Традиции Достоевского и Леонид Леонов
Н. А. Грознова, Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы, Л., «Наука», 1982, 311 с.
Название очерков Н. Грозновой – «Творчество Леонида Леонова и традиции русской классической литературы» шире темы, которая рассматривается в книге. Работа посвящена осмыслению традиции Достоевского Леонидом Леоновым. Исследователь считает, что искусство создателя «Русского леса» от имени нашей современности на протяжении десятилетий ведет диалог с философским и эстетическим наследием творца «Преступления и наказания» и «Дневника писателя». Книге Н. Грозновой современность придает то, что автор опирается на созданные в 50 – 60 годах Леоновым новые варианты таких произведений, как «Конец мелкого человека» и роман «Вор», прослеживая, как развивается традиция Достоевского в творчестве Леонова от произведений 20-х годов к нашим дням. Обозревается движение в публицистике писателя в 20 – 70-х годах, а также в романе «Барсуки», где «наиболее ярко выявляется первый опыт освоения Леоновым жанра идеологического романа» (стр. 3) – опять-таки, подчеркивает исследователь, под углом зрения традиции Достоевского.
Собственно тема «Достоевский и Леонов» – центральная в объемистой книге, и для ее осуществления привлечен довольно-таки обширный материал, рассматривается огромное число высказываний и подходов, связанных с художниками разных исторических периодов.
Н. Грознова обратилась к вопросам, которые вызвали и вызывают к себе полемическое отношение, порождают споры, часто выходящие за пределы словесного искусства. Поэтому литературоведческое решение их едва ли может быть «окончательным», ибо они принадлежат многим поколениям, обладающим разным опытом, ищущим в литературе то, что ныне необходимо быстротекущему дню.
Работу составляют следующие разделы: «Л. Леонов и русская классическая литература (Критический обзор)»; «Традиции Достоевского в творчестве Л. Леонова. Публицистика. «Барсуки». «Вор». От первой ко второй редакции романа»; «продолжение традиций (Леонов и современная русская советская проза)»; «Проблемы литературной преемственности (Некоторые вопросы теории)». Затронуты в главах-очерках (нередко довольно полемично) разнообразные вопросы, имеющие острое современное звучание.
Автор не упрощает проблему классических традиций, познавая творчество Леонида Леонова в движении, в контексте времени. Эта наиболее важная особенность работы подчеркнута в критическом обзоре, в котором сказано, что появление первых произведений Леонова вызвало в 20-е годы решительные, с оттенком непререкаемости, суждения критики о жесткой будто бы зависимости начинающего писателя («тут ничего нет, кроме шпаргалки…») от литературных предшественников. «Хотя в суждениях А. Луначарского, М. Горького, – пишет автор, – была высказана высокая оценка первых результатов творческих исканий Леонова, все же подавляющая часть критики отнесла рассказы и повести писателя к «орнаментальной прозе», их снисходительно расценили не иначе как модные в те годы опыты стилизаторства, как упражнения в подражательстве» (стр. 5).
Показывая далее, как молодой Леонид Леонов последовательно защищал право художника на внешне опосредованное воссоздание эпохи, на «боковое зрение», но «такое, которое бы открывало пути к философскому осмыслению деяний современности» (стр. 8), автор ссылается не только на широко известные письма Максима Горького Леонову, но и на горьковское «Предисловие» – о нем знают далеко не все – к французскому изданию романа «Барсуки» (1931). Оно в свое
время было воспроизведено «Литературным наследством» в томе «Горький и советские писатели» (т. 70). В «Предисловии» Максим Горький писал, что Леонов – «один из наиболее крупных представителей той группы современных советских литераторов, которые продолжают дело классической русской литературы – дело Пушкина, Грибоедова, гоголя, Тургенева, Достоевского и Льва Толстого…». Эта горьковская мысль положена в основу центральной идеи исследования.
Вполне правомерно рассмотрение в отдельной подглавке леоновской публицистики; с особой силой леоновское созвучие с Достоевским обнаружилось – по мнению исследователя – в дни войны и в первые послевоенные годы. В очерках отмечается, что обращение к мотиву «детской слезинки» с точки зрения историко-литературной не было для Леонова однозначным фактом: «Наделенный пронзительной, как и у Достоевского, тревожностью… этот мотив повлек за собою у Леонова по существу ту же совокупность моральных и эстетических проблем, которая была разработана и у Достоевского. В эти годы в статьях и произведениях советского писателя, наделенного мудрым и чутким к человеческому переживанию сердцем, с особой остротой и в непосредственной связи с темой ребенка встают проблемы страдания, морального долга, искупления» (стр. 66).
В сорок третьем военном году Леонов писал: «Чрезмерное, но не бесплодное страдание переживает сегодня наш народ. Это громадная домна, в ней плавятся какие-то новые качества к завтрашней жизни и происходят сложные процессы, которые сегодня еще невозможно предсказать» (стр. 66).
Опираясь на послевоенное леоновское творчество, исследователь заключает, что «конституциональное родство» с Достоевским выводило автора «Вора» к сходным раздумьям философского и эстетического содержания: «Феномен же особых исторических условий послевоенного времени приводил к возникновению таких «мыслительных ветров», которые увлекали Леонова к тем же философским, социально-историческим размышлениям, которые занимали когда-то и Достоевского. Но традиция, исполняющая роль «идеологического катализатора» в развитии искусства, традиция как явление «корреляции» в ее воздействии на литературный процесс в творческом тигле Леонова раскрывается не только как бережное следование, бережное сохранение для потомков социально-эстетических ценностей, которые были привнесены в сокровищницу искусства Достоевским; традиция у Леонова – это каждый раз и сложная творческая дискуссия» (стр. 78 – 79).
В главе, посвященной «Барсукам», выявляются связи произведения с предшественниками и современниками: «Леонов же как художник и в известной мере как теоретик искусства в. «Барсуках» делал уже решительный шаг навстречу полифоническому искусству Достоевского…»
Рассматривая вторую редакцию леоновского «Вора», исследователь обращает внимание на разработку художником положительной программы для своих героев, исторические корни современной жизни, любимое леоновское слово «блестинка» осмысливается в свете философской идеи романа как продолжение постоянного диалога Леонова с наследием Достоевского. «…Главное-то сокровище… старика, – записывал от имени автора «Вора» сочинитель Фирсов, – состоит не в алмазных фондах, даже не в патентах материальной цивилизации, находится не в подземелиях, а рядом, рукой достать, в глубине… взгляда, вернее, в неуловимой проникновенности зрачка, еще точнее, в крохотной и как бы влажной точке света, в невесомой блестинке на его поверхности. Несомненно, эта малая крупица света – кроткой вечерней звезде сестра родная, только старшая и потому видная со всех концов вселенной».
Автор очерков отмечает, что, только пережив в «Воре», в совокупности двух его редакций, самое глубокое и взволнованное постижение философских и других особенностей наследия Достоевского, Леонов скажет в статье «Достоевский и Толстой» о «всемирном нынешнем бессмертии Федора Достоевского».
Одна из значительных глав книги рассматривает современную прозу; примечательно сопоставление «Вора» Леонова и шолоховского «Тихого Дона». По мысли исследователя, Шолохов и Леонов продолжают в XX веке ту параллель в нашей литературе, которая обозначилась в русской прозе XIX века именами Толстого и Достоевского. Любопытны, хотя, разумеется, во многом спорны, размышления о связи с леоновской прозой произведений таких наших современников, как Виктор Астафьев, Евгений Носов, Юрий Бондарев, Василий Белов, Валентин Распутин…
В последние годы в литературоведении сложилась традиция внимательного отношения к предшественникам. Многое Н. Грознова рассматривает впервые, выполняя роль первопроходца. Вместе с тем нельзя не пожалеть о том, что к тем, кто много лет занимался творчеством Леонова, исследователь относится с недостаточным вниманием. Об этом, впрочем, литературная периодика уже писала.