Русский миф и коммунистическая утопия

Международным ученым советом, действующим при историко-филологическом факультете Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), в качестве одной из научных программ принята к разработке следующая тема: «Миф в русской литературе. Миф о русской литературе». В рамках этой программы в настоящее время планируется ряд научных мероприятий в форме «круглого стола», симпозиума, чтения лекционных курсов. Завершением ее должна стать обширная международная конференция, провести которую предполагается в июне 1996 года. Настоящей статьей журнал «Вопросы литературы» начинает публикацию материалов по данной теме.

Вот уже несколько лет, говоря о новом в нашей литературе, мы прежде всего имеем в виду нечто старое, насильственно преданное забвению или вовсе неизвестное. За последние годы многое вернулось. Немало, конечно, осталось еще не напечатанным, но ввиду резко изменившейся издательской ситуации затормозилось выходом в свет. Тома и тома в машинописи, гранках, верстках легли на полку. Раньше или позже для них найдется издатель. В это хочется верить. Однако прежней ситуации не будет, она кончилась вместе с кратковременным бытием «возвращенной литературы».

Ушло время торопливого публикаторства, под которым уже привыкли понимать любую перепечатку. Теперь торопиться некуда. Значит, есть время для того, чтобы сделать должным образом комментарий, проверить текст, исправить ошибки предшествующих лет с их бурной публикаторской деятельностью.

И у читателя, может быть, появится время – читать. И не только возвращенное. «Возвращенная литература» кончилась как временно возникшее замкнутое, ограниченное целое, границы которого по-новому переделили литературу, отделяя писателя от писателя и даже произведение от произведения. Спешили узнать прежде потаенное, запретное и тем более становившееся поводом к запрету всего творчества, самого писательского имени. Пильняк – автор «Повести непогашенной луны» и «Красного дерева», Замятин – романа «Мы»…

Печатали и другие вещи, но говорили об этих. Судили по ним. Они, даже выпадая из творчества писателя, формировали свои оценочные ряды. Замятинское «Мы» издавали с Хаксли, Оруэллом по жанровому признаку – антиутопии…

Однако «Мы» не первое замятинское высказывание о России. Антиутопии предшествовал ряд рассказов, повестей, первая же изкоторых – «Уездное» – сделала его если не классиком, то признанным мастером, вызывая в памяти, вполне определенный ассоциативный ряд: Гоголь, Лесков, Ремизов… Дело, конечно, не в том, чтобы выбрать для Замятина единственную традицию, а в том, чтобы увидеть его на их пересечении. Одна уводит на глубину языкового сознания и национального мифа, другая открывает путь к всемирной утопии. Они как будто бы разнонаправлены, но, встречаясь у Замятина, неожиданно поясняют друг друга и проливают свет на новый фатальный вопрос русской истории: почему именно здесь, а не где-либо еще мировая утопия была принята к осуществлению?

Русская литература немало потрудилась над нелицеприятным изображением национального бытия, беря его повсеместно. Однако после 1905 года все сказанное показалось недостаточным. Ощущение тяжести хотелось дать физически – невыносимостью. Темой стало целое – русская жизнь, как будто заколдованная в своей безысходности в пределах каждого своего круга. Это и писали: Бунин – «Деревню», Замятин – «Уездное», Андрей Белый – столицу, «Петербург».

Знаменательная перекличка названий лучших прозаических книг той поры. В названии – место действия, каждое со своим кошмаром, терзаемое своими бесами, из которых «мелкие» – самые страшные. Сологубовский роман по названию как будто не встает в перечисленный ряд, но ему принадлежит и даже его хронологически открывает, потому что в нем едва ли не самое памятное суждение о силе русской обыденности, которая всего виднее, обнаженнее – в провинции, в уездном.

Как скажет один из героев горьковской повести «Городок Окуров»: «Что ж – Россия? Государство она, бессомненно, уездное. Губернских-то городов – считай – десятка четыре, а уездных – тысячи поди-ка! Тут тебе и Россия».

* * *

В архиве Замятина¹есть ряд документов, касающихся расторжения его договора с издательством Н. А. Столяра «Современные проблемы»: сентября 1915 года автор выкупает все экземпляры «Уездного», остающиеся на складе – 1190, при общем тираже – 1600, и обязуется выкупить экземпляры, поступающие из провинции. Все они подлежат уничтожению.

Лишь 16 февраля следующего, 1916 года Замятин заключает «домашнее условие» с книгоиздательством М. В. Попова (владелец М. А. Ясный) на издание сборника «Уездное», куда, кроме повести, войдет ряд рассказов². В марте Замятин уезжает в Англию, чтобы вернуться лишь с началом революции – в сентябре семнадцатого.

Но как бы ни складывались отношения Замятина с издательствами и с читающей публикой, в литературной среде о нем «заговорили все и сразу»³.

1. ИМЛИ. Ф.47. Оп.2. N43.[↩]
2. Там же. N 47.[↩]
3. В.Шкловский, О рукописи «Избранное» Евгения Замятина. – В кн.: Евгений Замятин, Избранные произведения. Повести. Рассказы. Сказки. Роман. Пьесы, М., 1989, с. 6.[↩]