№3, 2016/Экспертная оценка

Следуя кратким курсом

Рецензия Д. Фельдмана посвящена первому выпуску книги Быкова о советской литературе – «Краткому курсу», в 2015 году преобразованному в «Расширенный». См.: Быков Д. Л. Советская литература. Краткий курс. М.: ПРОЗАиК, 2013. 416 с.

Публикации Быкова, относящиеся к истории советской литературы, обычно вызывают ожесточенную полемику. Вот и про эту книгу давно спорят.

Одни – их подавляющее большинство – формулируют различные инвективы: все у Быкова как-то поверхностно, неакадемично, произвольно, самодовольно, еще и политически неверно и т. д. В общем, подавляют. Другие же настаивают, что наконец услышали «новое слово».

Я не собираюсь обвинять Быкова или защищать его. Обвинения высказаны, а в защите, полагаю, он не нуждается. И свою точку зрения не считаю единственно объективной. Такая вряд ли возможна.

Потому начну с шутки. Не своей, разумеется, а быковской. Одной из мало кем замеченных.

Шутка – в заглавии. Словосочетание «краткий курс» в советскую эпоху стало термином. Да и после ее окончания еще долго бытовало в этом качестве.

Подразумевалась книга, впервые опубликованная в 1938 году: «История ВКП(б). Краткий курс». С тех пор она, как известно, была переиздана сотни раз и более четверти века считалась обязательным учебным пособием по всем так называемым общественно-политическим дисциплинам.

Готовясь к экзаменам, ее читали старшеклассники, студенты и аспиранты. На предприятиях и в учреждениях формировались специальные группы, где кураторы из партийных комитетов знакомили слушателей с обязательными толкованиями сказанного в главном учебном пособии. А к началу 1950-х годов для удобства преподавания выделялись в каждой организации помещения, именуемые методическими кабинетами. Их оборудовали различными схемами и прочими наглядными пособиями, что должно было облегчить процесс усвоения «Краткого курса».

Прекратилась истерия ко второй половине 1950-х годов. Но и спустя тридцать лет словосочетание «краткий курс» осмыслялось советскими интеллектуалами иронически. Книга стала уже своего рода символом ушедшей эпохи, подразумевавшим непременное принуждение, безоговорочную обязательность бездумного заучивания.

Вводя термин «краткий курс» в заглавие, Быков явно шутил, адресуя эту шутку имеющим представление о советских реалиях и желающим расширить его. Намек прозрачен: книга, в отличие от главного учебного пособия сталинской эпохи, необязательная.

Шутка не вполне удалась. Большинство азартных быковских оппонентов не восприняло ее. Обнаружив слово «курс», они принялись искать обязательные – по их мнению – признаки учебного пособия: академически сформулированную концептуальную основу, периодизацию истории советской литературы и т.д.

Кстати, отсюда не следует, что концептуальной основы там нет. В отличие от многих, Быков кратко и внятно описал специфику изучаемого объекта – советской литературы. По его словам, «рыночного гнета она не знала вовсе и зависела только от идеологической конъюнктуры, а заискивать перед массовым читателем никто ее не обязывал».

Именно в этом и заключается уникальность советской издательской модели – системы взаимосвязей автора, издателя, розничного покупателя и правительства.

В Российской империи автор, как везде, зависел от того, кто вложит капитал в тиражирование газет, журналов, книг. Но относительная авторская свобода зиждилась на возможности выбирать издателя. Подразумеваемый конфликт решался покупателем – розничным. Он буквально голосовал рублем. Издательский произвол был ограничен финансово – конкуренцией.

При этом цензура не могла заставить российских подданных финансировать проправительственную литературу. Относительная издательская свобода зиждилась на праве торговать, не нарушая законы.

Советское же правительство, действуя поэтапно, совместило издательские, цензорские и торговые функции. Вся литература финансировалась из бюджета, каждый советский налогоплательщик участвовал в оплате выпуска любой полиграфической единицы, пусть и не покупал ее. Автор утратил и относительную свободу. Все издательские организации выражали правительственную волю. Не подчинявшийся не мог стать или оставаться литератором. Писатели учились выживать, читатели же – читать между строк. Несводимая к цензуре техника охраны государственной монополии известна, что и учел, полагаю, Быков.

Внятно характеризовал он и критерии выбора писателей, о литературном наследии которых рассуждал. Утверждал, что

 

за каждым стоит определенное литературное направление или конкретный поведенческий модус. Никому не придет в голову сравнивать Шпанова с Шолоховым, а Федина с Трифоновым, но каждое из этих имен – эмблема конкретного литературного направления. По этому признаку автор и старался выбирать героев, не забывая, разумеется, о том, что в поле его зрения иной раз попадали литераторы третьего ряда (с. 5–6).

 

Не стану приводить доказательства репрезентативности выбора в каждом случае. Читатель найдет их книге.

Цитировать

Фельдман, Д.М. Следуя кратким курсом / Д.М. Фельдман // Вопросы литературы. - 2016 - №3. - C. 17-24
Копировать