О Раисе Орловой

Мне хочется предварить печатаемые тексты, где Рая Орлова горячо нас убеждает в достоинствах нескольких писателей — ее и наших современников, — краткими словами о ней самой. Я дважды в жизни знакомился с Раисой Орловой. Расстояние между этими встречами было не астрономически большим — около десяти лет, но перемены, происшедшие в ней, показались разительными.

Говоря поверхностно, я знал двух разных женщин, красивых и ярких, с одним и тем же именем. Первую я увидел, когда был в самом конце сороковых годов студентом филологического факультета МГУ. Рая — тогда начинавший литературовед-западник — была членом официальной комиссии, проверявшей работу романо-германского отделения. На меня произвели впечатление ее внешность, молодость и живость, энергия, уверенность в себе и в том, что она делает. Она с увлечением рассказывала, как ей пришлось по-французски читать лекции в Румынии (там работал ее второй муж — высокопоставленный советский чиновник). Рая, как многие учившиеся с ней вместе в знаменитом ИФЛИ (в том числе и как ее первый муж — одаренный поэт Шершер, погибший в самолете, сбитом в середине войны), принадлежала к поколению, сформировавшемуся в годы первых пятилеток. Сколь бы зловещим ни представлялось это время мне и моим сверстникам, для Раи и ее друзей-ифлийцев это была пора радостного и бурного вхождения в жизнь. Рая была из числа энтузиастов. Мне и теперь кажется замечательным, что в Москве сохранилось Шоссе Энтузиастов. Ведь позади нас — целая эпоха Энтузиастов. При прикосновении к сменяющему энтузиазм разочарованию и цинизму сооружение, казавшееся колоссальным, съеживается, от вчерашнего пира остается похмелье. Вся Россия и все пережившие войну прошли через это испытание, которое на своем примере с беспощадной прямотой попробовала в своей мемуарной книге «Воспоминания о непрошедшем времени» воссоздать и понять Рая.

Второй раз — с другой Раей Орловой (уже Орловой-Копелевой) — я познакомился в начале шестидесятых, когда она входила в эту свою новую жизнь. В ее случае полное изменение ценностей стало необходимым и было в какой-то мере облегчено резким переломом внутри семьи — разрывом со вторым мужем и появлением той Большой Любви, которой вместе с самоотверженной литературной работой посвящается все оставшееся время существования. Я сказал уже, что представление о двух разных женщинах с одинаковыми именами мне самому кажется поверхностным. При любых переменах в глубине остается главное. У Раи сохранялась серьезность отношения к жизни. Ложными оказываются представления о социальной утопии и партии, ее проповедовавшей. Но Рая не позволяет себе хоть в какой-то степени поддаться тому циническому компромиссу, который составил содержание жизни многих в привилегированных кругах нашего общества в то позднее советское время (этим сходное и с нынешним). Все не истраченные за жизнь способности энтузиастического восхищения (которые видны в публикуемых ее письмах) в те годы обращены на любимого ей человека — Льва Копелева. Потребовалась Раина с юности воспитанная организованность и рациональная трезвость, чтобы ее собственная работа не пропала под обломками прежнего существования.