Счета за стирку или величие? (Жанр биографии в Швеции)

Биография относится к пограничному жанру, и ее типологические признаки до сих пор не удавалось сформулировать со всей определенностью. Внутри самого жанра различают несколько разновидностей: биографическая статья в энциклопедии или справочнике, биография научная, художественная, популяризаторский вариант, сочетающий документальность изложения с художественным методом.

Современное понимание критериев жизнеописания связано в литературоведении с наследием Джайлса Литтона Стрэйчи. Автор «Знаменитых викторианцев», Стрэйчи в начале века не столько разрушил идеализированные образы при помощи каких-то особых компрометирующих данных, сколько вышел за пределы жанрового канона, который предполагал изображение добропорядочного и нравоучительного. Стрэйчи же показал поток жизни как он есть, малые, несущественные факты вперемешку со значительными. Отречение от жанровых условностей шокировало современников английского биографа. Именно такой подход – к личности в великом и в малом – стал в свое время новаторским и до наших дней не утратил концептуального значения при обсуждении теории жанра.

Аналогичный подход можно проследить в творчестве другого признанного «отца» современной биографии – Андре Моруа, в значительной мере определившего направление «художественной биографии» во Франции. В русле «Аспектов биографии» Моруа продолжал работать и Анри Труайя, автор многих биографических романов о русских писателях-классиках. Тем не менее, несмотря на богатый накопленный опыт, проблемы биографии во Франции стали обсуждаться совсем недавно.

Жанр автобиографии и биографии во французской литературе стал объектом изучения такого авторитетного литературоведа, как Филипп Лежён¹ . В 1984 году он составил библиографию жанра во Франции. Но эта работа лишь намечает пути для дальнейшего анализа идеологических, социальных, педагогических предпосылок созданий биографий в определенные исторические периоды. Сама же специфика литературного жанра объявляется Лежёном «белым пятном».

Биографические серии в СССР традиционно популярны. Целый ряд произведений, представляющих художественную и историческую ценность, издан в серии «Писатели о писателях» в издательстве «Книга». Журнал «Вопросы литературы» не в первый раз обращается к жанру биографии. Обсуждение его проводилось на страницах журнала в 1973, 1980 годах, когда главным образом определялась специфика этого жанра на примере последних к тому времени биографий, вышедших в серии ЖЗЛ. Одна из первых попыток осмыслить и обобщить опыт ЖЗЛ – книга Г. Е. Померанцевой «Биография в потоке времени. ЖЗЛ: замыслы и воплощения серии». (М., 1987).

Автор книги опирается на богатый опыт издания отечественных биографий в дореволюционной России, анализирует издательскую деятельность М. Горького, определяет этапы эволюции советского биографического жанра. Если в 1930-е годы человек и его биография были интересны в связи с эпохой, в 50-е годы человеком заинтересовались ради дела, которому он посвятил свою жизнь, то начиная с 60-х годов и в последующие десятилетия все больше укрепляется интерес к человеку как таковому, к его духовному миру.

Г. Померанцева, говоря о существующей у нас устойчивой биографической традиции, все же констатирует отсутствие теории жанра. Все размышления об этом сводятся в конечном счете к вопросу: как, по каким рецептам изготовить жизнеописание? Так как серия ЖЗЛ содержит биографии людей, прославившихся в самых различных сферах деятельности, то вполне понятно, что Померанцева специально не рассматривает особенности написания биографий писателей. Между тем то, что проскальзывает в ее книге, со всей очевидностью демонстрирует подход, чреватый большой путаницей: «Цитаты в жизнеописаниях писателей сами собою уже поднимают литературный уровень книг. Да и писать о человеке, который уже отлил в слово свои мысли, чувства, легче, чем преодолевать инертный материал» ² . Здесь нет никакой разницы между жизнью и творчеством писателя, между ними ставится знак равенства, будто бы облегчающий задачу создания биографии, раз уже все слова найдены самим объектом биографии – писателем. Следующий шаг логично происходит в сторону выпрямления – при несовпадении жизни и творчества. Таким образом, возникает проблема, кардинальная для жанра. И дело даже не в каком-то безнравственном несовпадении: писатель пишет одно, а в жизни поступает по-другому. «Есть в творческой биографии Л. Н. Толстого события, которые никак невозможно замкнуть в определенные хронологические рамки. Они как бы перерастают пределы своего времени» ³, – писал Э. Г. Бабаев, имея в виду участие Льва Толстого в издании «Современника». Связи жизни и творчества писателя таинственны и причудливы, не синхронны. И жанр жизнеописания предполагает осознание писателя как человека, без ложного возвеличивания и беспощадного развенчивания.В 1989 году в Швеции вышла книга литературоведа и поэта Гуннара Хардинга «Загадочная улыбка Гийома Аполлинера. Бесконечная биография». Так конец прошлого десятилетия ознаменовался подтверждением того, что можно назвать настоящим бумом на протяжении 1980-х годов в Швеции – бумом в издании биографий шведских и зарубежных писателей. Если перечислить только некоторые, всемирно известные имена, то это прежде всего Ф. Достоевский, из шведов – Август Стриндберг, Пер Лагерквист, Яльмар Бергман, Эйвинд Юнсон… Расцвет жанра выявил многие спорные вопросы и разницу подходов к жизни и творчеству того или иного писателя и как результат – вызвал дискуссию о методологии литературоведения в целом. Думается, что шведский опыт, как положительный, так и негативный, в своем значении выходит за национальные рамки.Шведские литературоведы начали с того, что корректно поставили вопрос – не о равенстве, а именно о соотношении жизни и творчества личности, об их взаимовлиянии. Шведская Академия языка и литературы в 1988 году организовала научный симпозиум, который был посвящен типологии биографического жанра. Профессор из Упсалы Тюре Стенстрём приветствовал интерес к жанру: «Если мы хотим быть гуманитариями, то знания о человеке всегда должны находиться в центре внимания» ⁴ . Спектр проблем отражал позиции различных литературоведческих школ, и это не удивительно. Обсуждение с различных точек зрения позволяет лучше представить себе масштабы самого феномена. Несмотря на признание важности, хотя и подчиненной, биографии писателя для понимания его творчества, все же художественный текст выдвигается как первостепенный – таково мнение представителей новой критики, формализма, структурализма, постструктурализма. Настаивание на автономии художественного текста, отрицание его соотнесенности с реальностью критиковалось сторонниками биографического метода. «Структуралисты терроризируют нас своими претензиями на то, что существует только текст и ничего более» ⁵ , – говорила профессор Лундского университета Улла-Бритта Лагеррут. Действительно, связь текста с реальностью, жизнью писателя, с историческим контекстом говорит в пользу биографического подхода к художественному творчеству. И все же, что именно берется из этой жизни для осмысления творческой личности: любовные истории, привычки в курении, счета за стирку, – как не без основания иронизировали структуралисты? Частично ответ на эти вопросы дают сами биографии, появившиеся в Швеции в прошлое десятилетие. На некоторых из них остановимся подробнее.Большинство шведских биографов делают выбор в пользу частной жизни писателя. Один из классиков шведской литературы, Яльмар Сёдерберг, переведенный в том числе и на русский язык, получил совершенно новое истолкование в биографии Буре Хольмбека (1988), потому что, как отмечалось в рецензии на книгу, биограф показал те «разрушительные последствия» первого брака писателя, которые оказали воздействие на его судьбу и отразились в его творчестве⁶ . Первая жена Сёдерберга стала драмой всей его жизни.Повседневная жизнь писателя, отношения с родными и близкими, его материальное положение… Открещиваться от этих «внелитературных» фактов означало бы измену биографическому жанру. Первая биография Пера Лагерквиста, классика и Нобелевского лауреата (автор – Ингрид Шейер, 1987), встреченная с единодушным восхищением, обладает несомненной документальной ценностью: она включила в себя богатейший материал писем, записных книжек писателя. Хотя в ней не всегда достает связей с духовной эволюцией личности, с творческим контекстом. Роковая судьба жанра в том, что, узнавая биографические подробности, мы подчас невольно разрушаем ту атмосферу, которая сделала человека поэтом.

Многие шведские критики и современники Пера Лагерквиста отмечали, как не любил писатель выступать по радио или телевидению, давать интервью, вообще участвовать в официальных мероприятиях, где нужно высказываться помимо своих произведений. Все, что я хочу сказать, я говорю своим творчеством, – повторял он. Неприятие публичности и акцент на том, что он интересен как поэт, – свойство далеко не одного Лагерквиста. И такая позиция имеет полное право на существование, потому что слишком неуловимы нити обыденного и повседневного, из которых поэт ткет свой художественный мир, и именно этот мир, а не счета за стирку он пожелал нам оставить после себя.

Типическим примером для любой страны может послужить «Анри Матисс, роман» Луи Арагона (русский перевод – 1981 г). Арагон прекрасно понял эту неуловимость, жизнь как таинство, в описании которой пропуски, умолчания биографа, даже самого прилежного, говорят несравненно больше всего остального. «Здесь кончается история Анри Матисса, и в конечном итоге я дал лишь его абстрактный образ… Потому что тут недостает многого: всего того, что скрыто от нас, – утраченных часов, часов бессонницы, прогулок, страданий. Всего, что остается за пределами романа недосягаемым, неописуемым. Не-сказанным. Не-написанным цветом» ⁷ . Все это недостающее можно, вероятно, восстановить по крупицам, даже прогулки, даже страдания, по чудом сохранившимся документам, свидетельствам, намекам. Но это повлечет за собой утрату чувства причастности к тайне творчества, столь важную для Арагона:

Мои современники, нам ничего не узнать об Анри Матиссе, об облаках, спрятанных в школьном ранце, О снах в двадцать лет, о первой дружбе его, Нет, ничего не узнать. Ни узла, ни развязки. Мимолетные женщины – мимо. Нам Ничего не узнать об этом юнце в те горькие годы ученья Азбуке жизни, о его ожиданье себя, Выплеснутом на полотно⁸ .

1. Ph. Lejeune , L’Autobiographie en France, Paris, 1971; Je est un antre, Paris, 1980; Bibliographie des etudes en langue franchise sur la litterature personnelle et les recits de vie, Paris, 1984.[↩]
2. Г. Е. Померанцева , Биография в потоке времени, М., 1987, с. 298.[↩]
3. Э. Г. Бабаев , Очерки эстетики и творчества Л. Н. Толстого, М., 1981, с. 102[↩]
4. »Dagensnyheter», 22 februari 1988. [↩]
5. Ibidem .[↩]
6. »Dagens nyheter», 21 oktober 1988. [↩]
7. Луи Арагон , Анри Матисс, роман, т. 2, М., 1981, с. 185.[↩]
8. Тамже , с. 175.[↩]