«Второе рождение» Ричарда Райта

Как-то Ричард Райт написал о себе: «Нет ничего более враждебного писательскому труду или желанию выразить себя с его помощью, чем то окружение, в котором я вырос». Да, он мог бы стать отчаявшимся изгоем черного гетто, этаким Биггером Томасом, героем своего романа. А стал прославленным писателем-негром, стяжавшим мировую славу. Условия жизни, его сформировавшие (несравнимые с теми, что выпали на долю его знаменитых литературных коллег – Л. Хьюза, Р. Эллисона, У. -Э. -Б. Дюбуа, Дж. Болдуина), лишь подчеркивают силу его природного ума и таланта.

Это был сложный, крупный художник слова. Он прошел путь нелегкий, противоречивый, исполненный контрастов, взлетов и спадов. Этим же чередованием света и тени отмечена и история его восприятия критикой.

Ричард Райт родился и провел детство в штате Миссисипи, гнезде расизма. Это обстоятельство стало не только фактом его биографии, но и существенно отразилось на его писательском развитии. Тягостные впечатления нужды и унижений, отложившиеся в его автобиографической повести «Черный», навсегда врезались в память, отбросили тень на все его творчество, окрашенное трагизмом и болью. И хотя большую часть жизни он прожил вне Юга, некоторые критики считают его «южным» писателем, тяготевшим к специфически «южной» стилистике, к краскам сгущенным, почти гротескным¹.

Затем решающим обстоятельством его биографии стал переезд на Север, в Чикаго! там, сражаясь с нуждой, меняя профессии – от мойщика посуды до клерка на почтамте, – энергично занимается он самообразованием, там он становится участником рабочего движения. Там он встречается с коммунистами, вступает в партию, начинает работу партийного публициста. Безусловно, сама атмосфера «грозовых тридцатых» разбудила его творческие импульсы. Его многочисленные стихи, статьи и репортажи тех лет, рассеянные в левой периодике, еще не изучены в полной мере. Успех пришел к нему со сборником новелл «Дети дяди Тома» (1938): именно тогда в творчество Райта широко входила героическая тема.

Джозеф Норт, редактор «Нью Мэссис» в 30-е годы, хорошо знавший Райта, рассказывал автору этих строк, что участие писателя в рабочем движении в 30-е и в начале 40-х годов вызвало такой творческий подъем, какого ему уже не пришлось пережить.

Талант Райта быстро мужал. Когда в 1940 году увидел свет роман «Сын Америки», он произвел впечатление шока: книга стала бестселлером, более того, сенсацией общенационального масштаба. Ни один писатель-негр не знал такого успеха, это не могли не признать даже критики консервативного толка. Книгу перевели на многие языки, печаталась она и в «Интернациональной литературе». Советские критики, воздавшие должное таланту и мужеству Райта, писали о нем как о надежде прогрессивной американской литературы. Читателей поразил не только яркий драматизм произведения, этой «американской трагедии» в ее негритянском варианте. Нова, неожиданна была сама трактовка главного героя, означавшая разрыв с расхожими сентиментальными стереотипами: Райт решился поставить в центр «плохого негра», преступника, жертву и одновременно продукт черного гетто. Нужно было немалое мужество, чтобы с такой обескураживающей прямотой поведать о той горькой цене, которой приходилось расплачиваться за расовое угнетение.

О романе бурно спорили. Иным критикам показалось, что, сделав негра убийцей, он тем самым дал якобы дополнительный козырь в руки расистов. Другие, напротив, увидели в романе свидетельство «зрелости пролетарской литературы», а Майкл Голд писал: «В большом доме труда, конечно, есть место для всех категорий литературы и искусства – от агитационной листовки до книги в плане Достоевского, и не только место, но и потребность».

Роман отразил новый этап в развитии самосознания негров, их стремление к познанию самих себя, к неприкрашенной правде, к открытию внутреннего психологического мира черного американца, мира, бывшего столь долго поистине «землей неведомой». Критик Ирвинг Хау заметил по этому поводу: «День, когда появился роман «Сын Америки», означал, что в американской культуре произошли решительные перемены… Он сделал невозможным повторение старых вымыслов. Роман Райта осветил так, как ничто до него, ту ненависть, страх и насилие, которые не только подтачивают, но в состоянии разрушить нашу культуру».

В связи с дискуссиями о романе Райт в статье «Как родился Биггер» показал, что фигура главного героя, исполненная типической силы, была плодом его многолетних наблюдений над американской действительностью, что рабочее движение вооружило его верной методологией, позволившей понять негритянскую проблему в ее социально-экономическом и психологическом аспектах. Его новая книга «Двенадцать миллионов черных рук» (1941) – документальный историко-социологический очерк, посвященный черным американцам, – свидетельствовала о проницательности социально-политического зрения писателя. И общественная позиция Райта отличалась зрелостью, твердостью. В трудное время в конце 30-х годов он был на стороне левых сил, выражал свои симпатии Советскому Союзу. В это время о нем много и уважительно писала американская прогрессивная критика.

Затем в судьбе Райта произошел поворот. Сегодня ясно, что выход писателя из компартии в 1944 году был для него трагической ошибкой. Здесь сказались и индивидуализм Райта, и болезненно обостренное национальное чувство. Нельзя, однако, забывать, что шаг этот был сделан в то самое время, когда в коммунистическом движении США возобладала оппортунистическая концепция (впоследствии преодоленная и разоблаченная) «классового мира», браудеризм, что привело к притуплению борьбы против расовой дискриминации. Но, оставив прежних товарищей, Райт оказался один. Духовный кризис усугубился печальным «открытием»: даже слава, признание, талант не являются в Америке защитой от расизма, не снимают с него клейма человека «второго сорта».

В 1947 году он оставляет США, чтобы уже никогда туда не возвращаться. Последние тринадцать лет он проводит в Париже, но разрыв с родной почвой не мог не сказаться на его творчестве.

Однако и теперь Райт не стал антикоммунистом, за что на рубеже 40 – 50-х годов, в разгар маккартизма, подвергался яростным атакам справа. Став «экспатриантом», он по-прежнему был кровно причастен к судьбе черных американцев. Не случайно он воспринимался литературным «истэблишментом» как опасный радикал, «антиамериканец»: ему не могли простить ни неизменного осуждения расизма у себя на родине, ни критики политики США в Азии и Африке. В этих вопросах он был тверд.

И все же в целом парижский период его творчества (еще до конца не изученный) отличался сложностью, внутренней противоречивостью. Мотивы трагического одиночества человека в современном мире, нашедшие столь оригинальное воплощение в его знаменитой повести «Человек, живший в подполье» (1944), усугубились в романе «Аутсайдер» (1953), осложненном к тому же идейными ошибками. Сближение с Сартром, Симоной де Бовуар привело к увлечению экзистенциализмом², который не был для него книжной теорией. Мотивы одиночества, безысходности, обреченности внутренне совпадали с его собственным миросозерцанием человека, над которым неизбывно довлел кошмар расизма в его «миссисипском» варианте. В негре Райт видел «символ человеческой судьбы», «метафору Америки», некоего гротескного «всечеловека», обреченного на страдания.

Правда, к середине 50-х годов перед Райтом, кажется, забрезжил свет. Широкое антиколониалистское движение стран Азии и Африки захватило писателя; проблемы народов, вступивших на путь независимого развития, его остро волнуют (в 1954 году выходит его книга «Черная сила», посвященная Гане). Он участвует в работе Бандунгской конференции, провозгласившей принципы мирного сосуществования государств (результатом явилась книга «Цветной занавес», 1956). Он – один из делегатов Первого всемирного конгресса деятелей негритянской культуры в Париже. Пишет о достижениях черных американцев в художественной области («Белый человек, слушай!», 1957), много работает в публицистике. И как художник слова возрождается в романе «Долгий сон» (1957). Неожиданная смерть в Париже в конце 1960 года в возрасте 52 лет³ обрывает его наметившийся творческий подъем.

Но если в Европе его авторитет был в последнее время высок, то у себя на родине он оказался в незавидной роли «забытого героя». С одной стороны, критики консервативной ориентации поспешили объявить, что, уехав в Париж, Райт как писатель якобы «кончился», а потому должен быть сброшен со счетов. С другой – его произведения 30 – 40-х годов подверглись негативному пересмотру как образцы той семой пролетарской литературы, которая в пору «запуганных пятидесятых» стала объектом откровенного поношения. Свою эстетическую программу Райт, многому учившийся у Драйзера, определял следующим образом: «Опыт моей жизни формировал во мне приверженность к реализму и натурализму современного романа». Но в 50-е годы ни Драйзер, ни его последователи не были в Америке в фаворе. Когда в начале 60-х годов французский исследователь Мишель Фабр прибыл в США для сбора материалов о Райте, он был поражен тем, насколько писатель непопулярен, а то и основательно забыт в академических кругах.

С середины 60-х годов положение стало решительно меняться. Негритянская революция, потрясшая Америку, поставила многие историко-литературные и культурные проблемы черных американцев в центр общественного внимания. Сама фигура Райта словно бы озарилась новым светом. О нем вновь заспорили, и разноречивые оценки его творчества – от восторженных до уничижительных (некоторые черные экстремисты даже аттестовали его «любимым ниггером белых либералов») – отразили различные тенденции в самом негритянском движении. Но выход на новый виток общественного развития, обретенная историческая перспектива позволяла сделать решительный вывод: в сущности, перед нами едва ли не ключевая фигура в истории негритянской литературы. Художник, запечатлевший определенный фазис в развитии национального самосознания черных американцев, этап 30 – 40-х родов. В широком плане Райт воспринимался как предтеча тех писателей-негров, которые выразили бунтарские настроения 60-х годов. В известной мере они пошли дальше Райта, для которого черная кожа была проклятием. Они обрели чувство национального достоинства.

Что же касается серьезного академического литературоведения, не столь подверженного текущей политической конъюнктуре, то для него фигура Райта все отчетливее стала обрисовываться как классическая в плане всего литературного процесса в Америке в XX веке. Настала пора основательного! подхода к наследию писателя.

Активный интерес к автору «Сына Америки» весьма органически «вписывается» в ту атмосферу «черного бума», который стал одной из примет литературной жизни США в 80 – 70-е годы. Одна за другой появляются книги и исследования, посвященные творчеству Райта, диссертации; печатаются воспоминания о писателе; после долгого перерыва переиздаются его произведения; обнародуете» его переписка. В 1968 году Констанция Уэбб выпустила в свет первую фундаментальную биографию Райта⁴, основанную на изучении обширного круга источников, в том числе архивных. Год спустя Эдвард Марголиес опубликовал исследование «Искусство Ричарда Райта» ⁵. Это была первая работа, в которой Райт представал как писатель и – что особенно важно – художник слова, явившийся не только выразителем настроений 30 – 40-х годов, но и сумевший провидеть тенденции и причины, которые привели к взрыву в 60-е годы.

Когда в 1967 году журнал «Нигро дайджест» обратился к тридцати восьми негритянским литераторам с просьбой ответить на вопрос о том, кто, по их мнению, наиболее крупный черный писатель, то ответ почти у всех был один: Ричард Райт. Четыре года спустя в университете в Айове прошла специальная научная сессия, ему посвященная; ее материалы в дальнейшем составили основу сборника «Ричард Райт: впечатления и перспективы», вышедшего под редакцией Дэвида Рея и Роберта Фарнсворта⁶. Как констатировалось в предисловии, участники сборника были единодушны в признании: «Ричард Райт снова для нас необходим».

В книгу вошли самые разные материалы, в том числе из архива писателя. Увидели свет: статья Райта «Американская проблема: негритянская фаза» (обличающая двуличие правящих кругов в отношении черных американцев), специально написанный для Поля Робсона блюз «Король Джо», несколько стихотворений в манере хокку, над которыми Райт работал в последние годы жизни. Основной же костяк сборника составили воспоминания людей, знавших писателя в разные периоды его жизни – в Мемфисе, в Чикаго, в Нью-Йорке и Париже, а также цикл стихов Майкла Харпера, посвященный Райту. В них возникал образ человека легкоранимого, отзывчивого, внутренне сосредоточенного. О широте писательских связей Райта свидетельствовали включенные в сборник письма, полученные им от Фолкнера, Чезаре Павезе, Камю, Сартра и других. Среди критических материалов, пожалуй, наиболее примечательными оказались две работы, посвященные сценической интерпретации и экранизации романа «Сын Америки», а также статья, в которой этот роман рассматривался в контексте идейно-эстетических споров, возникших в среде черных писателей в 50 – 60-е годы.

Наконец, весьма полезной оказалась и помещенная в сборнике библиография произведений Райта, куда вошли и стихотворения, очерки, репортажи, появлявшиеся в свое время на страницах левой и коммунистической печати. Думается, они должны быть изучены советскими исследователями, так как существенно расширяют наши представления о революционной публицистике в пору «красного десятилетия».

Особо хотелось бы сказать о книге Райта «Американский голод», впервые увидевшей свет в 1977 году. Это автобиографическое произведение, явившееся непосредственным продолжением «Черного», было создано Райтом в середине 40-х годов. Но тогда буржуазные издатели, недовольные социально-критическим пафосом книги, отвергли ее, и рукопись пролежала в архиве писателя почти четверть века. В книге охватывается период от 1927 года, когда Райт переехал из Миссисипи в Чикаго, и до начала 30-х годов; при этом существенное место уделено встрече Райта с коммунистами. Он писал о партии, о том, какое чувство нового он испытал, познакомившись с организацией, «стремившейся найти жизненные ответы для всех угнетенных, для всех одиноких», о своей работе в Клубе Джона Рида, которая стала для него «первым контактом с современным миром». Задаваясь вопросом о том, что означал для него социальный опыт, почерпнутый в те годы, Райт отвечал поразительными словами: «Политика не была моим призванием. Моим призванием было человеческое сердце. Но только находясь в сфере политики, я мог проникнуть в глубины человеческого сердца».

Однако внимание к наследию Райта проявляет не только академическое литературоведение: острые идейные споры вокруг него отнюдь не прекратились. Об этом, например, свидетельствует статья Стенли Хаймена «Ричард Райт: переоценка» (журнал «Атлантик», март 1970 года), в которой отчетливо сказались консервативно-охранительные взгляды ее автора. В ней Хаймен повторил более чем сомнительные тезисы о том, что Райт «делил» со своим героем Биггером Томасом «ненависть к белым» (хотя именно в «Сыне Америки» мы встречаем нарисованные с симпатией фигуры белых американцев, в том числе коммунистов, особенно Бориса Макса), что он был «отчужденной» личностью (на манер некоторых своих героев), человеком, отгороженным от белых, но «презирающим» своих черных собратьев. Попутно он предпринял очередную попытку дискредитировать творчество Райта в пору «красных тридцатых», бросить тень на его марксистские убеждения, представить его стихи и новеллы тех лет (из сборника «Дети дяди Тома») в окарикатуренном виде.

В монографии Р. -К. Бригнано «Ричард Райт. Введение в жизнь и творчество» (1970) ⁷ исследуется широкий спектр социально-политических, общественных и философских проблем, поставленных в произведениях Райта, художественных и публицистических. Однако при этом Бригнано исходит из неверного тезиса о том, что Райт не был ни мастером слова, ни новатором-стилистом; рассматривая его произведения только в тематическом плане, он игнорирует их художественно-эстетическую ценность. В работе Бригнано (как и Стенли Хаймена) явственно сквозит предвзятость, а то и просто неосведомленность буржуазного исследователя, рассуждающего о марксизме и компартии, которую он, вопреки фактам, пытается представить силой, якобы «сковывавшей» творческие устремления писателя.

В последнее время появился ряд серьезных работ, в которых содержится новый фактический материал, вносящий необходимые коррективы в интерпретацию писателя. Это относится, в частности, к анализу художественного своеобразия его произведений. Последнее обстоятельство примечательно еще и потому, что книги писателей-негров долгое время рассматривались американской критикой лишь как выражение «расового протеста», как документы политико-социологического характера, лишенные-де эстетической значимости.

В этой связи следует упомянуть монографию Фрица Гайси» на «Гротеск в американской негритянской литературе. Джин Тумер, Ричард Райт и Ральф Эллисон» ⁸, выпущенную в Берне в 1975 году. Используя структуралистский принцип разбора, Гайсин делает ряд наблюдений над художественным методом Райта, выявляя «сквозные» мотивы, прежде всего одиночества и отчуждения человека (фигуры мятущихся героев, нарочито мрачные, безрадостные пейзажи, сцены убийств, нагнетание брутальных подробностей, сплав реальности и кошмарных снов, элементы ужасов, словно бы почерпнутых из «готических» романов, и т. д.), излюбленные стилевые приемы, свидетельствующие о тяготении писателя к гротеску. При этом автор ограничивается лишь констатацией подмеченных моментов. А между тем они свидетельствуют об известном воздействии на Райта и экзистенциалистских концепций, и натуралистической поэтики.

К числу работ, заслуживающих внимания, относится и монография Кеннета Киннамона «Становление Ричарда Райта» ⁹, в центре которой путь писателя в 30-е годы – от первых шагов в литературе до выхода «Сына Америки», процесс формирования мировоззрения и мастерства художника. Конечно, К. Киннамону трудно приписать симпатии к марксизму и компартии, однако сами непреложные факты вынуждают его, не в пример С. Хаймену и Р. -К. Бригнано, сделать ряд объективных и весьма многозначительных выводов.

Так, по мнению К. Киннамона, переезд Райта в Чикаго, вступление в Клуб Джона Рида, обретение новых друзей, работа в рядах компартии, сам психологический климат дружбы и интернационализма – все это раскрепостило творческие силы писателя. «В начале и середине 30-х годов партия, казалось, давала ему тепло и спокойствие родного дома, которого он никогда не знал ранее…» – пишет критик. И сегодня с этим тезисом солидаризируются и другие исследователя. Так, Френк Маурер, рецензируя на страницах сугубо академического журнала «Модерн ленгвидж ноутс» (декабрь 1974 года) монографию Мишеля Фабра о Райте (о ней еще пойдет речь ниже), пишет: «Я рискну предположить, что, не вступи Райт в партию в решающий момент своей карьеры, он не стал бы писателем… Марксизм дал ему отчетливое мировоззрение, благодаря которому он мог оценивать и упорядочивать приобретенный жизненный опыт».

Эта мысль находит конкретное подтверждение в книге К. Киннамона. Оспаривая расхожее мнение о том, что партия якобы лишь «использовала» писателей в своих политических целях, к тому же в ущерб их эстетическим устремлениям, он цитирует одного из ораторов на 1-м конгрессе Лиги американских писателей в 1935 году: «Первое требование партии к своим членам-писателям состоит в том, чтобы они были хорошими писателями, чтобы они как можно лучше делали свое дело, ибо только в таком качестве они могут быть полезны партии. Мы не хотим хороших писателей превращать в плохих стачечных вожаков». К. Киннамон ссылается на известную статью Райта «Перспективы негритянской литературы», в которой последний призывал решительно порвать в салонной экзотикой негритянского ренессанса и обратиться к новой социальной действительности 30-х годов. При этом Райт видел для своих коллег плодотворный путь в том, чтобы на основе марксистской методологии творчески использовать как богатства негритянского фольклора, так и весь художественный опыт современной литературы. Среди ее представителей Райт называл, в частности, имена Горького, Барбюса, Нексе, Лондона, Хемингуэя.

В отличие от С. Хаймена, К. Киннамон воздает должное сборнику «Дети дяди Тома», в котором он услышал «свежий голос молодого поколения черной Америки»; стиль и структура этой книги напомнили ему «мелодии старых спиричуэле». Усмотрев в «Сыне Америки»»последовательно коммунистическую точку зрения», критик оспаривал мнение тех, кто высокомерно игнорировал художественное своеобразие наследия писателя, отмечал, с какой серьезностью трудился Райт над композицией и стилем своего произведения.

Длительное время в американской критике бытовало мнение, согласно которому «пролетарский» эпизод в биографии Райта оказался неким временным увлечением, которое ой «преодолел», а разрыв с прогрессивным движением чуть ли не «освободил», «раскрепостил» писателя. На самом деле все было значительно сложнее, что признают сегодня многие американские исследователи. По мнению К. Киннамона, партия «воздействовала на образ мыслей Райта до конца его жизни», и писатель «отказался делать карьеру на антикоммунизме и реакции». Он приводит высказывание Райта, относящееся к 50-м годам: «Я такой же коллективист и пролетарий по своему мировоззрению, как в то время, когда был коммунистом». Да и в Париже Райт не раз с чувством явной ностальгии вспоминал о поре «красных тридцатых», а в 1956 году воздал дань искреннего уважения компартии за ее выступления в пользу негритянского населения, напомнив, что коммунисты были «очень популярны среди черных американцев, особенно в Чикаго».

Эти факты и соображения позволяют существенно скорректировать наши привычные представления об идейно-художественной эволюции Райта. Это в особенности относится к «парижскому» периоду Райта. Помогает нам в этом монография французского критика Мишеля Фабра «Незавершенный поиск Ричарда Райта» ¹⁰, выпущенная в Нью-Йорке в переводе на английский язык. Более десяти лет штудировал критик малоизученные или просто неизвестные материалы из архива писателя, относящиеся в основном к 50-м годам, его переписку, рассеянные в прессе публицистические выступления, собирал свидетельства людей, хорошо знавших писателя. По мысли М. Фабра, творчество Райта и в это время сохраняет свою актуальность, потому что по-прежнему он вдохновляется антирасистскими идеями, которые подготовили подъем негритянского движения в 60 – 70-е годы (при всей его многослойности и противоречиях).

Неизменно озабоченный судьбой черных сынов Америки, остро реагируя на всякие проявления расизма, писатель – и в этом М. Фабр прав – никогда не был узким националистом и сепаратистом (не в пример иным экстремистски настроенным черным лидерам 60-х годов). Райт мыслил широкими гуманистическими категориями: его, лишенного с детства культуры, неизменно увлекал процесс усвоения духовных ценностей, созданных другими народами, волновало положение тех миллионов людей в разных концах мира, кто страдает от бедности, расового гнета, колониализма. Сама жизнь Райта, по мнению автора монографии, была «великим путешествием», а каждая новая книга оказывалась вторжением в не освоенную еще сферу жизненного материала. «Литература и политика оставались для него двумя равно действенными инструментами на службе гуманизма», – пишет М. Фабр. Это объясняет активную работу Райта и как художника, и как публициста. Исследователь обращает особое внимание на его роман «Долгий сон» (кстати, он недавно переведен на русский язык), задуманный как первая часть трилогии, на его стихи, к которым он вернулся на исходе 50-х годов после почти двадцатилетнего перерыва. Интересен анализ второй части трилогии «Остров галлюцинаций», сохранившейся в рукописном виде. И хотя «Сын Америки» и «Черный», видимо, остаются вершинами творчества Райта, следует отрешиться от мнения, согласно которому художественный кругозор писателя был замкнут рамками глухого плантационного Юга, где прошло его детство, или трущобами черных гетто в больших городах. В последних произведениях в поле зрения Райта входит европейская сцена.

Думается, что авторы ряда рецензируемых трудов справедливо подчеркивают четко выраженное гуманистическое начало в творчестве писателя. Слишком долго его рассматривали лишь как «пророка ада», певца отчаяния, хаоса, насилия. Эти мотивы, конечно же, есть в произведениях Райта, но они отнюдь не являются всепоглощающими.

Видимо, не лишена справедливости мысль уже упоминавшегося Р. -К. Бригнано о том, что Райт не просто стремился порой «шокировать» читателя картинами и сценами ярко выраженной брутальности: писатель полагал, что подобное сгущение красок явится сильно действующим художественным средством, которое будет способствовать «сокрушению предрассудков и невежества, помогая созиданию разумного мира, в котором негр сможет стать просто человеком, а не негром». По мнению того же критика, писатель был исполнен «веры в будущее, в то лучшее, что есть в человеке». Райт стремился к тому, чтобы его слова «служили средством воспитания». Непонятый у себя на родине, привыкший к злобе и враждебности, Райт, как убежден М. Фабр, оставался верным взятой на себя миссии – «строить мосты между людьми».

Отрадно, что после долгого перерыва к наследию Райта обратилась коммунистическая критика США. Терри Кеннон пишет на страницах газеты «Дейли уорлд»: «…Райт стал пионером литературы черного протеста и революции. Благодаря Райту все невысказанное страдание, заключенное в самом существовании афро-американцев, обрело голос, гневный, протестующий, обращенный против угнетателей. Герои Райта – люди ожесточившиеся, их судьба – горька. Они живут в невыносимых условиях, лишенные всяких надежд.

Благодаря Райту они заговорили своим подлинным языком. Он обрисовал их безо всякой сентиментальности, не впадая в иллюзии… Райт дал черным писателям язык и образы, дал им художественные средства, показал им целительную силу гнева, свободно излитого, что позволило им выразить и осознать эпоху бунта, которая наступила уже после его кончины…». А писательница Маргарет Александер Уокер добавляет: «Думается, было бы справедливым сказать, что в истории литературы черной Америки существует водораздел: до и после Ричарда Райта. Подобно тому, как русские говорят, что все они вышли из «Шинели» Гоголя, мы можем свидетельствовать, что большинство наших писателей вылетело из-под крыла Райта».

1. См.: Blyden Jackson, The Waiting Years. Essays on American Negro Literature, Louisiana State University Press, 1976.[↩]
2. См. статью К. Уидмера «Черный экзистенциализм Ричарда Райта» в сб. «Modern Black Novelists». Ed. by M. G. Cooke, N. Y. 1971.[↩]
3. Обстоятельства кончины Райта во многом остаются непроясненными. Олли Харрингтон, прогрессивный художники журналист, большой друг писателя, пишет на страницах коммунистической газеты «Дейли уорлд» (17.XII.1977), что смерть Райта, жаловавшегося в последние, годы на то, что он окружен шпиками и провокаторами, могла быть делом тайных американских спецслужб. Н» исключает возможности политического убийства и биограф Райта Мишель Фабр.[↩]
4. Constance Webb, Richard Wright: A biography, N. Y. 1968.[↩]
5. Edward Margolies, The Art of Richard Wright, Southern Illinois University Press, 1969.[↩]
6. «Richard Wright. Impressions and Perspectives». Ed. by David Ray and Robert M. Farnsworfh. The University of Michigan Press, Ann Arbor, 1971.[↩]
7. Russell Carl Brignano, Richard Wright: An Introduction to the Man and his Works, Pittsburg, 1970.[↩]
8. Fritz Gysin, The Grotesque in American Negro Fiction, Jean Toomer, Richard Wright and Ralph Ellison, Bern, 1975.[↩]
9. Kenneth Kinnamon, The Emergence of Richard Wright: a study in literature and society, University of Illinois Press, Urbana, 1972.[↩]
10. Michel Fabre, The Unfinished Quest of Richard Wright, N.Y. 1973.[↩]