Типологическая общность и национально-историческое своеобразие

Вопрос о литературных направлениях обретает сейчас все бо´льшую актуальность. Этому способствуют два взаимосвязанных обстоятельства: обострившийся интерес к закономерностям общелитературного развития, к исследованию мирового литературного процесса в его полноте и целостности и, с другой стороны, возросшее внимание к специфике отдельных литератур, к своеобразию их исторических путей и судеб.

И хотя категория направления издавна выступает как основная единица членения истории национальных литератур нового времени, приходится признать, что она «не готова» еще к предназначенной ей роли. В сегодняшнем литературоведении по-разному истолковывается содержание и объем самого понятия «направление», его связь с другими категориями, характеризующими литературный процесс. Вызывает, наконец, споры и проблема соотношения в литературных направлениях интернационального и национально своеобразного, типологической общности и национально-исторической специфики.

В трудах советских теоретиков прочно утвердилась мысль, что «основной предпосылкой сравнительного изучения литературы разных народов является единство и закономерность общего процесса социально-исторического развития человечества, которым обусловлено и закономерное развитие литературы и искусства» ¹. Отсюда следует вывод о необходимости различать сходство типологическое и контактное: внутренние аналогии литературного процесса, вызванные сходством общественных условий, и литературные влияния.

Правда, «обычно те и другие взаимодействуют: литературное влияние становится возможным при наличии внутренних аналогий литературного и общественного процесса». Однако же типологическое сходство может возникнуть и «независимо от наличия или отсутствия непосредственных контактов: оно проявляется как аналогичная последовательность литературных жанров и стилей, закономерная смена которых определяется закономерным развитием человеческого общества и отражающего это развитие общественного сознания человека» ².

Естественно, что международный характер литературных направлений, аналогичная их последовательность и смена в разных странах тоже рассматриваются обычно как результат типологических совпадений и соответствий. «Обращаясь к истории литературы нового времени, с самых ранних этапов формирования буржуазного общества, – развивает свою концепцию В. Жирмунский, – мы констатируем у разных европейских народов одинаковую регулярную последовательность литературных направлений, смену и борьбу связанных с ними больших литературно-художественных стилей, сходство которых не может быть результатом случайности и обусловлено исторически сходными условиями общественного развития этих народов…» ³

Подобные же взгляды высказаны и в работах А. Соколова: «Сходство литературных направлений, возникших в различных национальных литературах, объясняется не заимствованиями, не влияниями одной литературы на другую, а сходством социально-исторических условий, сложившихся в истории разных народов» ⁴.

Эти авторитетные суждения выражают точку зрения наиболее распространенную, господствующую сейчас в нашей науке. Во многом убедительные и справедливые, они, тем не менее, выглядят недостаточно ясными в одном существенном пункте.

При несомненном единстве основной тенденции общественного развития (от феодально-средневекового общества к капиталистическому), его темпы, формы и сроки оказывались различными в разных странах. И потому конкретно-исторические ситуации в Италии и Англии, Франции и Германии, Испании и России (не говоря уже об идеологических, религиозных и культурно-художественных традициях) были – в любую эпоху – глубоко своеобразными. Однако же в этих своеобразных, несходных, неповторимых условиях постоянно возникали литературные направления, которые принято рассматривать как сходные, родственные, внутренне близкие.

Нужно ли доказывать, что в первой половине XIX столетия полуазиатская крепостническая Россия и, скажем, капиталистическая Англия, давным-давно свершившая буржуазную революцию, пережившая эпоху промышленного переворота, находились на разных стадиях общественной эволюции? Между тем и романтизм, и критический реализм возникают в обеих странах практически одновременно.

Выходит, одни и те же литературные направления могут складываться в разных общественных ситуациях, и тогда ни о каком «сходстве социально-исторических условий» говорить не приходится. Между тем сторонникам традиционной точки зрения подобное допущение кажется невозможным. «Если романтизм возникает в определенных социально-исторических и идеологических условиях и становится их художественным выражением, то он не может возникнуть в других общественных и идейных условиях. Это положение можно признать аксиомой…» ⁵ – настаивает А. Соколов.

Но если это действительно аксиома, логично было бы признать, что, говоря о романтизме или реализме в России и в Англии, мы называем одним и тем же именем разные по своей сути явления. Однако А. Соколов решительно отвергает и это предположение. У него не вызывает сомнения «единая сущность романтизма при различии его национальных форм» ⁶. И понятие об этой единой сути, о «романтизме вообще»»создается путем обобщения особенностей, присущих отдельным романтическим направлениям» ⁷.

Нетрудно заметить: сама возможность существования «отдельных романтических направлений» – многообразных национальных форм романтизма – остается при такой постановке вопроса недоказанной, теоретически не обоснованной. Получается, что сходные «социально-исторические и идеологические условия» могут возникать в странах, находящихся на разных уровнях общественного развития.

Несколько иное решение интересующей нас проблемы – и тоже на примере романтизма – предлагает В. Жирмунский. Данное Марксом определение этого художественного направления как первой реакции на французскую революцию и связанное с ней просветительство, рассуждает ученый, «точно обозначает социально-историческое место и предпосылки романтизма. Однако «реакция» была различной в сознании разных общественных классов, в разное время и у разных народов, и этим определяется многообразие и пестрота конкретных индивидуальных форм («микросистем») романтической литературы» ⁸.

Но если реакция на просветительство и французскую революцию была в разных странах неодинаковой, если несхожими были ее содержание, ее общественный смысл, то, значит, даже социальные и идеологические предпосылки национальных «романтизмов» были различными⁹. На чем же основывается тогда внутренняя общность романтического искусства, единство художественной системы («макросистемы») европейского романтизма?

Словом, если А. Соколову не удалось теоретически обосновать возможность существования национальных разновидностей романтизма, то в рассуждениях В. Жирмунского, напротив, ускользает «единая сущность» романтического искусства.

Очевидные недостатки обсуждаемой концепции вызвали к жизни противоположную точку зрения, наиболее остро и темпераментно высказанную Б. Реизовым. По мнению ленинградского ученого, такие понятия, как «классицизм» или «романтизм», «не имеют типологического смысла: они имеют только исторический смысл, который они приобретают в каждой данной стране и в каждый данный отрезок времени» ¹⁰. Если же, полагает Б. Реизов, «Мы станем искать во всех европейских «романтизмах» общие признаки, мы должны будем отказаться от сущности каждого из этих «романтизмов» – от их исторического, общественного и художественного смысла» ¹¹. Значит, «романтизм в общеевропейском плане может быть понят лишь как система и процесс литературных взаимодействий, которые вызывают в каждом случае разные, национально и исторически обусловленные следствия» ¹². Нет романтизма «вообще», существуют лишь отдельные «романтизмы», взаимосвязанные и воздействующие друг на друга¹³.

Позиция Б. Реизова не получила сколько-нибудь серьезной поддержки в нашей науке и вызвала ряд критических откликов, в значительной мере справедливых¹⁴. Изъяны предложенной им концепции и впрямь очевидны. Главный из них: неоправданно резкое противопоставление типологического и конкретно-исторического изучения литературы – противопоставление, порождающее новые противоречия и неясности.

«Задача итальянского романтизма группы «Conciliatore», например, заключалась в борьбе за национальное освобождение, – пишет Б. Реизов. – Если бы не литературное движение в Германии, если бы не соответствующее литературное движение во Франции, итальянская литература национально-освободительной борьбы не приняла бы тех форм, которые мы называем итальянским романтизмом» ¹⁵.

Приведенное рассуждение справедливо лишь отчасти. Действительно, идеи национального освобождения вовсе не обязательно должны выражаться в романтических художественных формах. Так почему же все-таки итальянская литература обратилась к опыту немецкого романтизма? Чем объяснить, что среди множества литературных образцов и авторитетов предпочтение было отдано немецким и французским романтикам? Очевидно, этого требовали задачи преобразования итальянской литературы, подготовленные всем ходом предшествующего ее развития. Именно в этом, в отрицании внутренних закономерностей литературного процесса, рождающих сходные явления в различных национальных литературах, и состоит, по-видимому, главная ошибка Б. Реизова.

«Движение, путь, этапы! – иронизирует он. – Развитие литературы рассматривается как движение поезда, который не может прийти из Москвы в Ленинград, не пройдя всех промежуточных станций» ¹⁶. Ирония напрасная, ибо факт остается фактом: одинаковая регулярность и последовательная смена основных литературных направлений (о чем так хорошо говорит В. Жирмунский), весь ход литературного процесса подчинены определенным закономерностям и не могут быть сведены к случайностям межнациональных контактов. И чем ближе народы и страны по своим историческим судьбам, по типу духовного и культурного развития, тем более сходства обнаруживают возникающие в них литературные направления. Объяснить все это одной лишь системой литературных взаимодействий, как предлагает Б. Реизов, решительно невозможно.

А вместе с тем в позиции Б. Реизова есть свои резоны, свои сильные стороны, на которые до сих пор не обращено должного внимания. Недооценка системы литературных взаимодействий, их роли и значения в мировом литературном процессе – это действительно существенный недостаток отвергаемых им концепций. Прав Б. Реизов и в другом: национальное своеобразие литературных направлений столь велико, что рассмотрение их в качестве «вариантов» классицизма, сентиментализма или романтизма «вообще» явно недостаточно.

Истина, очевидно, лежит где-то посредине между крайностями обеих точек зрения. С попытками опровергнуть тезис о закономерном возникновении и регулярной, последовательной смене основных литературных направлений согласиться, как видим, невозможно. Но столь же трудно согласиться и с традиционной его интерпретацией – с тем, что под воздействием сходных общественных условий в разных литературах сами по себе и независимо друг от друга возникают одинаковые художественные направления, единые по своей сути и отличающиеся лишь некоторыми вторичными признаками национального своеобразия. Литературные влияния и взаимодействия выглядят при этом чем-то необязательным, второстепенным.

Реальная картина европейского литературного развития представляется намного более противоречивой и сложной. В силу его неравномерности каждое из крупных литературных направлений достигает обычно наивысшего расцвета в какой-то одной стране (реже – в нескольких странах), где для этого складывается особенная, исключительно благоприятная ситуация. Именно в своей наиболее зрелой, классической форме оказывает оно обратное воздействие на литературный процесс, становится как бы ориентиром литературного развития и получает поэтому международное значение.

Разумеется, воздействие это возможно лишь постольку, поскольку в других странах существуют соответствующие условия, более или менее сходные социальные и духовно-культурные предпосылки. Но коль скоро такое сходство никогда не может быть полным, эти аналогичные литературные направления тоже лишь отчасти сходны со своим образцом. В каждой стране, в каждой национальной литературе происходит отбор и переработка идущих извне влияний, их переосмысление и истолкование в соответствии с отечественными потребностями и общественными задачами, их встреча с местными традициями, общекультурными и литературно-художественными.

Мы можем говорить, следовательно, о совокупном действии и взаимовлиянии обоих факторов (типологических и контактных) в ходе возникновения и развития общеевропейских литературных направлений. С этой точки зрения и должны быть пересмотрены господствующие сейчас в нашей науке принципы их типологического исследования, и, прежде всего – представление о национальных разновидностях общеевропейских направлений как о равноправных, равнозначных (в теоретическом отношении) «вариантах».

В самом деле, если у европейских (даже только европейских!) народов литературные направления развиваются с неодинаковой интенсивностью, если каждое из них в своей классической форме выступает, как правило, в одной только стране, это значит, что в других странах оно не достигает полной зрелости, а в ряде случаев может быть выражено совсем слабо, представлено в эмбриональном, зачаточном виде. Неужели все эти многообразные национальные разновидности должны быть признаны теоретически равноценными вариантами литературного направления «вообще»? Не лучше ли, не, правильнее ли говорить о некоей иерархии его типологических форм?

В этой связи бесперспективным, методологически неправомерным представляется способ создания полноценных типологических моделей литературного направления, предложенный в недавней монографии Е. Купреяновой и Г. Макогоненко. По мнению авторов, «общая, межнациональная типология литературного направления не может включать в себя особенности его различных национальных модификаций. Более того, она должна быть отвлечена, «очищена» от всего, что отличает одну модификацию от другой, и только при этом условии может предстать их общим инвариантным ядром» ¹⁷.

Но если в каждой из «национальных модификаций» сущностные черты литературного направления выступают с разной степенью полноты, с большей или меньшей отчетливостью, сама возможность вычленения «общего инвариантного ядра)? становится проблематичной. Главное же – вызывает сомнение именно надежность, «полноценность» построенной таким образом модели. Ведь она неизбежно предполагает «обобщение особенностей» (вспомним выражение А. Соколова) неравнозначных в теоретическом отношении «вариантов» литературного направления, попытку найти некую равнодействующую между его наиболее типичными и не вполне типичными образцами.

По нашему же мнению, сущность литературного направления выражается не в мифическом «инвариантном ядре», но, прежде всего – в его наиболее характерных и типичных образцах, в его классической национальной форме. Ориентируясь на нее, и следует, очевидно, решать проблему типологических соответствий, строить теоретическую модель данного литературного направления.

Что же касается иных, «неклассических» его разновидностей (ограничимся пока странами Западной Европы), то они являют собою как раз то, что можно было бы назвать типологическими вариантами или, лучше сказать, «типологическими вариациями» этой теоретической модели, представляют как бы ступени приближения к ней.

Во избежание недоразумений, сразу же заметим, что различение «классических форм» и «типологических вариаций» носит сугубо познавательный, понятийно-терминологический характер и ни в коем случае не может служить критерием эстетической оценки. Оно призвано выявить лишь степень «чистоты», «классичности» изучаемого явления или же, напротив, меру его «неправильности». Однако большая или меньшая чистота литературного направления сама по себе не является залогом его художественной ценности. Величайшие явления в искусстве нередко возникают как раз на сломе традиций – в итоге синтеза разнородных, подчас противоположных начал.

1. В. М. Жирмунский, Литературные течения как явление международное, «Наука», Л. 1967, стр. 4.[↩]
2. Там же.[↩]
3. Там же, стр. 6.[↩]
4. А. Н. Соколов, Литературное направление (Опыт статьи для терминологического словаря), «Известия АН СССР». Серия литературы и языка, т. XXI, 1962, вып. 5, стр. 409.[↩]
5. А. Н. Соколов, К спорам о романтизме, в сб. «Проблемы романтизма», «Искусство», М. 1967, стр. 37.[↩]
6. Там же, стр. 11.[↩]
7. Там же, стр. 12.[↩]
8. В. М. Жирмунский, Литературные течения как явление международное, стр. 17.[↩]
9. Да и не всегда такая «реакция» была непременно романтической. Достаточно вспомнить Радищева или Карамзина.[↩]
10. Б. Реизов, Об изучении литературы в современную эпоху, «Русская литература», 1965, N 1, стр. 9.[↩]
11. Б. Реизов, О литературных направлениях, «Вопросы литературы», 1957, N 1, стр. 113.[↩]
12. Б. Реизов, О литературных направлениях, стр. 98.[↩]
13. См. там же.[↩]
14. См. в особенности: Г. Н, Поспелов, О литературных направлениях (По поводу статьи Б. Г. Реизова), «Научные доклады высшей школы. Филологические науки», 1958, N 1; М. Б. Храпченко, Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы, изд. 3-е, «Советский писатель», М. 1975, стр. 244 – 246.[↩]
15. Б. Реизов, Об изучении литературы в современную эпоху, стр. 8.[↩]
16. Там же, стр. 10.[↩]
17. Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко, Национальное своеобразие русской литературы. Очерки и характеристики»»Наука», Л. 1976, стр. 3.[↩]