говорят, что новизна советской литературы – явление внешнее, что она лишена своего новаторского художественного метода. Опровергнуть все это никак нельзя, не вскрывая эстетической сущности нашей литературы, не говоря об особенностях ее художественной формы.

Н. Гей (Москва) выступил против догматического отрыва идейности от художественности, против их понимания как каких-то разных качеств, механически соединяющихся в произведении искусства. Критики, сказал он, часто берут идейное содержание произведения как что-то существующее вне его художественной ткани, вне образной системы. Такой подход дает о себе знать, например, в статье М. Гуса о неореализме.

— Неправомерны, – продолжает оратор, – взгляды, согласно которым книги о современности имеют право на скидку, так как актуальность их содержания будто бы искупает недостатки их формы. Такие взгляды ведут к оправданию иллюстративности, серой, посредственной литературы, они компрометируют совершенно верное требование, чтобы литература была пронизана духом современности.

Н. Гей критикует понимание художественности как чисто формального свойства искусства. Художественность, говорит он, это сплав всех свойств образа, это качество и содержания и формы литературы. Художественность – не «дополнение» к изобразительному или выразительному началу, идейности или правдивости; это свидетельство их слияния, тот фокус искусства, в котором все сходится, то единство всех свойств искусства, без которого не может быть целого и законченного, а тем более совершенного произведения искусства. Вопрос о художественности приобретает сейчас особое значение: он предполагает разговор о том, каким должно быть произведение литературы, чтобы оно могло выражать великие идеи коммунизма, передать пафос эпохи, запечатлеть дыхание современности.

Важный вопрос поднял на совещании Б. Мейлах (Ленинград).

— Мы никогда не поймем подлинную сущность социалистического реализма, – сказал он, – если не будем подходить к нему как к проявлению особого типа художественного мышления. Надо сказать, что термин «художественное мышление» произносится у нас с опаской, а многие считают, что употреблять его вообще не следует… Но это совершенно неверно. Искусство – особого рода познание жизни, которое имеет свои собственные средства. Пугаться этого термина не следует, и мне хотелось бы, чтобы в результате совещания он получил право гражданства в нашей науке.

Б. Мейлах говорит затем о специфике художественного мышления в социалистическом реализме, которое основано на марксистском мировоззрении; вследствие этого художники обрели возможность глубже видеть закономерности жизни, они вооружены методом видения, и все это изменило характер самого художественного мышления. Чтобы понять эти изменения, нужно исследовать самые глубины творчества, те его моменты, когда зарождается художественный образ и становятся ясными отношения действительности и эстетических оценок, которые возникают в сознании художника.

— Больше всего помочь писателям, – сказал оратор, – мы сможем именно в разработке проблем художественного мышления. Но одними литературоведческими средствами эти проблемы не решить. Надо использовать богатства, имеющиеся в смежных науках – в психологии и в тех разделах павловского учения, которые относятся к человеческому мышлению.

О проблеме художественного мышления говорили на совещании и другие ораторы. По их мнению, этот вопрос выдвигается сейчас на передовые рубежи науки, а его неразработанность тормозит развитие многих ее разделов.

М. Кузнецов (Москва), выступая против абстрактного логизирования в науке, говорил о путях сближения литературоведения и критики. Один из таких путей состоит в том, чтобы изучать, как новаторство социалистического реализма проявляется в различных жанрах литературы.

Известно, сказал оратор, что расцвет романа совпадает с расцветом реализма, что именно роман занимает в реализме ведущее место. Поэтому все зарубежные выступления против романа, все разговоры о его кризисе – это обычно и выступления против реализма. М. Кузнецов говорит далее о новаторских чертах советского романа – его историзме, стремлении вобрать в себя огромные революционные движения масс и т. д.

— Но, – замечает он, – подчас некоторые наши достоинства начинают переходить в недостатки. В последнее время у нас появились произведения, претендующие на роль эпопеи, на широкий охват действительности. В них много событий, много исторических личностей, охват истории «необычайный». Некоторые критики считают такие произведения нашим большим завоеванием. Так, В. Назаренко, автор статьи «Наш многоплановый роман» (Звезда», 1958, N 8), приходит к выводу, что социалистический реализм ввел в практику новый вид романа, где социальные силы воплощаются в особом порядке «суммарных образов».

Споря с В. Назаренко, М. Кузнецов подчеркивает, что большинство недостатков таких романов приходится как раз на их мнимо эпопейные пласты, на их «суммарные образы». Именно так, по мнению оратора, обстоит дело с «Сотворением мира» В. Закруткина, в котором хорошо изображен мир деревни, а широкий эпический фон написан неудачно.

Некоторые наши романы как бы развиваются вширь, вместо того, чтобы идти вглубь. И вряд ли правильно поднимать такие явления на щит, выдавать их за новаторские достижения социалистического реализма. Нужно настаивать на подлинном новаторстве, на глубинных исканиях, на серьезном подъеме художественного уровня наших романов.

— Три крупных художника нашего временя, – заключает М. Кузнецов, имея в виду Шолохова, Федина, Твардовского, – на протяжении трех последних лет остро ставят вопрос о подъеме качества нашей литературы. Сейчас это главное для нас.

Выступление В. Орлова (Ленинград) было посвящено поэзии, ее новаторским исканиям.

— Мы, – сказал он, – мало изучаем подлинное новаторство нашей поэзии – новаторство мысли. А ведь именно здесь корень вопроса о новаторстве. Поэзия начинается там, где движется мысль, воплощенная в образе. С ритма и рифмы начинается – и на них же заканчивается – только версификация.

Поэтическая мысль – мысль ассоциативная и образная – это в максимальной мере обобщенная мысль, возводящая частное и личное во всеобщее… Величие истинной, по-настоящему большой и нужной людям поэзии – в том, что она всегда, даже, казалось бы, в микроскопических темах умеет – посредством мысли – отразить нечто существенное из того главного и особенного, что в данный исторический момент составляет содержание жизни и знаменует ход ее поступательного развития. Это относится и к так называемой интимной лирике.

Нашей поэзии последних лет, – продолжает В. Орлов, – часто недостает того обжигающего накала мысли, который был у Пушкина, Некрасова, Блока, Маяковского. Именно на этих путях, путях мысли, и надо развивать новаторство нашей поэзии.

Основной недостаток работ о новаторстве драматургии А. Богуславский и В. Диев (Москва) видят в том, что их авторы часто не подымаются выше «перечислительных приемов» или ищут новаторство в таких чертах драматургии, которые свойственны всем видам литературы. В качестве примера ‘они приводят статью «Черты современника» из журнала «Театр», где анализ своеобразия новой драмы сводится к беглому перечню таких особенностей, как народность, оптимизм, пафос утверждения и т. д. Однако черты эти относятся не только к драме, но и ко всей литературе.

Выступление Ю. Борева (Москва) было посвящено истории жанра трагедии и ее основным чертам. Трагедия, утверждает оратор, это наиболее философский жанр искусства. Она может дать такое глубокое раскрытие героики и силы человека, так осветить определенные стороны жизни, как это не под ‘силу другим жанрам.

Ю. Борев полемизирует с критиками, которые считают, что новаторство советской трагедии состоит в ее оптимизме. В истории мирового искусства, говорит он, всякая подлинная трагедия была оптимистической, и новаторство советской трагедии состоит не просто в оптимизме, а в новом характере этого оптимизма, связанном с отчетливым представлением о будущем человечества, с ясным пониманием тенденций истории, с нашим новым идеалом.

Я. Ниедре (Рига) говорил о том, как социалистический реализм обогатил жанровое многообразие литературы Латвии. Споря с адептами «независимого искусства», которые утверждают, что литература, проникнутая социалистической идеологией, якобы застывает в своих формах, канонизируется, Я. Ниедре убедительно показывает, как новый метод развивает литературу, делает ее реализм более многосторонним и емким. В латышской литературе появляется и расцветает жанр художественного очерка. Видное место начинает занимать в ней повесть, развитие которой было вызвано стремлением писателей глубже показать своих героев в сложных событиях и коллизиях жизни, в контрастах жизненных перемен.

Прозаические жанры обогащаются и романом-эпопеей, романом энциклопедического склада. Другим становится характерный для латышской литературы образ автора: от старых, традиционных черт у него частично остается только неторопливость крестьянина, медлительность в повествовании. Социалистический реализм вносит новое и в лирику, и в драматургию, он обогащает мастерство писателей, их стиль.

На совещании шла речь и о том, как в нашей критике освещается проблема традиций и новаторства социалистического реализма.

И. Чичеров (Москва) не согласился с Я. Эльсбергом, который во вступительном слове критиковал его статью («Октябрь», 1959, N 1) за противопоставление новаторства традициям и за схематическое толкование черт новаторства нашей литературы.

— Мне кажется, – сказал И. Чичеров, – что наступило время, когда огромный художественный опыт нашей советской литературы требует от нас сосредоточить свое внимание на выделении специфического, особенного в ней, отличного от литературы прошлого.

С этих позиций оратор критикует доклад Я. Эльсберга, в котором, по его мнению, много говорится о традициях, преемственности, о художественном наследии и мало сказано о нашем новаторстве, прежде всего в художественной форме.

С. Петров (Москва) не принял упрека в недооценке им классического наследства, который Я. Эльсберг адресовал его статье, напечатанной в N 12 журнала «Москва» за прошлый год. С. Петров соглашается с утверждением Галины Николаевой, что классическое наследие далеко не во всем может помочь советским писателям, так как перед ними – новое общество, новые процессы жизни, по-новому формирующие психологию людей. В этой связи он спорит с Г. Макогоненко, который в журнале «Вопросы литературы» упрекал Г. Николаеву за недооценку классического наследия. Как ни велико для нас значение классического опыта, говорит он, одно лишь его усвоение не позволит нашим писателям выполнить все свои задачи, разрешить все трудности.

Я. Эльсберг в заключительном слове критиковал позицию И. Чичерова и С. Петрова.

— Изучая проблему новаторства, – сказал он, – нельзя делать это в ущерб наследству, нельзя недооценивать его. Источник советской литературы – это, конечно, наша новая действительность, но отражение этой действительности неразрывно связано с обращением к классическому наследию. Ведь речь идет не о том, чтобы советские писатели учились у классиков именно и только тогда, когда объекты изображения совпадают. Суть вопроса – в художественных принципах отражения действительности и человека, получающих органическое новаторское развитие в нашем искусстве.

На дискуссии возник спор и о зарождении социалистического реализма. В последнее время в некоторых устных выступлениях было высказано мнение, что социалистический реализм возник задолго до Горького, в революционной литературе XIX века. Я. Эльсберг полемизировал с этой точкой зрения в своем докладе. С ним не согласился А. Илличевский (Киев); выступая, он пытался обосновать тезис о том, что истоки социалистического реализма находятся в поэзии Эжена Потье и что революционные песни рубежа XIX – XX столетий тоже содержат в себе элементы социалистического реализма.

Я. Эльсберг в заключительном слове возражал А. Илличевскому. Ленин, напомнил он, точно охарактеризовал Потье как пропагандиста посредством песни; у нас нет оснований утверждать, что поэзия Потье кладет начало новому этапу реализма.

Совещание продемонстрировало, что в нашем литературоведении начинается поворот к углубленному анализу художественной природы новаторства нашего искусства. Но этот поворот нужно закрепить. На совещании прозвучали выступления, в которых тематика и проблематика литературы отрывалась от образов, содержание отчленялось от формы, идейность от художественности. Правда, не такие выступления задавали тон обсуждению. Пафосом его была борьба против схоластического подхода к проблеме новаторства, за исследование ее во всей сложности и специфике.

Хорошо, что споры велись с учетом сложности и важности поставленных вопросов. Хорошо и то, что рецидивы вульгаризаторского и схоластического подхода к искусству были встречены участниками совещания с нескрываемой иронией. Как нечто смехотворное была воспринята выдвинутая одним из ораторов формула, согласно которой вопрос о новаторстве метода социалистического реализма решается просто – в нем есть три стороны: новый объект, новый субъект и новые отношения между ними. Эта мнимая простота, говорилось на совещании, не учитывает художественной природы метода и начисто оторвана от запросов литературной практики. Смехом встретила аудитория и непродуманную попытку одного из выступавших изобрести новый термин, новое название нашего творческого метода.

ГЕРОИКА И ПРОТИВОРЕЧИЯ ЖИЗНИ

На совещании много говорилось о новаторском видении жизни в нашей литературе, о ее оптимизме, об умении советских писателей показывать свет и тени жизни, ее ведущие тенденции.

Всем этим вопросам был посвящен доклад В. Перцова «Об оптимизме советской литературы».

— Реализм нашей литературы – воинствующий реализм, – говорит оратор. – Борьба света и тени является для него не просто приемом изображения, но тем основным принципом искусства, который обеспечивает ему роль двигателя жизни. Художник социалистического реализма стоит перед лицом действительности, полной противоречий, но он знает пружины, движущие жизнью, видит тенденции ее развития и потому верит в будущее.

Оптимизм нашей литературы – это оптимизм, вытекающий из смысла произведения, а не из счастливой развязки или из арифметического превосходства положительных героев над отрицательными; это оптимизм, обусловленный философским осмыслением конфликта в образах, а не авторским протекторатом по отношению к идее. Такой оптимизм не имеет ничего общего ни с лакировкой, ни с очернительством.

Не умея или не желая понять это, иные наши противники приписывают нам оптимизм в духе Панглоса, который не хотел видеть жизненные противоречия и прикрывался от них спасительным изречением «все к лучшему в этом лучшем из миров». Но наш исторический оптимизм основан на такой научной концепции движения человечества к коммунизму, которая вооружает нас всей силой самокритики по отношению к самим себе. Это острое и беспокойное миропонимание обращено к каждому из нас с безотлагательным требованием величайшей активности. Потому-то внимание к противоречиям жизни характерно для всех лучших произведений советской литературы на протяжении всей истории советского общества.

Жизнеутверждающий пафос нашей литературы отчетливо виден в том, как решается в ней одна из главных ее тем – тема обогащения личности во имя интересов общества. Личность, доказывающая свою преданность общему делу, тем самым обогащается – такова позиция наших художников.

Становление нового общества и нового человека – процесс долгий, мучительный, иногда трагический. Маркс и Ленин говорили о долгих муках родов, неизбежно связанных с переходом от капитализма к социализму. В науке еще не найдены средства «обезболивания» родов нового строя жизни и нового человека. Советские художники понимают это, и тем нелепее выглядят обвинения нашей литературы в «бюрократическом оптимизме», которые исходят из стана врагов. Разве похожа на «бюрократический оптимизм» та философия борьбы, которая дана Александром Фадеевым в образах его «Разгрома»? А разве не та же требовательная философия оптимизма, не тот же образ преодоления страданий составляет пафос романа «Как закалялась сталь»?

Основа силы, источник оптимизма «настоящих людей» нашей литературы – это такое полное слияние «я» отдельного человека с другими «я» – товарищей по общей цели, со всем народом, когда отдельное «я» вбирает в себя по капле общий опыт.

Это слияние устремлений личности с общими устремлениями полнее всего раскрывается в трагедийной ситуации. Беря человека на пределе активности, в неимоверном столкновении страстей, трагедийная ситуация позволяет заглянуть в самую глубь не только его существа, но и всего исторического процесса, сформировавшего данную личность. Об этом говорят произведения, ставшие вехами в развитии советской литературы, – «Тихий дон» и «Молодая гвардия», «Зоя» и «Дом у дороги», «Сын» и «Русский лес». Трагизм борьбы закаляет героев – таков пафос многих произведений нашей литературы.

В. Перцов разбирает проблемы оптимизма и трагедийности на творчестве Маяковского, Есенина, Шолохова, Довженко – художников, тяготеющих к синтетическому изображению прекрасного и трагедийного в жизни, умеющих, каждый по своему, утвердить веру в человека и в его светлое будущее на земле. Раскрывая героическое в нашей действительности, говорит докладчик, можно правильно понять и осветить в художественных образах и ее противоречия.

1. Доклад Я. Эльсберга опубликован в N 4 нашего журнала за этот год.[↩]