Студенческий Букер

Как и в 2004 году, в рамках Букеровской премии проводился проект «Студенческий Букер». В 2005 году к студентам Российского государственного гуманитарного университета присоединились студенты и аспиранты Санкт-Петербургского университета. Из них было образовано жюри, в состав которого вошли авторы пяти лучших эссе, написанных о романах, номинированных на премию.

В своем манифесте жюри заявило об отказе «выработать общую идею и озвучивать ее хором» и следовании «принципу противоречия»: «Чтобы претендовать на премию «Студенческий Букер», произведение должно быть оригинальным, но не провокационным, провокационным, но не бездуховным, духовным, но не назидательным, назидательным, но не публицистичным, публицистичным, но не откровенно, откровенным, но не без загадки, загадочным, но не темным, темным, но все-таки ясным, ясным, но не примитивным». При этом жюри взяло на себя обязательство «присудить премию произведению, сочетающему в себе самые несочетаемые вещи», но только если оно будет созвучно их, то есть «студенческому» мироощущению, «которое можно описать только еще одним набором противоречий».

Не удивительно, что, как и в прошлом году, «противоречивый» студенческий выбор разошелся с выбором букеровского жюри: победителем премии «Букер – Открытая Россия 2005» был назван роман Дениса Гуцко «Без пути-следа», студенты же выбрали роман Дмитрия Быкова «Эвакуатор».

ПРОРОЧЕСТВО В ОДНОМ, ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОМ, «РОМАНЧИКЕ». Б. Евсеев. «Романчик»

С его любовью к ироническим парадоксам, Б. Евсеев называет «Романчиком» произведение, лейтмотив которого – пророчество. Он упорно заставляет нас вглядываться в магию чисел: 73 – 37 наоборот, 74 – 37 дважды, хотя с «Конторой Глубокого Бурения» на страницах «Романчика» сталкивается только его сознательно невыдающийся герой, а последствия столкновения не описаны. То есть ничего особенного не происходит в этом самом пресловутом 1973 году.

Для начала нужно определиться с термином «пророчество». Пророчество – это не обязательно весть о будущем, оно может касаться как будущего, так и прошлого с настоящим. Главное, что в пророчестве нам сообщается весть «оттуда», из какого-либо иного мира.

В этом смысле пророчеством являются как речи смелого профессора Куницына – пророчеством из мира свободы слова, так и письмо из Израиля Ляли Нестреляй. Своеобразным пророчеством является и «Легкий кинематограф прозы», веселый транс, для которого не нужны даже маринованные поганки дяди Коли-пожарника – в качестве галлюциногена.

Бу-Бу пророчествует по большей части о прошлом, Авик о настоящем, старуха около греческого дома на Ордынке – о будущем.

Авик, потом признавший свою болезнь, неадекватность и ложь, почти все время пророчествует правильно, если можно считать пророчеством о современности умение распознать стукача.

Пророчества Бу-бу основываются прежде всего на бородатых анекдотах о Ленине, и единственное «классическое» пророчество Евсеева – слова старухи из дома на Ордынке.

Экклезиастэс, носящий библейское имя и описанный как ветхозаветный пророк, – вообще не пророчествует. Его изречения не относятся ни к какому времени: ни к прошлому, ни к настоящему, ни к будущему. Может быть именно этим (отсутствием связи со временем) Экклезиастэс производит сильное впечатление на героя «Романчика», слишком внимательно относящегося к числам.

Обрамляет «романчик» вполне конкретный «мир иной», Земля Обетованная – Жуковка: с нее повествование начинается, ей заканчивается, как будто все оттуда приходят и все туда, в Жуковку, уходят. Попасть в нее по собственному желанию посреди обычной романной жизни, а не в начале или в конце – нельзя. Поэтому герой в четвертой главе попадает не на небеса, а в мрачный загробный мир, в котором даже упыри водятся.

Главный пророк «Романчика» – Солженицын – обитатель, вдохновитель, возможно даже создатель этого чудесного «иного мира», и знакомство с Настропалевичем отдает поклонением верховному жрецу, служителю какого-то непонятного божества, который смешон, исполняя обряд, но все же близок к священному, поэтому не подлежит осмеянию.

Зато текст действительно пронизан темой «Земли Обетованной», что как раз находится в полном согласии с историческими реалиями: именно на 1973 год пришелся пик отъездов в Израиль, что живо и с юмором в «Романчике» описано. Но «Жуковка» – реальный «мир иной», а Израиль – «Земля Обетованная» – это что-то вроде седьмого неба, совсем далекое и нереальное.

Описанный в «Романчике» 1973 год как-то слишком напоминает нам современность. Писатель уходит на тридцать лет назад, чтобы рассказать о том, что происходит сегодня и с помощью «временного иносказания» описывает сегодняшний день, злободневные споры, выводит современные «типы».

Н. Великанова

ИГРАЙТЕ И ПРОИГРЫВАЙТЕ. М. Рыбакова. «Братство проигравших»

Одинокий и множественный человек – таков герой романа Рыбаковой. В своей Европе он дома, в своей семье он чужой, а вслед за своей жизнью хотел бы прожить еще много других и все – по-разному. Поэтому он сам становится «автором» – и начинают происходить вполне реальные перевоплощения.

Довольно резкий, немного ироничный тон начала повествования сменяется все более и более поэтическим и сентиментальным. Внешне простой любовный сюжет, попадая в русло «жизнетворчества», разветвляется на бесконечное количество посторонних историй, которые могли бы стать – или стали? – основными сюжетами романа. Придумывая мир для уехавшего любимого человека, Кассиана, Бернард придумывает его и для себя. Игра для него – все, что касается человеческих отношений. Появляются новые герои – настоящие, увиденные во сне или просто собранные из фрагментов памяти и подсознания их «автора». Перевоплощения и реинкарнации где-то совсем рядом. Появляются друзья мужа возлюбленной героя, соседи друзей, случайные прохожие, с которыми когда-либо встречались соседи, наконец, электрик, который чинит проводку в том городе, где раньше жили родители той женщины, которая приснилась герою… Каждый из персонажей может хоть ненадолго сам стать «творцом», придумать, вспомнить, узнать кого-то и привести его в круг «братства» – притом что сами члены и не подозревают о существовании «братства проигравших» и формально оно состоит всего из трех человек и еще, может быть, того, кто за ними наблюдает.

Жизни с легкостью вставляются в роман на тех же правах, что и тексты и описания графических изображений – поэма Кольриджа, критическая статья, описания рисунков дурака. Все формы существования – будь то книга, фрагмент памяти, рисунок или сон – обладают одинаково значимой судьбой, своим отдельным миром. И эти миры причудливо пересекаются, тянутся друг за другом или обрываются так же внезапно, как и появились; «кто-то рисует на стенах кадры никогда не снятого фильма».