Страница истории национальной культуры

Ю. А. Кожевников, Эпоха романтизма в румынской литературе, «Наука», М. 1979, 280 стр.

Назвать эту монографию весомым вкладом в советское румыноведение означало бы сказать о ней лишь половину истины: труд Ю. Кожевникова привлечет, несомненно, интерес всех специалистов по литературе стран Центральной и Юго-Восточной Европы, всех тех, кто стремится постигнуть специфические особенности развития культуры этого региона.

В послевоенные годы румынское литературоведение значительно обогатилось капитальными исследованиями, посвященными различным аспектам литературного процесса XIX столетия, в том числе становлению романтического течения, его воздействию на духовную жизнь румынского общества. Наиболее значительные работы Ю. Кожевниковым учтены, хотя перечень этих работ можно было бы, вероятно, увеличить, тем более что в последние годы все большее число румынских специалистов занято выявлением места, занимаемого родной литературой в европейской художественной жизни. Но одно неоспоримо: обоснованность исходных позиций автора монографии, правильность намеченных им во введении задач – «проследить то развитие общественной мысли в предреволюционный период, которое сопутствовало первому этапу развития романтизма в румынской литературе, определить особенности романтизма национального возрождения, показать специфику переломного, послереволюционного этапа в развитии романтизма и проанализировать творчество Эминеску как завершающий этап в развитии румынского романтизма» (стр. 24). В заключение Ю. Кожевников счел необходимым рассмотреть вопрос о соотношении романтизма и реализма в румынской литературе второй половины XIX века.

Структура работы соответствует порядку намеченных здесь задач. Привлекая обильный литературный материал, автор убедительно показывает, что романтизм в Румынии выступает как наиболее цельный, влиятельный, важный компонент литературного движения второй и третьей четверти XIX столетия, несмотря на то, что не заявляет о своем рождении громкими программами, а его представители даже не называют себя романтиками.

Он был, делает аргументированный вывод Ю. Кожевников, единственным активным, плодотворным направлением в годы подготовки революции 1848 года как составная и «наиболее патетическая» часть национального возрождения.

Компетентное, хорошо продуманное расположение материала в главах позволяет наглядно проследить внутреннюю динамику этого течения – от «романтизма периода национального возрождения» (до 1848 года) к «романтизму антибуржуазному» с его элегической интонацией и гораздо менее выраженной общественной доминантой. В каждом этапе выявлена неповторимая историческая специфика, отличающий его круг идеологических представлений, свойственный ему образный строй, жанровая иерархия, порой даже эволюция некоторых жанров и стилевых тенденций. Хочется обратить внимание на мысль Ю. Кожевникова о том, что наибольшую значимость в исследуемый период представляет не утверждение новых литературных форм, а та функция, которую эти формы выполняют. Иными словами, не то важно, что пишутся басни, что в комедии отдается предпочтение мольеровским схемам, что теоретики литературы прибегают зачастую к терминологии школьной риторики XVIII века, а то, что весь механизм художественного воплощения и восприятия носит явственно романтический характер. Романтизм выступает не просто как литературное движение, направленное на обновление художественных средств, а как новая форма мироощущения, организации духовной деятельности общества, охватывающей – помимо литературы – и журналистику, и историографию, и лингвистику, пронизывающей всю культурную жизнь страны.

К особым удачам исследования Ю. Кожевникова можно отнести разделы, освещающие проблематику развития общественной мысли до 1848 года, роль концепций Элиаде, Бэлческу, Когэлничану и других, а также различных обществ и прочих начинаний, инициаторами которых они были, в формировании национальной культуры. Важными для советского румыноведения представляются страницы монографии, посвященные анализу различий между романтизмом «классическим» и румынским эпохи национального возрождения, процессов становления родного разговорного языка в фактор национального искусства, значения фольклора в формировании этических и эстетических принципов литературы, его превращения из «памяти крестьянской» в «память общенациональную». Плодотворными идеями насыщены весьма перспективные для понимания специфики румынского романтизма рассуждения автора о тяготении романтизма этой эпохи к художественным формам, которые считаются «принадлежностью» классицизма и предромантизма.

Несомненно интересно, и не только для советских, но и для румынских специалистов, новое и во многом новаторское освещение сущности таких этапных в истории румынской литературы произведений, как «Песнь Румынии» А. Руссо, «Послания», «Император и пролетарий», «Лучафэрул» Эминеску, а также проблемы физиологического очерка как «переходного звена между романтизмом и реализмом» (стр. 254). Ю. Кожевников постоянно подкрепляет авторскую концепцию сопоставительным анализом произведений романтиков Румынии и других сопредельных стран. Сопоставления эти порой неожиданны, но всегда оставляют впечатление научной добротности. Включение явлений румынской литературы в широкий контекст европейской культуры проводится в исследовании без субъективистских перехлестов, доказательно и веско. Примером в этом отношении могут служить страницы, посвященные «перекличке» между Эминеску и Гюго.

Три десятилетия отданы Ю. Кожевниковым исследованию румынской литературы XIX и XX веков и столько же – переводу лучших произведений поэзии и прозы. Думается, можно сказать, что в этом труде первооткрывателя художественных ценностей румынской культуры ученый и переводчик не только не мешали друг другу (а это бывает не так уж редко), они действовали рука об руку, дополняя друг друга.

Этим обусловлен и тот факт, что неизбежные при таком крупномасштабном исследовании структурные неровности, недостаточная завершенность отдельных частей не обретают характера серьезных недочетов, нарушающих концепционную цельность и архитектонику монографии. Так, например, при самом беглом знакомстве с оглавлением бросается в глаза некое нарушение соразмерности двух основных частей работы: разделу о романтизме периода национального возрождения предшествует глава «Антифеодальная борьба и развитие общественной мысли перед революцией 1848 года», а перед анализом литературы следующего периода нет подобной главы. Между тем ее наличие позволило бы сделать более убедительным важнейшее положение монографии о том, что после 1848 года в характере румынского романтизма наступают значительные сдвиги, ибо, по словам Ю. Кожевникова, «на послереволюционном этапе борьбы против феодализма, на пути реформистском все отчетливее проявляется обуржуазивание общенациональных идеалов», – это «заставляет литературу не только отмечать эту ограниченность и буржуазное своекорыстие, но и искать новую точку опоры для гуманизма, иного внутреннего его содержания» (стр. 107, 108).

Известно, что период 1830 – 1870-х годов в румынском романтизме наукой оценивается по-разному. Так, например, часто упоминаемый в монографии П. Корня в работе «Тематические и риторико-стилистические структуры в румынском романтизме» (1976) утверждает, что в те годы в романтизме «не происходит сколько-нибудь значительных сдвигов». К сожалению, материал, посвященный развитию общественной мысли после революции и социальной проблематике, не собран Ю. Кожевниковым в отдельную главу. Хотя, представляется, более компактное и цельное описание этих процессов сделало бы еще весомее совершенно верный вывод автора, дало бы возможность ввести в более широкий контекст привлеченные в последующих главах литературные факты, поставить их на более основательный теоретический фундамент.

Ю. Кожевникову, несомненно, удалось наглядно проследить процесс индивидуализации художественного сознания как сознания национального, показать, как в творчестве отдельного художника преломляются образы, отложившиеся в национальном сознании и имеющие традицию в народном творчестве. Но, думается, именно общий, целостный аспект становления литературы в эпоху национального возрождения менее разработан в исследовании. Поэтому весь ход рассуждения автора приводит читателя к выводу, что «посвящение в литературу» в этот период было, в сущности, «посвящением в романтизм». На самом же деле, по нашему мнению, речь может идти о некоем подвижном соотношении классицистических и романтических (а затем и реалистических) начал в художественном сознании эпохи, что и обусловило в дальнейшем характер румынского реализма. Внимательное наблюдение за эволюцией этого соотношения – верный ключ к пониманию многих сложных и противоречивых явлений в литературе этих лет.

Но эти строки написаны отнюдь не с целью подвести некий «баланс» достоинств и недостатков работы Ю. Кожевникова. Перед читателем – плод долголетних раздумий эрудированного исследователя, и этим, естественно, оговорено право автора на самостоятельность выводов.