№11, 1978/Обзоры и рецензии

Литература и идеологическая борьба в странах Востока

«Идеологическая борьба и современные литературы зарубежного Востока», «Наука», М. 1977, 238 стр.

Формирование национальной культуры развивающихся стран Востока сопровождается острой идейно-политической борьбой прогрессивных сил как против происков империализма и неоколониализма, так и против внутренних консервативно-реакционных группировок. В разных странах, в зависимости от особенностей их социально-политического развития, эта борьба принимает специфические формы, исключительно остро она проявляется в литературе.

Рецензируемая книга, подготовленная коллективом специалистов Института востоковедения АН СССР, – по существу первый труд по этой проблематике в советском литературоведении. Статьи сборника, посвященные культурной жизни многих стран Востока – от Египта до Японии, – подчинены одной общей исследовательской задаче – анализу и освещению модернистских и традиционалистских течений в различных литературных жанрах. Господствующая в этих странах идеология национализма предопределяет сложную, внутренне противоречивую, все время изменяющуюся взаимосвязь модернизма и традиционализма в самом широком значении этих понятий. Как показывают авторы данного труда, в середине 50-х годов, то есть практически вскоре после завоевания национальной независимости, в литературе большинства освободившихся стран обнаруживается поляризация традиционалистских и модернистских течений.

Тенденции традиционализма убедительно раскрыты в сборнике на примерах афганской новеллистики (А. Герасимова), героико-авантюрной прозы, созданной китайскими авторами Гонконга и Юго-Восточной Азии (Д. Воскресенский), а также романа-мифа индийского прозаика Раджи Рао (Е. Калинникова). Эти различные по формам национальные литературы, объединенные приверженностью традиционным жанрам, в наибольшей мере отражают мироощущение социальных низов и ориентируются на присущие им стереотипы социального сознания, воплощенные в фольклоре. Поэтому для них характерно преобладание религиозно-нравственного, дидактически-морализаторского мотива, вплетенного в повествование о вечной проблеме столкновения Добра и Зла, в которой спроецированы реальные социальные противоречия и конфликты.

Но если в афганской новелле симпатии художника выражаются довольно непосредственно – путем непритязательных деклараций и расставленных акцентов, то в китайской «героико-авантюрной прозе присутствует непременный элемент фантастики, волшебства, который придает изображенному условному миру таинственность, романтичность» (стр. 229). Однако при всем различии этих жанров двух национальных литератур их роднит общая традиционалистская основа, определяющая их единое функциональное назначение: афганская новеллистика пытается «утвердить в сознании своих соотечественников религиозно – националистические идеи» (стр. 55), так же как и «китайская героико-авантюрная проза является проводником националистических по своему духу идей» (стр. 236).

Совершенно особенные черты, как показывает в статье «Заветы» Мисима Юкио» А. Долин, приобретает традиционализм в Японии. Эти черты определяются сущностью великодержавного самурайского национализма, традиции которого и пытался возродить в 60-х годах один из воинствующих представителей японского традиционализма Мисима Юкио. Для него характерны, с одной стороны, проповедь мессианской идеи «спасения отечества», а с другой – фанатичный антимарксизм и антикоммунизм, равно как и реакционнейшие позиции во внутриполитической жизни страны. Справедливо отмечает автор то пагубное влияние, какое «продолжают оказывать литературные труды Мисима, в особенности публицистика и эссе последних лет, отравляющие сознание молодого поколения ядом национализма, несущие под оболочкой блестящей стилистики идеи человеконенавистничества» (стр. 217).

Несколько особняком в рамках исследуемого вопроса стоит роман Раджи Рао «Кошка и Шекспир». Весь пафос присущей ему символики, показывает Е. Калинникова, покоится на принципах древнеиндийской философии, в частности, ее наиболее влиятельной системы – веданты. Однако автор статьи верно констатирует, что «внутренний мир Раджи Рао формировали не только упанишады, «Бхагавадгита», «Махабхарата» – словом, религиозная мысль Индии. На него оказывала и оказывает большое влияние культура Запада» (стр. 128). В частности, в романе ощущаются веяния западной модернистской литературы. Тем не менее, центральная идея романа – идея непротивления – глубоко вплетена в традиции общественной мысли Индии и «еще живет в умах многих соотечественников писателя» (стр. 133). Она предопределяет отнесение романа «Кошка и Шекспир» к традиционалистскому течению в индийской литературе.

Большинство статей сборника посвящено анализу модернистских течений в современных литературах Востока, что вполне оправданно, так как разного рода «новаторские» эксперименты в области литературы, как правило, осуществляются именно под флагом модернизма. При этом характерна их прямая или опосредованная связь с философией экзистенциализма.

Авторы правильно указывают на весьма широкое распространение работ экзистенциалистов (в оригиналах и в переводах) в странах Востока. Как отмечает В. Кирпиченко, в Египте принципы этой философии преподавались в высших учебных заведениях; из статьи Б. Чукова явствует, что в Ливане и в Ираке весьма популярно художественно-философское творчество Ж. -П. Сартра и А. Камю; в анализе, проведенном С. Утургаури, показано, что формирование в Турции в 60-х годах «литературы отчуждения» обусловлено увлечением буржуазной творческой интеллигенции идеями экзистенциализма.

В сборнике не было возможности рассмотреть причины столь сильного воздействия экзистенциализма на художественное развитие стран Востока – это требует специальных исследований. Авторов интересовала более важная в данном контексте цель – проследить и раскрыть, в чем конкретно выразились модернистские искания. Так, в Египте они воплотились в возникшей в 60-х годах «новой волне» нопеллистики, в литературе хинди нашли свое прибежище в «антипоэзии», в литературе телугу приобрели форму движения группы молодых поэтов дигамбара, в непальской литературе – в поэзии Ральфов. Обращает на себя внимание тот факт, что модернизм захлестнул в 60-х годах не только известную часть литературы развивающихся стран, но и, возможно, в большей мере, – японскую литературу, и статья К. Рехо «Модернистский роман в послевоенной Японии» это наглядно демонстрирует.

Общая и наиболее характерная черта модернистских литературных течений – авторы сборника это убедительно показывают – приправленная экзистенциалистским соусом проповедь разобщенности, отчужденности, заброшенности человека, его беспомощности перед лицом общества и стихийных сил природы. В творчестве египетского модерниста Мухаммеда Ибрахима Мабрука отчетливо звучит мотив страха «перед бытием, перед извечной обреченностью человека на одиночество, на молчание, на неизбежную смерть» (стр. 19). В рассказах иракского прозаика Ф. ат-Теккерли действительность предстает «хаосом, абсурдом, затерянная в ней индивидуальность охвачена страхом смерти и отчаянием перед безысходностью» (стр. 34). У турецкого писателя Н. Тосунера в рассказе с характерным названием «В тупике» герой тяготится мучительным вопросом: «Как выбраться из омута одиночества?», а герой его другого рассказа, «На мосту Мари», заунывно твердит: «Я ущербный человек. Я одинок везде и всюду» (стр. 61). Поэзия дигамбара в литературе телугу «мучится страданиями каждого человека» и «рыдает при мысли о будущем людей» (стр. 107). Для поэзии непальских Ральфов в мире царят безмолвие, разобщенность, пустота; «смерть мрачной тенью окутывает существование человека. Дыхание смерти парализует его, лишает возможности действовать, сопротивляться» (стр. 143). Наконец, главный герой произведений японского прозаика Дадзая Осаму – «одинокое, заброшенное существо, трагически отчужденное от окружающего мира» (стр. 189).

Вся модернистская литература Востока выражает ту же устремленность, что и ориентированная в прошлое литература традиционализма, – объективно она также служит проводником националистических настроений и идей, облекая их лишь в «новаторски-модернистские» одежды. Кстати, здесь обнаруживается идеологическая, а порой и художественная общность традиционалистской и модернистской литературы.

Авторы не без оснований усматривают связь определенных модернистских течений в литературе с так называемым движением «новых левых», которое было популярным на Западе в 50 – 60-х годах. Эта связь ясно проявляется уже в самих названиях литературно-художественных направлений: «новая волна» новеллистики – в Египте, «новое левое» – в Ираке, «новая литература» в прозе и «второе новое» в поэзии – в Турции, «антипоэзия» – как ответвление от «новой поэзии» в литературе хинди, в Непале Ральфы тоже выступали от имени «новой поэзии» и т. д.

Но дело, разумеется, не во внешнем сходстве наименований, а в самой сути модернистских литературных течений, их идеологической ориентации на бунтарские настроения и идеи. Статья З. Петруничевой, посвященная поэзии дигамбара в литературе телугу второй половины 60-х годов, так и озаглавлена – «История одного бунта». Представители «антипоэзии» в литературе хинди также выступили с бунтом, в котором «исходили из нигилистического отрицания правовых и государственных институтов» (стр. 88).

Показательно, что, подобно «новым левым» на Западе, их последователи на Востоке также выступают с идеями «деидеологизации». С неприкрытой прямотой и откровенностью эти идеи выражены в японской модернистской литературе. Например, герой рассказа Сиина Риндзо «Пирушка в полночь» заявляет: «…Идеология – это хуже любых глупостей… Всякая идеология предполагает противодействие и борьбу, и, даже если она преследует великую цель – мир и счастье, она неизбежно приведет человечество к войне и гибели… Бросьте идеологию свиньям!» (стр. 198).

Таким образом, анализ кризисных явлений литературного процесса в странах Востока со всей убедительностью свидетельствует о его органической связи с процессом идеологическим. Рецензируемый коллективный труд, как справедливо отмечает автор введения Л. Аганина, демонстрирует, «в каких острых идеологических битвах против воспроизведения жизни в ее связях с действительностью, против познавательной функции искусства, ее социального аспекта проходило самоутверждение литературы модернистского и традиционалистского толка» (стр. 4 – 5).

При общем высоком идейно-теоретическом уровне работы особенно досадными представляются отдельные недочеты и неточности. Прежде всего, отмечая довольно широкое разнообразие представленных в сборнике стран Востока, приходится сожалеть, что среди них отсутствуют, с одной стороны, страны социалистической ориентации (Алжир, Бирма и др.), а с другой – страны, где имели место реакционные государственные перевороты (в частности, Индонезия). Исследование этих литератур могло бы пролить дополнительный свет на общие и специфические закономерности художественного развития на Востоке.

Представляется также, что авторам следовало бы более глубоко вскрыть социальные и идейно-политические основы поворота к модернизму в литературах стран Востока, более обстоятельно коснуться социально-классовых позиций и конкретно – политической ориентации адептов модернистских и традиционалистских течений. Вместе с тем вопрос о борьбе прогрессивных деятелей культуры, литературных критиков и писателей-реалистов против этих двух крайних потоков литературного процесса, очевидно, тоже нуждается в специальном и подробном рассмотрении.

Поскольку, как справедливо отмечается во введении, традиционализм особо опасен и служит серьезным тормозом на пути развития прогрессивной литературы в странах Востока, можно было бы ожидать, что статей, анализирующих это явление, будет в сборнике несколько больше.

Вызывают возражения отдельные формулировки и утверждения, встречающиеся, будем справедливы, крайне редко. Например, трудно согласиться с характеристикой ситуации, сложившейся в индийском обществе 60-х – начала 70-х годов, как «тупиковой». «Осуществлению позитивных программ, – пишет А. Сенкевич, – коренному социальному переустройству препятствуют правые и шовинистические силы, пытающиеся навязать через бюрократический аппарат свою политику в области идеологии и литературы» (стр. 85). Здесь существо дела явно упрощено, но даже оно не дает оснований для квалификации внутриполитического положения Индии данного периода как «тупикового».

В целом же книга «Идеологическая борьба и современные литературы зарубежного Востока» кладет начало систематическому и целенаправленному изучению на малоисследованном материале большой и важной проблемы соотношения литературы и идеологии как сложного, динамичного, внутренне противоречивого процесса.

Цитировать

Литман, А. Литература и идеологическая борьба в странах Востока / А. Литман // Вопросы литературы. - 1978 - №11. - C. 284-288
Копировать