Современный очерк: обретения, поиски, проблемы (Обсуждение альманаха «Шаги»)

Выступают: А. Бочаров, Л. Вильчек, Ю. Черниченко, В. Переведенцев, А. Аграновский, Ю. Оклянский

Памятны сказанные тов. Л. И. Брежневым на XXV съезде КПСС слова об историческом величии повседневных дел советского человека – человека труда, поднимающего «Советскую страну к новым и новым высотам прогресса».

Поступательный ритм общества развитого социализма, его герои вдохновляют писателей, работающих в самых разных жанрах литературы. При этом, наверное, не будет преувеличением сказать, что особенное место в утверждении героики современной жизни, ее динамической устремленности в будущее принадлежит художественной публицистике. Не зря ее называют самым боевым, оперативным, действенным отрядом советской литературы.

Замечательным образцом партийной публицистики служат книги Л. И. Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина», удостоенные в этом году Ленинской премии. Книги эти явились крупнейшим событием нашей духовной жизни, в них глубоко и вдохновенно раскрыты идейные и нравственные основы героического советского характера, опоэтизирован беспримерный ратный и трудовой подвиг нашего народа.

Книги Л. И. Брежнева заставляют нас по-новому, с более высокой позиции судить о работе наших публицистов. Возрастает роль публицистики, ее воздействие на читателя, но растет и наша требовательность к произведениям этого популярного жанра.

Достойно ли отражает публицистика трудовой подвиг народа, достаточно ли крупно, проницательно, художественно зрело ставит она социальные, нравственные, хозяйственные проблемы сегодняшней действительности – эти и иные вопросы встают в статьях и дискуссиях, посвященных публицистическому творчеству.

Несколько лет назад начал выходить сборник «Шаги» – ежегодное издание Союза писателей СССР, в котором, по замыслу, должна отразиться общая картина нашей текущей публицистики: ее темы, проблемы, творческие поиски, многообразие жанровых форм. На читательские полки встали четыре больших, нарядно оформленных тома. Время подвести первые, предварительные итоги.

Этому и была посвящена очередная встреча за «круглым столом» журнала «Вопросы литературы». Участники ее, критики и публицисты, анализируя материалы, появившиеся в «Шагах», говорили о существенных проблемах публицистики, размышляли о том, насколько содержание выпусков соответствует той крупной задаче, которую ставит перед собой редколлегия ежегодника, – через очерковые картины и публицистические исследования создавать летопись народной жизни, отражать ее свершения и будни, социалистическую новь и проблемы развития советского общества, его международные связи, дела и людские взаимоотношения.

Ниже следует стенографическая запись беседы за «круглым столом».

А. БОЧАРОВ

СТАБИЛЬНОСТЬ И ДИНАМИКА

Как всякий живой организм, ежегодник «Шаги» отличают стабильность и динамика. Стабильность потому, что она обеспечивает преемственность той идейно-художественной стратегии, что необходима каждому периодическому изданию, преодолевающему рамки антологии или альманаха. А динамику – поскольку живые события действительности, реальный ход историко-литературного процесса заставляют искать новые формы публицистического выражения, новые внутренние соотношения разделов.

Основной принцип «Шагов» – перепечатка лучших художественно-публицистических материалов из периодики.

Главный качественный критерий при отборе этих материалов заключается в том, насколько слово служит делу – публицистическое слово общенародному делу. Составители стараются взбегать (хотя и не всегда это нм удается) тех статей, в которых словесная помпезность, возвышенные излияния не подкреплены деловой аргументацией, реальными фактами.

С первого же выпуска установились твердые и, как показал опыт, перспективные разделы: «Трибуна публициста», «Портреты и силуэты», «Я и мы», «Человек и НТР», «Проблемы и размышления», «Очерк и очеркисты» (не нашел своего места только путевой очерк, не удержавший маловыразительную рубрику «Снова в дорогу», но не обретший новую, более удачную). Разумеется, как ни вместительна каждая рубрика, большинство публикаций не укладывается строго в ее рамки. Особенно много чересполосицы в тех трех рубриках, которые вбирают очерки на нравственные темы, материалы о ходе научно-технического прогресса, суждения о проблемах современного хозяйствования: слишком тесно переплетается все это в жизни и, соответственно, в публицистике. Но принцип отбора публикаций по этим рубрикам полностью оправдал себя: возникает ощущение системы, направляющей руки, стабильности.

Но вот с третьего выпуска появился новый раздел «СЭВ: люди, свершения, будни», все материалы для которого готовила редакция ежегодника совместно с Иностранной комиссией Союза писателей, посылая своих корреспондентов в творческие командировки (за два года был перепечатан лишь один очерк – «А трубы прекрасные!» Мариуша Земёцкого из польского еженедельника «Культура»). Оправдано ли такое нововведение, такая динамика? Пожалуй, все-таки да: учитывая, насколько важны сегодня очерки, рассказывающие о силе, внутреннем единстве, созидательной энергии социалистического содружества, можно согласиться в этом случае с отступлением от составительского принципа.

Разумеется, говоря о динамике, было бы наивно отыскивать какое-то резкое улучшение, стремительный рост от выпуска к выпуску: уровень такого издания определяется прежде всего уровнем нашей журнальной периодики.

И видимо, в дальнейшем обсуждении нам следует видеть оба аспекта. Первый – характер процессов современной публицистики, отраженной в концентрированном виде: ведь из всего моря выступлений каждый выпуск включает лишь капли – около пятидесяти публикаций, и оттого каждая из них приобретает особую значительность, характерность. Перефразируя слова В. Маяковского, я бы назвал ежегодник не зеркалом текущей публицистики, а ее увеличительным стеклом: жесткий количественный отбор нескольких десятков очерков непроизвольно повышает удельный вес каждого из них. А второй аспект – способность редакции проявлять необходимую требовательность, настойчивость, последовательность в осуществлении поставленной перед собой цели.

Не раз заявленная и в целом успешно реализуемая стратегическая цель ежегодника – дать представление о той летописи общенародной жизни, которую из года в год создает всем разнообразием художественно-публицистических средств наша многонациональная периодика.

Понятно, сколько трудов нужно для того, чтобы утрясти состав каждого выпуска по темам, авторским манерам, объему и уйме про» чих факторов, столь важных для изданий подобного типа. Я бы сказал так: в каждый выпуск – увы! – просочились и весьма заурядные публикации, но почти все действительно интересные выступления за эти годы все-таки оказались представленными.

Впрочем, как известно, любая летопись складывается не только из значительных, но и из малозначительных записей. Правда, с этой истиной легче соглашаешься, когда заурядное выступление заполняет какой-либо проблемно-тематический пробел (как «Девятый режим» В. Черткова о подвиге летчика Олега Гудкова), а не обусловлено лишь пиететом перед «именитостью», еще, к сожалению, тяготеющим над составителями.

Уходя от сиюминутности, от преходящих «поветрий», редколлегия «Шагов» взяла твердый; курс на основательность и глубину материалов. И едва ли не труднейшей для ежегодника проблемой является оптимальное соотношение актуальности и дальнодействия отбираемых для публикации очерков, статей, репортажей.

Конечно, «Шаги» не письмо потомкам, а рапорт современникам» но все же если любознательный читатель возьмет лет через десять: этот со вкусом оформленный объемистый том, он сможет убедиться, что нашим писателям и журналистам удалось-таки в круговерти сегодняшних дней, сегодняшних забот постичь существенные тенденции времени, тенденции жизни.

За эти годы «Шаги» доказали свою жизнеспособность, ибо сохранили для читателей многие интересные выступления, которые, при всей своей остроте и художественной) яркости,, наверняка были бы заметены неостановимым листопадом газетных страниц.

Широкая панорама современной журналистики предстала в ежегоднике. Здесь и статья Н. Полякова «Десятый исполин» о нынешней пятилетке, Ч. Айтматова о новом аэропорте в столице Киргизии, символизирующем для него темп и масштабы происходящих во всей; республике перемен. И самые разнообразные очерки: путевой – «Ниагара» Г. Бакланова, производственный – «БАМ, поселок Листвянка» В. Коренева» портретный – А. Аграновского о мастере-монтажнике Шоханове, судебно-нравственный – «В тайге…» А. Борщаговского, проблемный – «Что толкают «толкачи» А. Нежного. И трудно поддающиеся жанровой классификации материалы: документальное повествование Г. Остроумова о том, как рождался совместный полет «Союза» и «Аполлона», монологи-фельетоны А. Злобина из цикла «Современные сказки», «опыт документального рассказа» В. Шукшина «Кляуза» и много иных оригинальных по форме публикаций.

Если для литературы нет ничего интереснее внутреннего мира человека, то в публицистике доминирует осмысление того, что и как делает человек и к чему еще следует людям приложить руки. Не удивительно поэтому, что сердцевиной ежегодника обычно является раздел «Проблемы и размышления».

Наиболее полно и разительно проявилась в нем приметнейшая особенность нынешнего этапа нашей жизни и, соответственно, журналистики: от веры в необходимость единого спасительного рецепта, волевого решения общественная мысль пришла к убеждению в том, что для успеха дела необходимо последовательно и комплексно решать все вопросы – будь то экономика, быт, экология, воспитание, образование, досуг.

Комплексность – так несколько прозаично и прагматично звучит объективный девиз времени, зовущий к познанию многосложности истоков, проявлений, следствий. Отсюда не только многопроблемность очерков, но и стремление брать каждую проблему в комплексе. Сошлюсь в подтверждение на очерк «Во избежание эпилога» Ю. Медведева о сложном взаимодействии НТР и природы.

Практикуют составители «Шагов» и своеобразные «блоки» выступлений. Состыкованные вместе, два-три очерка на одну тему позволяют не только с разных сторон, более объемно взглянуть на проблему, но и создать внутри ежегодника своего рода акценты, смысловые и композиционные. Правда, логика появления таких материалов прощупывается далеко не всегда, здесь сильнее элемент стихийности (почему, скажем, в третьем выпуске был введен – на правах раздела! – «В объективе – Америка»? Скорее всего потому, что за год появились три публикации, каждую из которых хотелось представить хотя бы отрывком). В своем большинстве «блоки» сосредоточены на долговременных, непросто решаемых в жизни проблемах, вокруг которых ныне сосредоточено общественное внимание.

Такова подборка «Дело номер один», куда вошли острые материалы о проблемах эффективности хозяйствования и планирования: «Есть такая должность…» Я. Жуковского, «Когда выгодное невыгодно, «ли Некоторые парадоксы хозяйствования на одном заводе» П. Волина, «Перпетуа люкс, – или Вечный свет» А. Злобина. Отважусь

сказать, что именно эти материалы составили сердцевину третьего выпуска.

Во втором выпуске обратили на себя внимание два очерка, объединенные общей шапкой «Человек и почин»: «Час Галины Арефьевой» Е. Каплинской и, особенно, «Порох – в пороховнице» В. Аграновского. Отправляясь от «точечного» факта – рабочий Черняев подписал обязательство выполнить пятилетку за три с половиной года, – журналист исследует, каковы нравственные стимулы, экономический эффект, производственная целесообразность и материальное обеспечение этого обязательства.

А всесторонне рассмотрев все это, он обнаружил, что подписанное обязательство намного ниже возможностей Черняева: оно закрепляет его сегодняшнюю выработку, а не намечает новый для него рубеж. И здесь начинается второй круг очерка: почему цех и завод не заинтересованы в том, чтобы Черняев превысил уже достигнутое. Прежде всего потому, что тогда потребуется трудовую дисциплину рабочего подкреплять производственной дисциплиной предприятия. Внутренние возможности Черняева должны быть обеспечены факторами внешними, не зависящими от него: ритмичным снабжением, гибким планированием, реальностью норм, фондом зарплаты и т. д.

По отношению к возможностям своего героя В. Аграновский нашел запоминающуюся формулу: «Истинным передовиком является тот, кто идет не только впереди других, но и впереди самого себя». Подобной броской формулы нет применительно к внешним факторам, обеспечивающим высокие результаты. Но существенно то, что обязательство Черняева явилось в этом очерке не финалом назидательного Слова о передовике, а началом вдумчивого изучения почина, что взор журналиста не прикован к одному человеку, а охватывает цех, завод, министерство.

Социалистическое соревнование – одна из главнейших проблем, в которой сплетаются производственные, финансовые, духовные, воспитательные и другие нити сегодняшнего нашего бытия, – обретает в таком ракурсе свой истинный масштаб, предстает делом, требующим непрерывных усилий, а не одномоментным отчетно-парадным мероприятием. Делом, в котором политический успех неотрывен от оперативного решения проблем фондоотдачи, использования высвободившихся рабочих, станочного парка и т. д. Только в совокупном их рассмотрении открываются новые ресурсы повышения производительности труда. А пока у рабочего Черняева есть еще много пороха, остающегося в пороховнице.

Но вот о наставничестве подобной подборки не получилось. С хорошим очерком В. Козырина «Этот странный Антропов» соседствуют газетные корреспонденции И. Преловской и В. Собко, которые носят информационно-идиллический характер. Но если на газетной полосе эти умильность и скороговорка проходят, то на фоне материалов ежегодника они режут слух.

И еще одно важное обстоятельство обнажил ежегодник. Опять-таки обстоятельство, выходящее за рамки работы редколлегии, но сказывающееся на результатах этой работы.

Речь идет об участии писателей в очерково-публицистической деятельности.

За исключением К. Симонова, Н. Грибачева, чьи выступления представлены в четырех выпусках, Г. Маркова – в трех, наши писатели-прозаики появляются в одном, максимум двух выпусках, а публицистики поэтов практически и вообще нет. На первый взгляд кажется, что журналы насыщены писательской публицистикой. А вот «Шаги» обнаруживают любопытную вилку между прозой и публицистикой.

Скажем, если наша производственная, «энтээровская» проза в целом все-таки аморфна и невыразительна, то публицистика на темы экономики, промышленности, науки ярка и интересна. Но вот отчего авторы произведений, почитаемых как достижения производственной темы, – М. Колесников, М. Барышев, В. Попов, В. Добровольский, А. Кривоносов, – не выступают с очерками, с публицистической постановкой насущных проблем? Неужели все их наблюдения уходят в романную плоть, не оставляя места и сил для оперативного открытого разговора?! Отчего в разделе «Проблемы и суждения» выступают совсем иные литераторы? Конечно, здесь можно назвать остропроблемный очерк «Братск и его младшие братья» Е. Воробьева – и прозаика и публициста, но, увы, одна ласточка весны не делает.

Та же ситуация и с деревенской прозой. В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, В. Лихоносов, Е. Носов, С. Залыгин, о которых наша критика все настойчивее старается говорить как о натурфилософах, сосредоточенных на круговороте природы и человеческого бытия, а не только как о знатоках жизни, очерков о нынешнем селе не пишут. А те материалы о современной деревне, которые появляются, принадлежат П. Ребрину, В. Рослякову, Л. Иванову, не пишущим деревенскую прозу. Можно было бы сказать, что таково свойство таланта: одни – натурфилософы, другие-знатоки практики. Но думается, этого объяснения, при всем нашем уважении к неповторимости любого таланта, недостаточно. Да и в традициях русской литературы всегда было, что крупные писатели непременно отличались активностью в публицистике: вспомним «Дневник писателя» Достоевского, «Остров Сахалин» Чехова, публицистку Л. Толстого, М. Горького, Л. Леонова.

В четырех выпусках мы встретим множество писательских имен – В. Розов, И. Друцэ, В. Тендряков, М. Слуцкие, Д. Гранин, В. Кожевников, – но они выступают преимущественно в разделах «Я и мы», «Портреты и силуэты», да еще в традиционных для литературы путевых очерках. Разделы же «Проблемы и суждения», «Человек и НТР» обходятся практически без видных писателей. Я далек от намерения кого-то упрекать в «отставании» или «недооценке» но полагаю, что здесь есть над чем подумать – и в теоретическом, и в практическом аспектах – и Союзу писателей, и критикам.

Что же касается непосредственно работы составителей «Шагов», то хочу назвать всего один факт, тоже, на мой взгляд, побуждающий к раздумьям. Последние несколько лет выступал в «Правде» со своеобразными портретно-социологическими очерками В. Липатов. Но ни один из них не опубликован в «Шагах» – видимо, не представился интересным. А ведь если говорить о нашей писательской публицистике, то В. Липатов был фигурой заметной, активно действовавшей, а его правдинские очерки, право же, ничем не уступают многим из представленных в выпусках.

И кстати, о разделе «Портреты и силуэты». В нем создана величественная портретная галерея прекрасных советских людей: строители БАМа («Первопроходцы» В. Аникеева), композитор К. Караев («Бригантина Кара Караева» И. Касумова), бывшие танкисты, полные кавалеры ордена Славы («Настоящие люди» К. Симонова), сельский учитель А. Калинцев («Учитель» Ф. Абрамова), спортсменка Л. Турищева («Уроки завидной судьбы» С. Токарева) и т. д.

Поэтизируя замечательные черты и качества, раскрывающиеся в творчестве, практической деятельности реальных героев, эти очерки помогают решать насущную для всего советского искусства задачу художественного освоения героического жизненного материала. Но жанр портретного очерка (особенно на малой газетной площади) весьма коварен при всей своей кажущейся простоте; требуется развитое чувство меры, чтобы реалистическое письмо не сбилось на иконопись. И далеко не всегда это чувство меры сохраняется.

Таков портрет Г. Касенова «Человек из моего детства». В нем содержится мало информации и много восторженных эпитетов: «Он по-прежнему был в высшей степени требовательным к людям (и к себе тоже), кристально честным и до самозабвения влюбленным в свое дело, в котором не допускал ни малейших послаблений и не терпел даже случайных промахов». Этот нажим не внушает чувства гордости за героя, а лишь возбуждает огорчение за автора (кстати, такой нажим больше всего ощутим в перепечатках из «Известий»).

Похожее происходит и с разделом «Человек и НТР». В нем перед нами тоже своеобразная портретная галерея, но галерея удивительных открытий, оригинальных научных идей, уникальных сооружений. И этот величественный ход НТР, усиленный преимуществами социализма, производит на читателя сильное впечатление. Но и здесь многие очерки – особенно взятые из «Науки и жизни» – носят больше просветительский, чем художественно-публицистический характер, Как бы мы ни уважали научную популяризацию, это все-таки нечто иное, чем художественная публицистика, а эту разницу не всегда достаточно четко ощущают составители.

Несомненная ценность, удача «Шагов» – раздел «Очерк и очеркисты». Исподволь, из года в год накапливается в нем то теоретическое и практическое обобщение опыта нашей очеркистики, которое слабо осуществляется нашей периодикой. Здесь можно отметить выступление Н. Грибачева «Не то, чтобы этот клин не пахался…», заметки о документальной литературе В. Кардина, большой диалог В. Пескова и В. Канторовича, обзор латышской документалистики П. Зейле, заметки Ю. Оклянского об искусстве публицистики 70-х годов, статью Ю. Суровцева «Публицистика пятилетки». Здесь же воспоминания об ушедших мастерах – С. Борзенко, С. С. Смирнове, И. Осипове…

Отдельно отмечу статью Л. Рошаля «Публицистика времени и публицистика на время». Темпераментные и проницательные раздумья Л. Рошаля формально относятся лишь к документальному кино, но своими творческими выводами обращены к публицистике в любом роде искусства. В частности, слова о том, что когда в документальной киноленте публицистический пафос не рождается изнутри, то его норовят привнести извне, за счет пафосного дикторского текста, самым непосредственным образом приложимы и к литературной публицистике. Здесь ведь тоже – коль не найдены выразительные характеры, факты, действия, то уповают на чисто эпитетный жанр, на бодренькие словесные фиоритуры. (Любопытно, что в диалоге с В. Песковым В. Канторович приводил данные лингвистов, обследовавших литературные тексты, принадлежащие к четырем стилям: газетному, научному, драматическому и художественной прозы, – «обнаружилась удивительная, но постоянная закономерность. Именно газетный язык резко выделяется многословием».)

Но хотелось бы присоединиться к Н. Грибачеву, высказавшему свое «давнее «недоумение»: почему в теоретических трудах по публицистике так пространно, порой в замельченных подробностях и при упрощенных «рецептурах», трактуется о содержании и так пренебрежительно мало, бегло о средствах его выражения – о ферме» стиле, языке».

Кроме писательской публицистики, в ежегоднике существуют три информационных раздела.

Первый из них – «Шаги пятилетки». Очевидно, по замыслу такой раздел должен быть фундаментом, надежной и лаконичной фактографической основой всех проблемных выступлений. Но не согретый писательской мыслью, не подвергнутый журналистскому анализу, он уподобился «пестрой смеси», где многие сообщения весьма косвенно связаны с поступью пятилетки. Очевидно, почувствовав это, редакция изменила название раздела, не меняя характер извлекаемых сообщений, но новое, менее обязывающее название – «Летопись» – все равно не спасает положения, ибо не таит в себе ни направляющей мысли, ни каких-то границ. По-прежнему рядом с информацией о пуске новых предприятий помещены сведения о награждении орденами Музея А. С. Пушкина, ТАСС, Академии художеств, газеты «Літературна Україна» или такие ничего конкретного не говорящие сообщения: «В Колонном зале… состоялось торжественное заседание, посвященное 70-летию Декабрьского вооруженного восстания в Москве»; «Газета «Сельская жизнь» сообщила, что земледельцы Кубани в лучшие сроки и качественно посеяли ранние яровые культуры». Почему только Кубани, почему только ранние яровые, что значит качественно?..

Более правомерны разделы «Литературная хроника» и «Из вышедших книг»; в них нет претензий на «поступь», а есть полезный для специалистов справочный аппарат.

Возможно, мое недовольство «Летописью», занимающей не так уж много места в ежегоднике, покажется кому-либо мелкой придиркой. Но ведь эти информационные разделы в немалой мере формируют облик издания, отличного от альманаха избранных писательских публикаций.

Трудно создавать такой ежегодник. Пока не было «Шагов», казалось, что и нет нужды в ежегоднике. Но теперь, вкусив этот плод с древа нашей публицистики, невозможно отказаться от него: такая концентрированная летопись нашей публицистики насущно необходима. Ежегодник нашел свое место в ряду других изданий – библиотечек, серий, сборников, антологий и т. д.

Стабильность и динамика – с чего я начал свое выступление – не только свойство «Шагов» как издания, это некий более общий принцип изображения советской действительности: коренных, упрочившихся черт нашего образа жизни и ее непрерывного роста в преодолении вновь встающих трудностей, решения все более сложных задач. И в этом смысле название «Шаги» – точно и емко. Думаю, что следует провести эксперимент (начитавшись «Шагов», и я проникся страстью к экспериментам): издать очередной выпуск «Шагов» не подарочным десятитысячным тиражом на дорогой бумаге, а массовым, рассчитанным на широкого читателя. Воспитательный эффект такого ежегодника может оказаться весьма значительным, когда он из антологического издания станет работягой-тружеником.

Л. ВИЛЬЧЕК

ПОГОДА НА ЗАВТРА

Как это ни парадоксально, но именно споры о публицистике – самом конкретном, теснее всего связанном с жизнью, с практикой виде литературного творчества – чаще всего уходят в лабиринты схоластики. То есть вырождаются в бесконечные, идущие даже не по спирали, а по десятому, сотому кругу дискуссии, чем очерк отличается от рассказа и от статьи, каково соотношение образа и понятия в публицистике, что она такое вообще. Либо почему «заметно снизился» (так чаще всего приходится слышать, хотя никаких доказательств – повысился, снизился или остался на прежнем уровне – нет) интерес к «послеовечкинской» публицистике: потому ли, что проблемы жизни стали не столь остры и читателей начали более интересовать романы, чем очерки; потому ли, что проблемы стали сложней, рассказать о них в яркой образной форме писатели не умеют, а разобраться в цифири и экономических выкладках не умеет или не хочет читатель.

Возможно, к поиску дефиниций побуждает и неопределенное, пограничное расположение публицистики в духовной культуре – где-то между наукой и искусством в одном измерении, между «высоким искусством» и прикладной, журналистской деятельностью – в другом. Видимо, когда речь идет о расплывчатых, диффузных явлениях, продуктивней искать не их границы, а их суть.

Со значительной долей условности можно сказать, что наука показывает нам мир как он есть, объективно, независимо от человека. Искусство – мир, пропущенный через субъекта. Публицистика показывает нам отношение этих двух миров, то есть отношение «я – мир». Публицист воссоздает объективную, верифицируемую, не зависящую от его точки зрения картину реальности. И показывает свое, личное к ней отношение. Иными словами, показывает, какова эта объективная реальность для человека, показывает общественный смысл и ценность фактов реальности, их этическую меру, отношение к справедливости, общественному идеалу, добру и злу. Таким образом, неверно мыслить публицистику – а это, к сожалению, практически самый распространенный подход – рассказом об объективных, «внехудожественных» явлениях в художественной форме, то есть литературой художественной по форме и «деловой», утилитарной по содержанию. Это поверхностное и потому зачастую неадекватное определение вида. Публицистика – это постижение общественного (человеческого, морального) смысла и ценности фактов и явлений жизни, будь то научное открытие или художественное произведение, производственное новшество или судьба человека. Из’ этого основания, как мне кажется, непротиворечиво выводится все остальное, в том числе и особенности публицистической типизации и публицистического – аналитического, «открытого» – образа, и публицистического сюжета, и выразительных средств публицистики, отнюдь не сводимых к традиционно «художественным».

Далеко не все, что публицистично по форме, то есть является рассказом писателя о реальных фактах, событиях, лицах, публицистично по существу, как не все, что стихи, – поэзия. В общей с публицистикой форме существуют научная популяризация, литературный портрет, искусствоведческая рецензия. Но публицистикой они являются лишь настолько, насколько показывают нам общественную (а не научную или художественную) меру вещей.

Это небольшое теоретическое отступление, мне кажется, дает ключ к пониманию тех проблем развития публицистики, которые отражают «Шаги». Отражают достаточно объективно и честно, то есть стараясь дать читателю представление не только о достижениях публицистики, но и о ее состоянии.

Самое отрадное наблюдение, которое делаешь, знакомясь с «Шагами», заключается в том, что уходят, оттесняются на периферию публицистики те ее, некогда преобладавшие, формы, в которых воплощено понимание публицистики как риторики, умения художественно сказать, художественно выразить общеизвестные мысли. Следы «оформительской» публицистики, конечно же, есть и в «Шагах». Печально, но чаще всего такой псевдопублицистикой оказываются писательские выступления (а точнее говоря – авторов, обычно пишущих художественную прозу); например, статья Э. Ставского о том, какое впечатление на него произвела поездка в Тюмень. О Тюмени мы не узнаем почти ничего. Узнаем – о душевном состоянии литератора, все не знающего, куда, среди буровых вышек, бульдозеров и нефтепроводов, поставить ему пишущую машинку. Это лирика, возможно, и неплохая (дело вкуса), но публициста этот путь никуда не ведет. Разумеется, автопортрет, самоанализ, исповедь сына века – тоже вполне правомерный, хотя и отсутствующий в сборнике, жанр публицистики, в котором объектом исследования, частицей объективного мира становится для автора собственная душа и память. Но таким исследованием Э. Ставский не занимается. Исследованием жизни Тюмени – тоже. Он аранжирует некогда популярный мотив «Север слабых не любит»; но именно потому, что он делает это ярко, мастерски, становится особенно очевидным, сколь неуместно нынче звучит любая риторика и как далеко ушла наша публицистика от игры в слова…

С наибольшей силой и яркостью в четвертом выпуске «Шагов» эту современную суть публицистики демонстрирует очерк А. Стреляного «Кубанский прогноз».