Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах: 1907-1917. В 3 тт.

Религиозно-философское общество в Петербурге (Петрограде), просуществовавшее чуть более десяти лет, далеко не самых благополучных для России, объединило лучших представителей русского духовного возрождения: Н. Бердяева, Вяч. Иванова, Н. Лосского, Д. Мережковского, А. Мейера, В. Розанова, П. Струве, С. Франка и многих других. В работе Религиозно-философского общества принимали участие самые разные слои населения: священники и ученые, студенты и семинаристы, писатели и офицеры, инженеры и философы.

Некоторые исследователи приписывают Обществу масонский характер¹, так как в годы Первой мировой войны по инициативе Великого Востока народов России (масонской организации) была создана ложа для Мережковского и Гиппиус. В то же время небезосновательно заключение, к которому пришел А. Ермичев: «Известно, что в начале ХХ века в Петербурге масонов развелось видимо-невидимо. Всякому приятно было стать членом таинственной организации. И в Петербургском РФО они были»². Но: «…во-первых, из участия масонов в Московском и Петербургском РФО их, обществ, «парамасонскую» природу еще надо доказать, а поскольку масоны были очень скрытны, то это вряд ли удастся. Во-вторых, ясно, что из одного факта создания ложи «Мережковский» делать вывод о масонском влиянии на работу Петербургского РФО рискованно. У Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус и без масонов было абсолютное влияние на общество, а сами они чьему-либо влиянию совсем не поддавались»³.

Число членов Общества постоянно росло и к 1 января 1914 года составило 1263 человека. Унаследовав опыт Религиозно-философских собраний 1901-1903 годов[4]⁴, а также московского Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, которое открыло свою работу в конце 1905 года, петербургское Общество имело существенные особенности.

Во-первых, в отличие от Собраний 1901-1903 годов, оно не было местом исторической встречи интеллигенции и духовенства, следовательно, не ставило своей задачей сближение этих двух лагерей, пропасть между которыми казалась непреодолимой. «Знакомясь ближе с «новыми» людьми, — вспоминала З. Гиппиус, — мы переходили от удивления к удивлению. Даже не о внутренней разности я сейчас говорю, а просто о навыках, обычаях, о самом языке; все было другое, точно другая культура»⁵.

Во-вторых, в отличие от московского, петербургское Общество не имело явного идейного тяготения к православию. Были и менее значимые отличия, о которых читатель может узнать из исчерпывающих примечаний и обширного предисловия к трехтомнику.

Материалы Религиозно-философского общества в Петербурге чрезвычайно востребованы современными историками, философами и филологами. До сих пор им приходилось довольствоваться разрозненными архивными источниками, газетными и журнальными публикациями, а также неполноценными «Записками петербургского Религиозно-философского общества», выпуски которых появлялись во время работы Общества и сегодня доступны не всем. Хорошим подспорьем для исследователей была книга А. Ермичева «Религиозно-философское общество в Петербурге (1907-1917): Хроника заседаний», которая и сегодня не утратила своей ценности, поскольку публикуемые в ней документы воссоздают историю Общества практически день за днем и удачно дополняют рецензируемое издание, преимущественно не дублируя его. Несмотря на то что материалы Общества сохранились не полностью и часть архива погибла при обысках и при пожаре под Павловском во время наступления генерала Н. Юденича, авторскому коллективу удалось, казалось бы, невозможное. В трех томах публикуются документы, хранящиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства (фонды петербургского Религиозно-философского общества, А. Блока, Н. Бердяева, К. Леонтьева, В. Розанова), переписка, дневниковые записи и списки участников Общества из Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (фонды З. Гиппиус и Д. Мережковского, С. Каблукова, Половцевых, П. Струве, Д. Философова), материалы из Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки. Стремясь максимально отразить деятельность Общества, составители использовали и опубликованные материалы, но приоритет всегда отдавался архивным источникам (беловому или черновому автографу, машинописи или гранкам с авторской правкой), что свидетельствует об академическом уровне издания. Из материалов, публикуемых впервые, особый интерес для исследователей могут представить прения по докладам Д. Мережковского «Опять о интеллигенции и народе», «Религиозная личность и общественность», М. Туган-Барановского «Христианство и индивидуализм», Германа Когена «Сущность иудейской религии», С. Грузенберга «Ветхозаветная мораль в истолковании В. С. Соловьева», К. Аггеева «Ближайшие судьбы Русской Церкви. По поводу записки думского духовенства», В. Соколова «Природа Церкви и ее судьбы в истории», Д. Философова «Церковная реформа в России», Г. Чулкова «Национальная самобытность и религиозное сознание», И. Свирского «Авторитет, законы и церковность», Д. Колпинского «О реформе Русской Церкви», И. Холопова «Идеология церковной реформы». В приложении читатель может познакомиться с уставом, хронологией заседаний и списками членов Общества, любопытной статьей А. Мейера «Петербургское Религиозно-философское общество» и краткими сведениями об участниках заседаний. А завершает издание необходимый в подобных трудах именной указатель, который значительно облегчает работу с увесистыми томами, насчитывающими около двух тысяч страниц.

Члены Общества не были едины в своих устремлениях. Это заметно не столько из содержания докладов, сколько из прений. Наиболее активными оказались группы «неохристиан» во главе с Д. Мережковским и лиц, разделявших позиции «исторической церкви». Были среди деятельных участников и нерелигиозные интеллигенты. Порой противоречия по некоторым вопросам переходили в открытое противостояние. Показательна в этом смысле кампания по исключению В. Розанова из членов Общества.

Напомню, что В. Розанов опубликовал в реакционной газете «Земщина» (печатном органе «Союза русского народа») ряд статей в поддержку обвинения еврея Менделя Бейлиса, приказчика кирпичного завода, в ритуальном убийстве 12-летнего ученика подготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского. Спустя годы З. Гиппиус уверяла, что В. Розанов защищал Бейлиса, но с еврейской точки зрения: «Положим, такая защита, такое «за» было тогда, в реальности, хуже всяких «против» — недаром даже «Новое время» этих статей не хотело печатать»⁶. Не меньший накал страстей вызвала полемика вокруг только что вышедшего и уже прославившегося сборника статей о русской интеллигенции «Вехи». Прения по этому вопросу интересны еще и тем, что в них, споря с Д. Мережковским, участвовали П. Струве и С. Франк — авторы скандального сборника.

Ставя своей целью всестороннюю разработку вопросов религии и философии, участники заседаний не ограничивались церковными проблемами. Поистине поражает тематическое разнообразие докладов: «О старом и новом религиозном сознании», «Россия и интеллигенция», «Стихия и культура», «Религия и социализм», «О радости прощения», «Жизнь и смерть Льва Толстого», «Достоевский и роман-трагедия», «Оправдание символизма», «О современном патриотизме», «Идея нации» и т. д.

На публичных и закрытых заседаниях участники касались самых «больных» вопросов, многие из которых актуальны и по сей день. В качестве примеров приведу только две цитаты. Современны ли они?

А. Мейер: «…мы переживаем теперь религиозный кризис, потому что, несомненно, широкая публика, общество, действительно живое общество — сейчас антирелигиозны. Религия исчезла, по крайней мере, в культурном, интеллигентном европейском обществе, и оно чувствует пустоту этой безрелигиозной жизни. Оно в разных направлениях ищет действительного Бога. Это искание, это стремление выйти из пустоты, которая уже ощущается современным сознанием, является, так сказать, предтечей какого-то действительного большого нового религиозного откровения» (т. 1, с. 107-108).

Вяч. Иванов: «И кажется, что, как встарь, так и ныне, становясь лицом к лицу, на каждом повороте наших исторических путей, с нашими исконными и как бы принципиально русскими вопросами о личности и обществе, о культуре и стихии, об интеллигенции и народе, — мы решаем последовательно единый вопрос — о нашем национальном самоопределении, в муках рождаем окончательную форму нашей всенародной души, русскую идею» (т. 1, с. 396-397).

По мнению А. Мейера, деятельность Общества не прошла бесследно для русской общественной мысли: участие в заседаниях помогло «интеллигенции выйти из состояния полного религиозного индифферентизма» (т. 3, с. 505). А завязавшийся в Обществе спор о праве сближения религии с общественной деятельностью вообще и политикой в частности не завершен и сегодня. «Рано или поздно, однако же, — полагал А. Мейер, — вопрос этот должен быть решен, и нам кажется, что работа, произведенная в этом направлении РФО, еще может пригодиться. Тем более, что стенографические отчеты докладов и прений большинства заседаний сохранялись и могут быть в свое время напечатаны, если не полностью, то хоть бы отчасти» (т. 3, с. 516).

Перед нами — уникальное издание, появление которого стало культурным событием.

А. ХОЛИКОВ

1. См.: Брачев В. С. Между мистикой и политикой. Русские масоны на? чала ХХ века. СПб.: Стомма, 2005; Серков А. И. История русского масон? ства. 1845—1945. СПб.: Изд. им. Н. И. Новикова, 1997. [↩]
2. Ермичев А. А. Религиозно?философское общество в Петербурге (1907—1917): Хроника заседаний. СПб.: СПбГУ, 2007. С. 218.[↩]
3. Там же [↩]
4.  См.: Записки петербургских Религиозно?философских 1901—1903 гг.) / Общ. ред. С. М. Половинкина. М.: Республика, 2005. [↩]
5. Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Гиппиус З. Ничего не боюсь. М.: Вагриус, 2004. С. 79. [↩]
6. Гиппиус З. Указ. соч. С. 165. [↩]