Е. В. Жаринов. Историко-литературные корни массовой беллетристики

Поток мнений о массовой литературе легко разделяется в последнее время на два основных русла. Первое стремится к объективному исследованию¹, тогда как второе являет собой продолжение распространенной в советской научной среде оппозиции «высокая – низкая литература». Особая точка зрения в этой дискуссии принадлежит Е. В. Жаринову. Массовая беллетристика, в его представлении, является порождением особого рода ментальности, присущей сугубо «англо-американскому» сознанию. Ее жанровые особенности напрямую связываются с романтическим мировосприятием, а романтизм рассматривается через призму диалектики Добра и Зла. Автор монографии подчеркивает манихейские корни этого противостояния, цитируя высказывание Ю. Лотмана об «архаических мифологических образах, догматике манихеев»²².»Манихейскую ересь» Е. Жаринов видит в поэзии трубадуров и рыцарских романах и – особенно – в протестантизме.

Фигуре Мартина Лютера отведено довольно значительное место в первой главе книги, озаглавленной «Массовая культура как явление ноосферы». Приводится мнение А. Л. Чижевского о массовых психозах, которые отражают «основные архетипы современного масскульта» (с. 21). Протестантизм воспринимается как мировоззрение, которое и оказало сильнейшее влияние на формирование эстетики романтизма, а поскольку он, в свою очередь, трактуется как источник беллетристических жанров, «логично предположить, что современная культурная ситуация каким-то образом предопределена была все тем же протестантизмом» (с. 39).

В продолжение этой мысли для России выделяются две причины укоренения романтизма на ее почве: влияние пиетизма и распространение мусульманского фатализма. Цитируя Г. Флоровского, Жаринов подчеркивает «искус или соблазн пиетизма» для «русской души» (с. 47). Остается неясным, какое именно содержание вложено в термин «пиетизм»: противостоящее ортодоксальному протестантизму мистическое течение конца XVII-XVIII веков или же в широком смысле – религиозно-мистическое настроение. Скорее, здесь пиетизм подается как проявление «западничества», поддерживаемого (если не насаждаемого) императором Александром I.

Что касается фатализма, то он по своей типологии также совпадает с «протестантской провиденциальностью» (с. 48). «Романтическая беллетристика в России начала XIX века» (ей посвященавторая глава) помещается на пересечении восточного (фаталистического) и западного (точнее, западнического) мировоззрений. Ориентализм в русской литературе начала XIX столетия трактуется как одна из форм бытования массовой литературы. Проявление западной ментальности в книгах И. Лажечникова, М. Загоскина, Ф. Булгарина смягчено и трансформировано славянским мировоззрением. В частности, подчеркивается восприятие «православного отечества как отечества небесного». Конфликт в этих произведениях рассматривается как столкновение мусульманского фатализма в сочетании с протестантским провиденциализмом, с одной стороны, и православной концепции мира – с другой (с. 113).

Тема фатализма и провиденциализма выделяется и в готических произведениях русских романтиков. Если для исторических повестей своего рода литературным образцом было названо творчество В. Скотта, то для готических – Э. Т. А. Гофмана. С точки зрения поэтики существенная роль отводится циклизации. По мысли Е. Жаринова, она выражает самозамкнутость текста. Произведение, таким образом, замкнуто на создании и поддержании вторичной художественной реальности, не имеющей выходов вовне. «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» А. Погорельского, «Вечер на Хопре» М. Загоскина, «Рассказы на станции» В. Олина, «Пестрые сказки» В. Одоевского соотносятся с циклами Муркока и Желязны, на основании чего делается вывод о близости русской романтической прозы начала XIX века и последующей западной беллетристики (с. 143).

Третья глава является логическим продолжением теоретических выкладок первой и второй. Она посвящена жанру романа «ужаса» в англо-американской беллетристике, основным теоретиком которого здесь представлен С. Кинг. С учетом его позиции и многочисленные романы «ужаса», и их экранизации предстают опять-таки как «проявления очень важных моментов так называемой протестантской ментальности» (с. 164) (в частности, речь идет о доктрине предопределенности и Книге Иова).

Отдельно следует упомянуть о таком существенном признаке англо-американской беллетристики, как «неистовость», которая отличает возникшее в 1986 году направление «splatterpunk». Черты его поэтики – эпатаж, актуализация сцен секса и насилия, апеллирование к «зверю в человеке» и стремление вызвать у читателя «животный ужас». Выстраивается логическая цепочка: воздействие чуждого русской духовной мысли романтизма на литературу России в начале XIX века вызывает появление «массовой беллетристики» лишь на короткое время. Напротив, «протестантские» страны Европы (представленные обобщенным образом «англо-американской культуры») лишены возможности сопротивляться влиянию «диалектики Добра и Зла», что и приводит в итоге к появлению и процветанию в XX столетии таких жанров, как «сплаттерпанк».

М. ШТЕЙНМАН

1. См., в частности: Дмитренко С. Беллетристика породила классику (К проблеме интерпретации литературных произведений) // Вопросы литературы. 2002. N 5. С. 75 – 102.[↩]
2. Лотман Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб.: Искусство – СПБ, 2005. С. 718.[↩]