Словарь течений литературы XX века. Россия, Европа, Америка. В 2 тт. / Отв. ред. А. Ф. Кофман. М.: ИМЛИ РАН, 2023. 1864 с.

Подготовка словарей — дело сколь подвижническое, столь неблагодарное и конкурирует в этом отношении разве что с работой текстологов и комментаторов литературных памятников. Бюрократы от науки обесценивают фундаментальные жанры филологии, а коллеги по цеху не всегда вспоминают имена ответственных редакторов, составителей, публикаторов, авторов примечаний. Горестно сознавать, что для А. Кофмана (1954–2024), признанного латиноамериканиста, Словарь стал «надгробным памятником»: ученый руководил масштабным проектом и написал для него более сорока статей. Из уважения к его заслугам не станем подменять аналитическую направленность рецензии елейной тональностью некролога.

Энциклопедические издания — в числе самых уязвимых для неунывающих критиков. Даже в лучших из них при желании отыщутся недостатки: «Если очень искать, найдешь; очень скрести, наскребешь» (Д. Мережковский). Речь, разумеется, не идет об опечатках (когда, по аннотации, Словарь содержит 603 статьи, а согласно вводной статье — 602) или нехватке специалистов, владеющих, помимо предмета, жанром словарной статьи. В рецензируемом издании неизбежно сказались проблемы современного состояния литературоведческой энциклопедистики, которые нуждаются в особом обсуждении. Пока же поговорим не о причинах упадка этой профессиональной сферы, а о концептуальной составляющей конкретного труда, действительно не имеющего аналогов в мировой науке (отличия от американского справочника «Twentieth-Century Literary Movements Dictionary» — во «Введении»).

Словарь появился в эпоху, когда картографирование историко-литературного процесса через призму течений и направлений устаревает. Не имея возможности вовсе отказаться от ключевого термина, вынесенного в заглавие двухтомника, его создатели максимально размывают объем понятия «литературное течение», которое «указывает на то, что находится за рамками индивидуальных поэтик и проявляется в сходстве ряда эстетических установок и их художественных воплощений в творчестве различных авторов» (I, с. 19). В таком прагматизме усматривается как манифестированная ориентация на западную традицию, где «»literary movement», «current», «trend» или «school» не являются терминами в строгом смысле слова» (I, с. 19), так и нежелание включаться в дискуссии, характерные для русской теории, краткий обзор которых дан в вводной статье. В качестве альтернативы наименованию «литературное течение» предлагается безмерное по семантическому потенциалу словосочетание «художественная общность» (I, с. 20). Согласимся с бесперспективностью архаичных и схоластических рассуждений о терминах и примем высокую степень условности тех законов, которые составители Словаря сами над собою признали, дабы продемонстрировать то важное и ценное, чего им удалось достичь. Каковы реальные достоинства предпринятого труда?

Литературный ХХ век богат «художественными общностями», независимо от того, как их измерять. В рецензируемом издании нижней границей предсказуемо выбран календарный рубеж XIX–XX столетий, однако верхняя граница опасливо названа «делом будущего», хотя первое десятилетие нового тысячелетия Словарем учтено. Разумеется, «живая реальность литературного процесса не подчиняется точным датам» (I, с. 26), но в книге встречаются отступления от заданных установок. Так, чрезвычайно ценное внимание к ирландскому и португальскому романтизму обернулось чрезмерным углублением в XIX век и поиски генетических оснований более поздних «течений», вопреки редакторским уверениям, что «культурная традиция» как «тип художественных общностей не является специальным объектом исследования» (I, с. 20). Данное исключение из правил объясняется просто: «…специалисты по этим литературам убедили ответственного редактора словаря в необходимости таких статей» (I, с. 26). Возможно, в ситуации, когда один из авторов одновременно выступает официальным рецензентом всего издания, сила его убедительности возрастает, но со стороны принятое решение, скорее, озадачивает, ибо наследие романтизма оказалось определяющим для последующего развития не только ирландской и португальской литератур.

Географически составители охватили бóльшую часть Европы и Америки, кроме ряда европейских (Молдова, Албания, Черногория) и небольших англоязычных и франкоязычных государств Антильских островов, некоторых испаноязычных стран Центральной Америки (Гондурас, Коста-Рика), а также южноамериканских Гвианы и Гайаны. Лакуны обусловлены отсутствием на этих территориях важных самостоятельных «течений и объединений» (на часть из них распространяются «общие» статьи), неимением специалистов или экстранаучными факторами. Замешательство вызывает несоответствие между утверждением, что у Словаря «есть четкий географический ограничитель, указанный в названии книги: Европа и Америка» (I, с. 6), и заглавием двухтомника: «Словарь течений литературы XX века. Россия, Европа, Америка». При этом русской литературе отведено не первое место, а имеющийся материал подобран с откровенным перекосом в Серебряный век и литературу модернизма. За бортом остались не менее существенные в контексте периода явления. Символистское издательство «Скорпион», к примеру, удостоилось статьи, а товарищество «Знание», объединившее под руководством М. Горького писателей с близкими эстетическими взглядами, — нет. Такие казусы не единичны и в более широкой временной перспективе: «лагерная проза» включена, а родственная ей «лагерная поэзия» пропущена. Почему бы не представить «лагерную литературу» как единый феномен?

Но проблема не столько в репрезентативности словника и вкусовых предпочтениях его составителей, сколько в том, что применительно к России уже существуют специализированные издания, которые в своей совокупности полнее и адекватнее отражают спектр отечественных «художественных общностей». Материал Словаря весьма избирательно и без претензий на новизну их дублирует. Думается, первоначальный замысел создателей — сосредоточиться на «течениях» зарубежной литературы ХХ века в Европе и Америке — с точки зрения академических стандартов и научных потребностей русскоязычного читателя был безупречным. Тем более что в редколлегии — по преимуществу специалисты-зарубежники. В остальном расхождения между задуманным и его реализацией косметические. Скажем, изначально статья об испанском «поколении 98 года» планировалась [Кофман 2016], но впоследствии от нее отказались.

Подстрекающая сила пуризма обязывает понять базовый критерий отбора материала. Как видно, это не всегда «словесное обозначение художественной общности, закрепленное либо в самоназвании, либо в критике» (I, с. 20), а главным образом — сходство широко понятых поэтологических установок и роль явления в литературном процессе той или иной страны. В результате под обложкой оказались всяческие «-измы» (около сотни) и номинации, включающие топонимы или же выдвигающие на передний план принадлежность к периодическому изданию, группе, жанру (пражский круг, «Нор-Сюд», ОБЭРИУ, пролетарский роман США и т. д.). Теоретически продуктивен в данном ряду обзор литературных общностей, связанных тематикой, влекущей стилевые и другие структурно-семантические параллели (мексиканский роман о революции и т. п.).

С одной стороны, на страницах Словаря литература «представляет собой живой организм, а не картотеку» (I, с. 25), с другой — отделить существенное от второстепенного удается не везде. Провозглашенный в преамбуле отказ от отражения «течений в критике и литературоведении» (I, с. 7) тут же опровергается статьей «ОПОЯЗ». Удивляет отдельный текст про «заумь», тогда как разговор об этом понятии логично ограничить сферой кубофутуризма, и поражает отсутствие полноценной статьи о реализме в России. Заметка о реалистах начала ХХ века вопроса не снимает, зато самостоятельного обсуждения удостоились дискуссионные для нашей литературы феномены «натурализма», «неореализма», «соцреализма», «метареализма». Любопытно, к какому из них относится «Тихий Дон» М. Шолохова, если имя писателя фигурирует лишь в статьях о деревенской и лейтенантской прозе, РАППе и соцреализме (в связи с «Поднятой целиной»)? Возможно, русского реализма как такового не осталось ни в метрополии, ни в эмиграции? Или в его русле «не было создано ничего, кроме слабых в художественном отношении, эпигонских произведений» (I, с. 24)? Остается догадываться. Аналогичная ситуация — с постмодернизмом.

Издание энциклопедического типа под грифом ИМЛИ РАН невольно воспринимается актом канонизации в описании литературного процесса, и принципы Словаря правомерно назвать торжеством здравого смысла. Однако грань, отделяющая концептуальность от интеллектуальной игры, в иных случаях тоньше, чем между «течением» и «направлением». Поблагодарим авторский коллектив за информативную оснащенность подготовленных материалов: они суммируют уникальные сведения по зарубежным литературам, включая интернациональные (тридцать одну) и специфические национальные общности. Умеренная оценочность собранных статей стимулируется их гибкой композиционно-содержательной структурой. В частности, на фоне национальных модернистских «изводов» текст об ирландской специфике насыщен предуведомлениями, которые ожидаешь в первую очередь от «вводной» статьи «Модернизм» (авторы у них разные).

Пристатейная библиография носит рекомендательный характер и не индексируется. В ней нет четкой рубрикации (если не считать разделение источников по языку), хотя среди работ попадаются и научные исследования, и эгодокументы, и даже учебная литература. Поскольку статьи, как водится,
заказывались задолго до выхода издания, в иных случаях списки трудов следовало актуализировать на этапе предпечатной подготовки (см. «Современные записки»).

Навигационное подспорье — общий словник, указатель течений по странам (правда, неясно, почему «потерянное поколение» привязано исключительно к Англии), список стран (их больше 60, но в глаза бросается диспропорция между Азербайджаном и Арменией, Украиной и Белоруссией), указатель имен (с элементами аннотирования), список авторов Словаря (от магистров и аспирантов до докторов наук, притом что ключевые статьи подготовлены сотрудниками Отдела литератур Европы и Америки Новейшего времени ИМЛИ РАН, где десятилетиями складывалась фактологическая база издания).

Обобщающий труд такого рода своевременен и полезен. О нем будут спорить. По нему станут судить о победах и поражениях отечественной школы в осмыслении европейских и американских литератур ХХ века. Выход Словаря неминуемо провоцирует научную мысль. Это не финал пройденного пути, а предвестие новых поисков, торжество жизни и победа над смертью. Ars longa…