№3, 1971/Советское наследие

Современность – душа драматургии

Сейчас многие говорят о достоверности литературы и искусства, о документальности, которая впечатляет иногда сильнее самого дерзкого вымысла. Да и правда, думая о жизни вашей страны, о свершениях советского народа, о том, с чем мы встречаем XXIVсъезд КПСС, приходишь к выводу, что сухие цифры, документы, факты как они есть способны поразить воображение, взволновать до глубины души – так грандиозна многоплановая, реальная картина коммунистического строительства.

Бурное наше движение к коммунизму, революционные битвы в тех странах, где еще властвует пока империализм, приводят в трепет и смятение хозяев буржуазного мира. Именно поэтому идеологи буржуазии, рядящиеся в тогу далеких от политики искусствоведов, исследователей литературы, твердят в своих книгах, статьях и речах о замкнутости, душевной глухоте, некоммуникабельности человека в современном мире. Стремясь разобщить и унизить людей, они, оснащенные техникой кинематографа, телевидения, силами театра, радио, полиграфии, обрушивают на человека бешеные потоки самой бессовестной дезинформации.

Верноподданнейшие слуги буржуазии изощряются в пропаганде различных «новых» и «новейших» теорий развития человечества. В связи о научно-технической революцией выдвигается «теория» классового срастания различных социальных формаций – пресловутая теория конвергенции. Оценивая лихорадочные метания враждебной нам мысли, мы не можем не вспомнить В. И. Ленина, который говорил, что буржуазным ученым, способным «давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии» 1.

Советские литераторы с гордостью рассматривают свое участие в борьбе коммунистических идей за преобразование мира как первоочередную художническую, творческую задачу. Довести до миллионов и миллионов зрителей, читателей, слушателей благородные ленинские мысли, выраженные языком образов театра, кинематографа и телевидения, – эта партийная задача по плечу могучему отряду советских литераторов и работников искусств.

Последние годы жизни нашего народа связаны с событиями огромного исторического значения. Мы отметили 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции, 100-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, 25-летие Победы над гитлеровской Германией. Отмечая эти знаменательные даты, встречая XXIV съезд КПСС, работники литературы, естественно, не могли не задуматься о главном; насколько же наступательно наше искусство, насколько оно высоко по своему мастерству, революционно по духу, по гражданскому пафосу.

Вспомним слова Ромена Роллана: «…Искусство всегда участвует в битвах своего времени, даже тогда, когда утверждает, будто оно покинуло поле боя, когда оно навешивает на себя ребяческий ярлык «искусства для искусства». Ярлык этот лжив. Выходя из боя, человек – отдает он себе в этом отчет или нет – умывает, подобно Понтию Пилату, руки перед лицом социальной несправедливости, расчищает путь угнетателям и молча смиряется с порабощением угнетенных» 2.

Справедливые, актуальные и в наши дни слова.

Мы твердо отдаем себе отчет в том, что наша творческая цель – воспитание человека, который строит коммунистическое общество и будет жить в нем. Наша цель – утверждение ленинских идеалов, ленинских принципов отношений между людьми. Искусство наше партийно и, служа своей великой цели, имеет общечеловеческое значение. Мы не приемлем различные сектантские, мелкобуржуазные взгляды на искусство, решительно ничего общего не имеющие с марксистско-ленинской идеологией. Так же чужды для нас и коварная ревизионистская позиция «наведения мостов», «размывания граней» между классами, толкование общечеловеческого как примирения антагонистических взглядов, замалчивание классовой борьбы. Мы знаем цену и различного рода новым моделям «социализма». Для нас неприемлемы и догматические построения, отвергающие гуманистические идеалы и разрывающие связь с великими традициями, выработанными человечеством в области художественного созидания.

В своем докладе «Дело Ленина живет и побеждает» Л. И. Брежнев сказал: «Идеологи и политики империализма развернули против коммунистов интенсивную подрывную работу. Они используют все приемы и методы, чтобы ослабить единство коммунистического фронта, вогнать клинья туда, где намечаются малейшие трещины. Все это требует усиления активной наступательной борьбы коммунистов против буржуазной идеологии и еще более активного их сотрудничества в мировом масштабе» 3.

Многое в искусстве последних лет говорит о том, сколь настойчиво, с каким коварством вбиваются эти идеологические клинья в расчете ослабить единство коммунистов, единство народов, выступающих против оголтелого империализма. Из практики западного кинематографа, а также телевидения и театра можно почерпнуть достаточно примеров, показательных своей антикоммунистической, антисоветской направленностью. Злобная фальсификация в освещении коммунистического, революционного движения народов, фальсификация истории второй мировой войны, попытки свести на нет наши гигантские, героические усилия в разгроме гитлеровской Германии, фальсификация современного состояния советского общества и других социалистических стран – вот основные направления современной антисоветской пропаганды. Широко разветвленный аппарат дезинформации мирового общественного мнения ориентирован, в сущности, на главную цель империалистов: остановить, задержать рост коммунистического движения, коммунистической идеологии, дающей человеку силу в борьбе за счастье, облагораживающей душу. Буржуазии хотелось бы навечно, навсегда сковать все человечество в состоянии страха за свой завтрашний день, в состоянии голода и нравственного унижения. Именно этой гнусной цели и служит реакционное буржуазное искусство, кинематограф, радио, телевидение, театр. Ибсен устами Бранда сказал: «Когда мы ползаем на четвереньках, из нас животное смелей глядит». Оставить человека на четвереньках – вот чего добиваются денежные тузы и их подголоски.

Советская драматургия, советское искусство театра и кинематографа, образно раскрывая ленинские идеи революционного гуманизма, вселяют в души людей всего мира надежду, поднимают их на борьбу за счастье.

1

Драматургия отстает от запросов зрителей, от духовного мира современников… Фраза эта стала привычной, без нее не обходится ни одно совещание, ни одна статья о драматургии. Драматургия отстает. И не сегодня только сказано это, да и не вчера.

О состоянии драматической литературы сокрушался в свое время Аристотель, устанавливая свои знаменитые единства и категории именно в надежде поднять современную драму, дать ей теоретические опоры, объяснить ее важность для зрителей. А ведь в те времена уже прозвучали со сцены голоса героев Эсхила и Софокла, Еврипида и Аристофана.

Драматургия отставала.

Пройдут века, и об отставании драмы скажет Белинский, затем раздастся требовательный голос Гоголя. Они будут бичевать слабости театральной литературы, высмеивать пустое ее содержание, говорить, что водевили и мелодрамы, заполнившие сцену, далеки от запросов публики. А между тем пьесы писали Пушкин и сам Гоголь, совсем недавно появилась комедия «Горе от ума», еще не замер смех, возбужденный в обществе «Недорослем» и «Бригадиром».

Драматургия отставала.

История листала свои страницы.

Первый съезд писателей СССР. Доклад В. Кирпотина о драматургии. Драматургия еще не достигла того высокого уровня, которого ждет от нее победивший советский человек, – нечто подобное говорил тогда докладчик. А на сценах шли «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского и пьесы Н. Погодина, сатирические комедии Б. Ромашова и «Чудак» А. Афиногенова, боевые произведения В. Киршона и «Любовь Яровая» К. Тренева, ставились пьесы Горького, писал для театра Всеволод Иванов, в молодом азарте сокрушал старые нормы драматической поэтики В. Билль-Белоцерковский. Советская драматургия переживала свой благотворный радостный шторм, а мы твердили: советская драматургия отстает…

Можно продолжать это парадоксальное перечисление успехов и жалоб, побед и сетований, торжества советского театра и упреков. Мы и сегодня говорим об отставании драмы.

В чем же все-таки дело?

Ведь гораздо реже мы слышим сетования на то, что поэзия отстает от требований народа, что отстает от этих требований проза.

Вероятно, какая-то тайна, нечто специфическое кроется в самой природе драматической литературы.

Драма, даже будучи мудрой, наивна, как дитя, ибо она обращена прямо к человеку, она и есть сама жизнь человеческая. На сцену выходит человек – ты, я, он – и, обращаясь ко мне и к тебе, раскрывает свою душу.

В специфике драмы кроется ее народность, ее доступность, ее всеобщность. Людям кажется, что драматургия отстает от их жизни постоянно; наверное, и театральная Англия, имея современником Шекспира, была недовольна положением дел в драматургии…

Герцен говорил, что по партеру можно судить о состоянии сцены и по сцене о настроении партера. Словом, театр – есть жизнь. Разумеется, жизнь преображенная, отобранная искусством.

Станиславский не случайно разъяснял актерам, что на сцене для них продолжается обычная жизнь, лишь хрупкой «четвертой стеной» отделенная от публики.

Испокон веков люди узнавали себя в драме. Старинный театральный анекдот повествует о том, почему не брали купцы денег с актера Садовского – «мы со своих не берем». И тут речь не об эстетической неразвитости замоскворецких купцов из пьес Островского и не об особой достоверности игры великого артиста. Тут речь в первую очередь о совпадении сцены и жизни, об узнавании, о том, чтобы между жизнью и сценой нельзя было просунуть «иголочки», как говорили и об игре Щепкина.

Драма – самый приближенный спутник из галактики искусства к планете человеческой жизни. То-то и отстает драматургия, даже когда взлетает к вершинам, – отстает, потому что жизнь обгоняет, потому что характер реальный обгоняет уже зафиксированное, «остановленное» художником явление. Поэтому, не ударяясь в панику, но сознавая всю ответственность свою перед современниками, попробуем спокойно оглядеться вокруг и поразмыслить над тем положением, в котором находится жанр театральной драматургии сегодня, и как выглядим мы, ее представители, на современной советской сцене.

Самое интересное в искусстве – современность. Современность- это лицо театра, его стиль, творческая манера, это актерская школа и режиссерская мысль, но дать театру все это может только литература. Без современной литературы нет современной сцены. Начав с «Царя Федора Иоанновича», Художественный театр тут же стал думать о современной пьесе. Работал с Горьким, привел к себе Чехова, брал с Запада современнейшего Ибсена. Здесь ставился волнующий общество Леонид Андреев. Казалось бы, мог спокойно заниматься высокой классикой императорский Малый. Но нет: ждали пьесу Гоголя, не пропускали ни одной пьесы Островского, мечтали о современном репертуаре. Трагическая Ермолова, стяжавшая славу в классических ролях, стремилась сыграть современную роль Катерины из «Грозы», новой пьесы Островского. В современном репертуаре прославилась Комиссаржевская, – русское актерство всегда тянулось к сегодняшней драме.

Да и не только театр – само общество не может существовать без литературы о современности. Уже узнала Россия Пушкина, но появляется Гоголь, и Чернышевский, вслед за потрясенным Белинским, пишет свои «Очерки гоголевского периода русской литературы». Чем потрясены они, что водит их пером? Современность. Гоголь, как никто другой до него, беззаветно, страстно, безраздельно отдал свой талант современности, и русская драматическая критика поднимает его на щит в первую очередь за это. Россия в его творчестве сделала новый гигантский шаг вперед на пути к своему самосознанию. Современная литература формировала общество, диктовала идеи, выступала с позиций свободолюбия и прогресса.

И конечно же, мы, писатели Советской страны, чья история еще так молода, что по существу и сама современна, отлично понимаем, что современность – главное содержание нашей работы. Разве не знает каждый из нас, какое живое волнение воцаряется в зале в минуты узнавания времени, характеров, примет сегодняшнего дня, разве не знаем мы, как отвечает зал на острую тему, на животрепещущий конфликт, на современную мысль? Знаем! Знаем и все же иногда даем в обиду современную тему, пьесу о наших днях.

Пресловутая теория бесконфликтности, надолго отбросившая драматическую литературу с боевых фронтов современности на запасные пути иллюзий и легенд, будем считать, навсегда ушла в прошлое, и поэтому не станем останавливаться на ней подробно, хотя порой она еще дает себя знать.

Обратимся к тому, что нам больше всего мешает сегодня.

Заметили ли вы, что постепенно сложилось мнение, будто бы производственный конфликт лежит вне природы искусства, будто бы разговор о делах человека – это, мол, объект социологии или статистики, газеты или месткома, но только не литературы? Суждение пагубное, с моей точки зрения. Истоки его понятны. Было время, когда станки в некоторых наших пьесах оттесняли живых людей, когда сроки посевов оказывались единственной причиной нравственных и интеллектуальных волнений сценических персонажей.

Однако вульгарное истолкование великой мысли Горького о том, что свободный труд должен стать основой наших книг, еще вовсе не отменяет самой мысли; нельзя, исправляя, улучшая в одном, портить в другом; нельзя забывать о главной примете советского человека; он осознал себя счастливым в труде, осознал невозможность, бессмысленность жизни без любимого и полезного обществу дела.

В шесть часов вечера, вместе с закрытием дверей учреждений, не закрывается наша общественная жизнь, общественными остаются характеры, не затихает гражданская мысль, человек думает о завтрашнем трудовом дне, думает творчески. Так неужели же мы должны потерять в искусстве эту уникальную, неповторимую особенность советских характеров только потому, что где-то и когда-то был перегиб, только потому, что нравственный мир человека в искусстве всегда шире его производственных отношений! Задача художника: искать и находить новые решения темы труда. Труд победил капитал, так как же не воспевать его, как не замечать его! Иначе обесцениваются характеры, подводятся под общую среднестатистическую мерку, так сказать, сегодняшнего человека вообще – немного ироничного, немного любящего хоккей, немного сдержанного, немного бестемпераментного, а в сущности, никакого.

Человек полнее всего выявляет свой характер, свой нравственный потенциал именно в сфере творческого труда, потому современная пьеса, выводящая героя за пределы этой сферы, выглядит нарочито обедненной, она теряет половину своей современности. Собственно говоря, такая пьеса превращается где-то в суррогат современности.

Лучшие наши пьесы, посвященные современности, – это пьесы о человеке труда, о столкновении старых взглядов на труд и новаторских поисков, о том, как нелегко привыкать к труду как к счастью, расставаясь с вековечным понятием труда как мучения, как уничтожения, а не раскрепощения личности. Об этом писали Погодин и Киршон, Афиногенов и Катаев, Леонов и Ромашов, Файко и Гусев.

«Поэма о топоре» – это название одной из ранних пьес Погодина могло бы стать эпиграфом ко всей истории нашей драматургии.

«Поэма о топоре» – в самой несочетаемости этих слов великое новое сочетание романтики и реализма, труда и вдохновения, прославление прозы, ставшей поэзией нового мира.

«Мой друг» Н. Погодина, «Хлеб» В. Киршона, «Смена героев» Б. Ромашова, «Половчанские сады» Л. Леонова, «Платон Кречет» и «Макар Дубрава» А. Корнейчука, «Сердце не прощает» А. Софронова, «Дали-дальние неоглядные…» Н. Вирты, «Иван Буданцев» В. Лаврентьева, «В добрый час!» В. Розова, «Все остается людям» С. Алешина, «Иркутская история» А. Арбузова, «Океан» А. Штейна, «Ленинградский проспект» И. Штока – все это вехи нашей театральной литературы, раскрывшей человека в труде, его искания, его победы, его новое миропонимание, складывающееся в процессе творческого созидания.

Так было всегда, так было до тех пор, пока мы сами не начали подрубать сук, на котором держались, пока мы не сказали устами наиболее крикливых критиков, мелкотравчатых и по сути своей провинциальных эстетов, что производственные отношения противопоказаны искусству. И тогда стали появляться пьесы аморфные, вне общественной мысли, пьесы падающие, заваливающиеся, так как их не держали основы общественного бытия, без чего, если говорить серьезно, и вообще не может быть литературы. Почти оборвалась традиция, нарушилось живое кровообращение, трудовые усилия страны стали уходить из искусства. По существу начал создаваться особый тип «чистого» искусства, исключавшего из сферы своих интересов вопросы, связанные с делом человека, с экономическим положением общества, с отношениями в процессе производства. Мы пришли сейчас к печальному факту: у нас мало пьес о людях труда. Мы не рассказываем нашим зрителям о лучшем в них самих, о трудовом героизме. Труд, не воспетый искусством, стал терять в своем романтическом ореоле. Появились пробелы и в воспитании молодежи, в распоряжении которой не оказалось выкованных современным искусством трудовых идеалов.

И нечего кивать на искусство прошлого, якобы трактовавшее о некоем человеке вообще. Человек глубокого общественного мышления, крепко связанный с делом, – знаменитый доктор Штокман Ибсена; рождение на Руси капитала возбудило творческую мысль Островского, автора «Бешеных денег»; создавая «Моцарта и Сальери», Пушкин думал о роли художника в обществе; не только нравственное, но и социальное положение страны волновало Гоголя, автора «Ревизора». Подлинная драматургия всегда была летописью дел человеческих. В стране победившего труда тем более не может быть ухода от образа трудящегося человека, от конфликтов, рождающихся в процессе социалистического строительства.

Мы часто, может быть слишком часто, повторяем, что актуальная тема ничего не решает, если она не выражена подлинно художественными средствами, если она не высказана языком искусства. Верно ли это положение? Бесспорно. Вне художества и тема, и содержание становятся разрозненными деталями несобранного, неслаженно работающего механизма. И все же присмотримся еще раз к категорическому этому заявлению: актуальная тема еще ничего не решает в искусстве, без совершенного воплощения она мертва. Так, да не так! Современность – труднейшая область для выражения, здесь собраны еще не осмысленные сложности, еще не изведанные объекты. Люди ищут, быть может и не сразу овладевая совершенным мастерством, быть может и не сразу постигая образный язык эпохи. Скатываясь назад, вставая, они идут к совершенству, к гармонии, к завершенности искусства.

Вспомним историю советской драматургии. Как начиналась современная тема?

«За красные Советы» П. Арского – пьеса-агитка, пронизанная неистовым темпераментом писателя-борца. «Марьяна» А. Серафимовича, драма, еще обеими ногами стоящая в XIX веке по форме и только вопиющая о горячем новом содержании. «Красная правда» А. Вермишева, наивная мелодрама, обжигающая правдой примет времени и характеров. «Федька-есаул» Б. Ромашова – детективная драма, где через не совсем изящные диалоги пробивался первый в нашей драматургии рассказ о встрече красноармейцев с Лениным. «Захарова смерть» А. Неверова – бытовая драма, поднимающая животрепещущий конфликт, раскалывающий деревню. «Виринея» Л. Сейфуллиной – многоплановая, неповоротливая, в некоторых звеньях загроможденная бытом пьеса, в которой рождается один из первых образов нашего положительного героя – солдата-большевика Павла Суслова.

И только последние звенья длинной этой цепочки составили действительно первоклассные пьесы о современности – «Разлом» Б. Лавренева, «Любовь Яровая» К. Тренева, «Бронепоезд 14 – 69» Вс. Иванова, наконец, «Клоп» и «Баня» В. Маяковского. Что было бы, если б в самом начале пути грозный окрик критики оборвал движение, что было бы, если бы тогда раздался этот холодно-верный тезис: «актуальная тема еще ничего не решает»? Мы не имели бы современного театра, мы не имели бы сейчас советской классики. Разумеется, сейчас, когда советская литература прошла полувековой путь развития, мы не можем делать скидок на недостаток опыта, наши критерии художественности повысились неизмеримо. Мы вовсе не собираемся выдавать индульгенций на творческую безграмотность, на непрофессионализм. Мы лишь обращаем внимание общественности на то обстоятельство, что подлинно актуальная тема, что действительно свежая новая мысль, открытие нового характера достойны серьезного внимания, неустанной поддержки.

Жаль, что некоторые ведущие режиссеры, которые могли бы задавать тон в сценическом воплощении современной темы, горячо декларируют внимание к ней, желание ставить новую пьесу, но подчас довольно легко утешаются, будто бы не найдя таковой.

Георгий Товстоногов, один из лучших наших режиссеров, с увлечением ставил когда-то и комедию «Когда цветет акация» Н. Винникова, и драму И. Ирошниковой «Где-то в Сибири…». Почему же сегодня он редко обращается к современной пьесе? Честь ему и хвала за прекрасного Горького, за новаторского Чехова, за боевого Грибоедова, за молодого Шекспира. Но разве классика единственная точка приложения сил, разве кипучий темперамент художника не зовет на баррикады современности?

Борис Равенских, который обычно так страстно выступает за хорошие новые пьесы, что-то на практике мало помогает нам, больше пока что присоединяясь голосом, нежели творчеством, к прославлению современной темы. Одна из лучших работ Равенских – «Дни нашей жизни» Леонида Андреева. Он поставил давнюю талантливую пьесу Леонова «Метель»; показал «Поднятую целину»; имя его вписано в историю русской сцены в связи с постановкой «Власти тьмы» Толстого в Малом театре. А где же советская, современная, нынешняя огневая пьеса, поставленная Борисом Равенских? Ведь «День рождения Терезы» – спектакль уже старый.

  1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 18, стр. 363.[]
  2. Р. Роллан, Собр. соч., т. 14, Гослитиздат, М. 1958, стр. 563.[]
  3. «Правда», 22 апреля 1970 года. []

Цитировать

Салынский, А.Д. Современность – душа драматургии / А.Д. Салынский // Вопросы литературы. - 1971 - №3. - C. 30-54
Копировать