Структура армянского стиха

Давид Гаспарян, Стихосложение армянской советской поэзии, Изд. АН АрмССР, Ереван, 1979, 387 стр. (на армянском языке).

О значительном оживлении интереса исследователей к изучению проблем стиха уже писалось неоднократно. Следует лишь добавить, что успехи отечественного стиховедения, во многом слагавшиеся по сей день усилиями исследователей русского стиха, конечно, должны были сказаться и в том, что в сферу научного рассмотрения все больше и больше вовлекался также и иной национальный материал. И среди этого материала, безусловно, большое значение приобретала стиховая культура народов, в силу тех или иных исторических причин тесно связавших свою судьбу с судьбой России и, следовательно, активно взаимодействующих с русской культурой.

Поэтому вполне закономерно появление книги Д. Гаспаряна, посвященной изучению процессов, протекавших в армянском стихе советского периода. Подобное обобщающее исследование уже давно необходимо.

К достоинствам книги следует отнести прежде всего широкий охват материала: в ней представлена панорама литературных явлений от начала XX века до последних лет. И хотя метрические эксперименты Ваана Теряна, как и раннего Чаренца, хронологически выходят за рамки означенного в заглавии периода, автор, несомненно, поступил правильно, посвятив им всю первую главу: без этих явлений, весьма существенных и значительных в истории армянского стиха, вряд ли возможны анализ и интерпретация последовавших за ними трансформаций, пришедшихся уже на советский период развития армянской поэзии.

Но, с другой стороны, чтобы правильно оценить эти явления, необходимо выбрать верную «точку опоры» – правильный взгляд на природу армянского стиха вообще, по отношению к которой и должны оцениваться описываемые метрические новшества.

К сожалению, армянское стиховедение потратило чрезвычайно много сил на преодоление ошибочного мнения о «тонической природе» армянского стиха, которое бытовало в литературоведении после появления фундаментального труда М. Абегяна «Армянское стихосложение» (Ереван, 1933). Однако можно заметить еще вот что: по сей день раздававшиеся отголоски мнений о «тоничности» армянского стиха принадлежали авторам, в основном далеким от занятий проблемами армянского стихосложения и просто опиравшимся на авторитет такого маститого ученого, как М. Абегян (даже если прямые ссылки на него отсутствовали). Так, в предисловии к сборнику «Армянская средневековая лирика» («Советский писатель», Л. 1972) Л. Мкртчян писал о том, что мнение М. Абегяна о тонической природе армянского стиха было принято. Вопрос: «кем?» – попросту опускался. Одна из причин безоговорочного «приятия» абегяновской теории заключалась в том, что теория русского стиха, более разработанная, в случае признания родственной природы стиха армянского, предоставляла готовые схемы и формулы, под которые его легко было подвести. Но к ним же можно подвести любой речевой акт: везде есть и ямбы, и хореи, тем более, что «теория замен», на которую и опирался М. Абегян, предполагала и возможность сочетания различных стоп в стихотворной строке. В последние годы ошибочность такого подхода к армянскому стиху убедительно доказана в ряде работ Э. Джрбашяна, точку зрения которого и разделяет автор рецензируемой книги. Д. Гаспарян, отстаивая теорию силлабичности армянского стиха, вполне справедливо отмечает, что «трудом М. Абегяна «Армянское стихосложение (метрика)» изучение армянской версификации не завершилось, а только началось» (стр. 377). Это важная оговорка, ибо согласие армянских филологов с выводами М. Абегяна базировалось на молчаливом признании того, что природа армянского стиха выяснена и к проблемам отечественного стихосложения армянской филологии уже не имеет смысла возвращаться.

Отстаивая и доказывая силлабичность как основу армянской национальной просодической системы, Д. Гаспарян выбрал правильную «точку отсчета». Силлабическая природа армянского стиха признана им безоговорочно, и прочие структуры, отклоняющиеся от слогового принципа, оцениваются им лишь на фоне традиционной силлабической стиховой культуры. И лишь в этом случае становятся понятны роль и значение теряновских экспериментов, выхода Чаренца в область акцентных форм стиха как актов преодоления традиционных форм, что в свою очередь делает метрические явления в армянской поэзии начала и первых двух десятилетий XX века типологически сопоставимыми с изохронными явлениями в метрике иных национальных поэтических систем, именно в первые десятилетия нашего века обнаруживших явные тенденции к такому «преодолению».

Д. Гаспарян рассматривает все эти стиховые явления в непосредственном соседстве с продолжавшими функционировать (и весьма активно) традиционными размерами. Он тщательно изучает и силлабический, и силлабо-тонический, и чисто тонический фонд метрического репертуара советских армянских поэтов. При этом различные метрические образования рассматриваются не только сами по себе, но и во взаимных превращениях, в проявлении одного принципа в другом. Таким образом, показывается, как национальная силлабика накладывает свой отпечаток на силлабо-тонические и акцентные формы, разработанные армянскими поэтами исследуемого периода.

Круг поэтов, рассмотренных автором, довольно широк. Вполне естественно и оправданно то, что большая часть первых глав посвящена метрике Чаренца, в сущности, давшего образцы чуть ли не всех стиховых форм, разработанных впоследствии. На этом фоне отчетливо вырисовываются творческие поиски его современников по ту и другую сторону: наиболее радикальных «реформаторов» – Г. Абова и А. Вштуни, более умеренных и более склонных к традиционным национальным формам – Г. Сарьяна, Н. Зарьяна и др. Панорама поэтических явлений расширяется по мере приближения к современности. И на этом пути – от начала века до 1970-х годов – отчетливо проступают и кризисные моменты, и периоды взлета стиховой культуры. Все это дает автору возможность представить более или менее целостную картину истории армянского стиха XX века, определить в ней место и роль отдельных поэтов. В сущности, рецензируемая книга является первой попыткой такого цельного представления, и в этом – основная ее ценность.

К несомненным достоинствам книги следует отнести постоянное соотнесение метрических и прочих стиховых особенностей с содержательным аспектом поэзии в самом широком смысле: от предметного наполнения строки до общефилософских, общеэстетических ориентации, концептуальных решений и т. п.

Выводы автора хотя и не всегда, но весьма часто базируются на статистическом материале, придающем им надежность. Что касается недостатков труда Д. Гаспаряна, то, как ни странно, один из них связан именно со стремлением автора дать всеохватывающую картину эволюции. Не ставь автор себе этой цели, нельзя было бы и предъявить к нему претензии, сводящиеся к тому, что вся картина тем не менее не охвачена.

Понятно, что такого требования нельзя предъявить ни к какому труду, однако имеется в виду вот что: во-первых, в начале исследуемого периода продолжал еще творить такой выдающийся поэт, как О. Туманян, до середины 1950-х годов не Складывал пера А. Исаакян. Это величины, опыт которых не мог быть не учтен поколениями советских поэтов, как бы они ни ориентировались на поэтические нововведения В. Теряна и Е. Чаренца. Кроме того, даже при минимальном учете этого опыта следующими поколениями он сам по себе является одним из звеньев, составляющих облик армянской советской поэзии соответствующих периодов.

Объяснить указанный пробел можно: автор исследования с самого начала стремился обнаружить и подчеркнуть новые качества, приобретенные армянским стихом в начале XX века. В этом стремлении Д. Гаспарян и выделяет наиболее нетрадиционные поэтические поиски, между тем как названные выше поэты оставались в русле традиционных метров. Но это объяснение – попытка реконструкции точки зрения автора, которому следует возразить в двух аспектах: 1) приверженность традиционным метрам отнюдь не означает традиционности в стихе, по крайней мере у обоих поэтов, ритмы которых, в рамках привычных размеров, совершенно свежи и нетривиальны, – и достигается это многими факторами: и чрезвычайной активизацией полиметрии, и возникшими у них новыми интонациями, новыми жанровыми тяготениями старых стиховых форм и т. п., 2) традиционные формы все-таки не обойдены автором и изучены на материале творчества среднего поколения армянских советских поэтов.

Тем не менее если признать предполагаемый выше акцент на «поиски», на новаторство справедливым объяснением упущения, то возникают рассуждения о другом упущении.

Поскольку история армянского стиха доведена до 1970-х годов, то следовало бы обратить внимание – хотя бы самое беглое – на метрические поиски самых молодых представителей армянской поэзии последних лет и объяснить как новое качество традиционных метров у них, так и стремление к верлибровым формам и близким к ним стиховым построениям.

Таким образом, для полноты картины эволюции армянского стиха советского периода не хватает в книге Д. Гаспаряна двух полюсов: старейших мастеров и новейших экспериментаторов.

И тем не менее книга насыщена материалом чрезвычайно, а это создало дополнительные трудности для автора. Обильный материал выдвигает и больше требований к композиции работы. Д. Гаспарян выбрал путь хронологического расположения анализируемых им поэтических явлений. Нисколько не отрицая этого правомерного (если не единственно правомерного) решения, следует, однако, подчеркнуть, что хронология здесь должна была быть совмещена и с другими моментами.

Автор исследования вполне справедливо под термином «стихосложение» понимает не только метрику и ритмику, но и эвфонические особенности, строфическую композицию и т. п. Поэтому, как кажется, было бы целесообразней каким-то образом вычленить каждый из рассматриваемых аспектов, в противном случае картина эволюции, невзирая на детальнейшие наблюдения, предстает весьма расплывчато. Почему-то один автор рассматривается с точки зрения метрики, другой – с точки зрения звукописи, третий – структуры строфы и рифм или синтаксических особенностей (переносы и т. п.). А все это никак не укладывается в какую-то линейную (историческую) последовательность.

Другое положительное качество исследования – постоянное проведение связи между содержательными аспектами поэзии того или иного автора с его формально-стиховыми особенностями – также зачастую переходит в свою противоположность. Во-первых, сами формы рассмотрения этом, связи вызывают ряд возражений, когда они перерастают в параллельное изложение одного и другого аспектов изучения: изложению стиховедческих наблюдений предшествует изложение творческой эволюции поэта, в значительной степени известной читателю, в свою очередь в результате этого непомерно разрастается объем книги. С другой стороны, в ряде случаев оценка содержательной специфики творчества того или иного поэта и вовсе заменяет стиховедческий анализ. Так происходит с Г. Абовым (стр. 90 – 93), В. Норенцем (стр. 149) и другими, когда Д. Гаспарян, говоря о невысоком поэтическом уровне произведений этих авторов, считает себя вправе обойти и вопросы их стиха. Между тем как раз в стихе многие из них (в том числе и названные два поэта) представляют собой весьма интересные явления. Причем эта «интересность» не снимается тем, что, скажем, привились чаренцевские тонические формы, а абовские оказались за рамками дальнейшего развития армянской поэзии. Наоборот, сам этот фактор требует детального анализа и абовских стиховых структур, выявления их особенностей, явившихся предпосылкой их чуждости армянской поэзии и дальнейшей непопулярности.

Все это вместе с некоторыми фактическими ошибками и с рядом спорных толкований метрических явлений, о которых уместнее говорить уже в армянских филологических кругах, – конечно, досадные недочеты. Но армянское стиховедение долго находилось на периферии филологической науки, и только сейчас вслед за русским стиховедением, авторитет которого не вызывает сомнений, оно намечает пути разработки своей методологии. Огромное количество невыясненных вопросов предопределило и указанные недочеты рецензируемой книги. При всем при этом издание ее следует всячески приветствовать, осознавая, однако, что это один из первых шагов армянского стиховедения, которому еще предстоит разгадать многие загадки, таящиеся в стиховой структуре одной из древнейших и богатейших поэтических культур.

г. Ереван