Статьи о литературе

Имя А. Л. Бема сегодня мало кому известно за пределами узкого круга специалистов, между тем роль его в культуре русского зарубежья была значительна, объем деятельности необычайно велик, и образ этого человека по справедливости должен быть восстановлен в нашем культурном сознании. В сущности, А. Бем был крупнейшим ученым-литературоведом академического склада в эмиграции первой волны, он принес в эту среду традиции русской академической школы и своей неутомимой деятельностью много способствовал собиранию и активизации научных сил.

Альфред Людвигович Бем родился в 1886 году в Киеве в семье немецкого подданного. В краткой автобиографии, составленной им в 1923 году, читаем: «Высшее образование получил в Петербургском университете на Историко-филологическом факультете, словесное отделение которого окончил с дипломом 1-й степени. Оставлен при кафедре русской литературы по представлению проф. С. А. Венгерова» ¹ . Тут прервем на минуту Бема, чтобы остановиться на важном эпизоде, положившем начало его ученой биографии. В январе 1908 года С. Венгеров объявил в Петербургском университете свой знаменитый семинарий «Пушкин: история его жизни, творчества и текста». За восемь лет здесь сформировалось целое поколение пушкинистов, и А. Бем был в их числе. Его реферат о Пушкине и Шатобриане, прочитанный 11 и 18 февраля 1910 года, Венгеров счел достойным публикации в академическом издании «Пушкин и его современники» (вып. XV, СПб., 1911), а затем им же открыл первый выпуск сборника «Пушкинист» (СПб., 1914), отражавшего работу семинария. С этой ранней статьи определилась преимущественная область интересов Бема в литературоведении – межнациональные литературные связи (Пушкин и Гёте, Пушкин и Мюссе, Тютчев и немецкая литература, Тургенев и Гёте) и генетические связи внутри русской литературы (Грибоедов и Достоевский, Пушкин и Достоевский, Гоголь и Достоевский). Дал он и методологическое обоснование таких исследований – в статье «К уяснению понятия историко-литературного влияния. По поводу статьи А. С. Полякова «Пушкин и Пнин» («Пушкин и его современники», вып. XXIII – XXIV, Пг., 1916).

О послеуниверситетской своей деятельности Бем писал: «С 1910 г. работал в Рукописном отделении Российской Академии Наук под руководством Всев. И. Срезневского, где позже занял выборную должность Ученого хранителя рукописей. <…> Состоял членом Общества Толстовского музея в Петрограде, Историко-Литературного общества им. Пушкина в Петрограде, Историко-Литературного общества при Университете св. Владимира, Русского Библиологического общества в Петрограде. Редактировал «Ежегодник Общества Толстовского музея» (совместно с Вс. И. Срезневским), сборник «Толстой. Жизнь и творчество» (совместно с Вс. И. Срезневским), «Обозрение трудов по славяноведению» (совместно с проф. В. Н. Бенешевичем), состоял членом редакционной] коллегии «Русского Исторического Журнала», издаваемого Российской Академией Наук» ¹ . Уже один этот деловой перечень выдает характерную черту личности А. Бема, проявившуюся и позже, в эмиграции: он в науке был лицом общественным, любил коллективную работу, брал на себя организацию научных исследований.

В предреволюционные годы А. Бем много занимался Толстым, готовя сборники «Толстой. Памятники творчества и жизни», составляя ежегодные толстовские библиографии вместе с В. Срезневским. О роли В. Срезневского в его жизни нужно сказать особо: А. Бем питал к нему крепкую душевную привязанность, не ослабевшую и после расставания. В 1935 году, справляясь о здоровье В. Срезневского у Н. А. Вукотич, он пишет ей из Праги: «Его верой в мои силы и в мои возможности я, в сущности, жил и работал», и дальше: «Дорожу его добрым ко мне чувством больше, чем многим и многим дорогим мне» ² . В. Срезневский и А. А. Шахматов (столь же чтимый, но лично менее близкий) олицетворяли для него ту органичную, любимую академическую среду, по которой А. Бем тосковал в эмиграции и отсутствие которой так и не нашел чем восполнить.

Работа над толстовской биографией, библиографией и текстологией была целенаправленной подготовкой к полному академическому изданию Толстого в преддверии столетнего юбилея. В этом издании, однако, А. Бем уже не смог участвовать. После октябрьских событий 1917 года тон его деловой переписки меняется. «Мы все живем как на вулкане, но забываем часто об этом: строим планы на будущее, начинаем работы, мечтаем о создании «Дома Мира», но все это так далеко от действительности, суровой, напоенной кровью действительности. Хотел на неделю-другую поехать на родину, в Киев, повидать жену, свою девчурку, но, видно, не судьба. Да и не это так гнетет, как гнетет мысль, что будет война между югом и севером, что будут убивать, калечить друг друга свои же, братья по крови, что снова кровь без конца. Жуткое время, жуткие люди» ³ , – писал он А. К. Чертковой 9 декабря 1917 года Начавшаяся разруха осложнила семейную ситуацию, возникла необходимость постоянных наездов в Киев, где уже нельзя было оставлять без поддержки семью; но главная трудность новой жизни состояла для А. Бема в невозможности полноценно работать, – это всегда переживалось им как трагедия, лишавшая смысла самое существование. Во второй половине 1919 года, при обстоятельствах, нам до конца неизвестных, Бем покинул Россию. Первые годы эмиграции прошли в Варшаве, а с 1922 года он поселился в Праге, где и прожил до своей гибели в 1945 году.

Прага среди других эмигрантских центров имела свое особое лицо. Культурная и научная жизнь здесь была более организованной, чем, скажем, в Париже; русские эмигранты сформировали бесчисленные союзы, комитеты, творческие объединения, кружки, создали русские институты и университеты, десятки печатных изданий.

1. ЦГАОР, ф. 5773, оп. 2, ед. хр. 8, л. 1.[↩][↩]
2. ЦГАЛИ, ф. 436, оп. 1, ед. хр. 3097^а , лл. 1об., 2об.[↩]
3. ЦГАЛИ, ф. 552, оп. 1, ед. хр. 3066, л. 13об.[↩]