№1, 1995/Мозаика

Среди журналов и газет

В. И. ЛУРЬЕ. ВОСПОМИНАНИЯ О ГУМИЛЕВЕ – этим материалом открывается N 6 журнала «Do Visu» за 1993 год (публикатор Н. Иванникова). Вера Иосифовна Лурье родилась в 1901 году в Петербурге в семье врача. Окончив гимназию, училась на Бестужевских курсах. Осенью 1920 года записалась на два курса только что открывшейся литературной студии при Доме искусств – «Философия театра» Н. Евреинова и «Теория поэзии» Н. Гумилева, но в конце концов отдала предпочтение последнему, – пишет во вступительной статье Н. Иванникова. Во всех литературных студиях, где вел занятия Гумилев, он читал один цикл лекций, апробированный зимой 1918 – 1919 годов в Институте живого слова. На основе этих лекций он начал создавать летом 1919 года учебник по стихосложению, задуманный им еще в Париже в 1917 году. Курс «Теории поэзии» в Доме искусств постоянно посещали 12 – 15 человек. Весной 1921 года, после завершения курса, студисты Гумилева почти всем составом образовали кружок «Звучащая раковина», где Гумилев был объявлен Синдиком.

После гибели Гумилева В. И. Лурье покидает Россию и уезжает в Германию, где становится постоянным сотрудником литературного отдела берлинской газеты «Дни».

Воспоминания В. Лурье, публикуемые на страницах «De Visu», содержат ряд эпизодов, не вошедших в другие варианты ее воспоминаний. Они печатаются по рукописи, хранящейся в РГАЛИ (Ф. 2227. Оп. 1. Ед. хр. 244).

«С Николаем Степановичем связано у меня вступление в литературный круг, новое, более острое понимание жизни, писание стихов и, наконец, последний год, проведенный на родине, в Петрограде, – пишет В. И. Лурье. – Говорить о Гумилеве с определенной целью, т<о> е<сть> как о поэте, лекторе в студии Дома Искусства, или просто Николае Степановиче, мне трудно; слился он у меня в один определенный образ: высокий, худой, прямой, точно из дерева, в черном потертом пиджаке с заплатой на спине, всегда в белых носках, спускающихся часто на сапоги – грибочками; или в дохе темно-коричневой, привезенной из Африки, с такой же меховой шапкой, в которой я его очень любила, т<ак> к<ак> она укорачивала его длинный череп и оттеняла его тонкое, бледное лицо.

Стриженая, конусообразная голова, раскосые серые глаза, щурятся они точно с усмешкой, глядят на всех свысока, в мелких зубах непременно дымится папироса, в тонких белых руках с длинными пальцами – маленький томик! И красив он своей некрасивостью, чем-то сильным, напряженным, крупным. Бывало, читает Гумилев лекцию своим спокойным голосом, чуть-чуть шепелявя, и сразу чувствуется, что перед вами большой, настоящий человек.

Как сейчас помню октябрьский петербургский день, туманное небо, моросит, прыгаю через лужи на Исаакиевской площади, и бегу в Дом Искусства, на углу Мойки и Невского на лекцию «Теории поэзии». Ник<олай> Степ<анович> читает раз в неделю, по средам от 6 до 8 часов вечера…

Забираюсь в конец комнаты и из своего угла разглядываю Гумилева; у него над левым глазом темное пятно, и все время пускает он густые кольца дыма; на столе перед ним лежит темная черепаховая коробка с папиросами, ну совсем большая мыльница (без нее нельзя себе и представить Ник<олая> Степ<ановича>). Совсем особенная была у него манера читать: слова произносил он не спеша, спокойно, монотонно, никогда не повышал голоса; я редко видела таких не нервных людей; его лекции на человека взвинченного могли действовать успокаивающе. Относился вначале Ник<олай> Степ<анович> к нам, студистам, без всякого интереса, т<о> е<сть> читал свои два часа добросовестно, но презирал нас, видно, от всей души; левый глаз его так и щурился с презрительной усмешкой…

Гумилев не разговаривал с нами вне занятий, казалось совсем немыслимым с ним сблизиться и сдружиться. Но вот настал момент перелома в отношениях лектора и его слушателей: читал стихи Константин Ватинов, Гумилев сразу почувствовал в нем поэта, заинтересовался и постепенно стал приближаться к своим слушателям. К весне мы были друзьями; а раз полюбив нас и поверив в наше действительное желание работать, Николай Степанович стал терпеливо переносить даже совсем слабые стихи, не насмехался больше, напротив, давал советы и обнадеживал!»

Драматическая поэма о Филострате, написанная Константином Ватиновым летом 192S года, является связующим звеном между ранней его прозой («Монастырь Господа нашего Аполлона» и «Звезда Вифлеема»), напечатанной в 1922 году в альманахе «Абраксас», и романом «Козлиная песнь», вышедшим в свет в 1928 году. В драматической поэме заложена основная коллизия «Козлиной песни». Поэма не публиковалась при жизни автора и была впервые издана Л. Чертковым в Мюнхене в 1982 году (правда, неточный текст с пропусками). «De Visu» предлагает в N 6 точный текст поэмы, публикуемый впервые по правленой машинописи из собранно Н. Тихонова и М. Неслуховской (ОР РНБ). Публикация подготовлена Т.

Цитировать

От редакции Среди журналов и газет / От редакции // Вопросы литературы. - 1995 - №1.
Копировать