Редьярд Киплинг: рассказ как политическая формула

В силу своего исторического развития политика и литература настолько разошлись друг с другом если не по существу, то по форме, что стали казаться внеположенными друг другу сферами. Политика становилась все более и более грязной, чуждой высших ценностей, в то время как литература стремилась быть все более возвышенной, духовно-идеальной. Постепенно процесс отдаления политики и литературы друг от друга перерос в почти утвердившееся представление об их несовместимости.

Характерна в этом отношении эпоха Возрождения. Ее величайшие представители были активными борцами против любого проявления зла — зломыслия, злословия и злодеяния, — борцами за высшие идеалы и ценности. Однако прав был Н. Бердяев, когда писал, что Возрождение не удалось, поскольку идеалы, воплощенные его титанами, были настолько далеки от действительности, политических и общественных отношений того времени, что их практически невозможно было сопоставлять с реальностью.

Утопическое несоответствие идеалов и реальности хорошо видел и понимал Никколо Макиавелли. Выдающийся дипломат, мыслитель, он раскрывает как положительные стороны политической философии и политического действия, так и их негативное, неприглядное содержание. Объективно описывая методы и приемы политического руководства, их несоответствие высшим нравственным и духовным ценностям и идеалам, он создает новую политическую философию, которая должна преобразовать общественную и государственную жизнь таким образом, чтобы привести ее в соответствие с высшими ценностями и идеалами. Необходимо было вместо множества мелких итальянских государств создать единое унитарное государство с четко выстроенной социальной и политической структурой, мощной армией и флотом.

Основные положения учения Макиавелли находят практическое применение в современной политике, к великому сожалению, в особо извращенных формах. Длительная историческая тоска по высшим ценностям, почти отсутствующая в политических учениях и политической практике, бессознательно просачивалась иногда почти в случайные литературные сюжеты.

Именно таковы рассказы Киплинга из циклов «Простые рассказы с гор», «Индийские рассказы». Эти краткие, в известной степени простые и в то же время утонченные рассказы не случайно ставили в один ряд с рассказами Чехова и Мопассана, отмечая при этом исключительный талант писателя, его наблюдательность, реальное и интуитивное постижение услышанного им в детстве, прочитанного в школьные годы, увиденного в своей семье и в жизни соседей, а также непосредственно во время работы журналистом.

Ранние индийские рассказы Киплинга, которые многие писатели, и прежде всего англоязычные — С. Моэм, Т. С. Элиот, — назвали вершиной, жемчужиной его творчества, сразу завоевали признание широкой публики и снискали ему славу выдающегося мастера рассказа, одного из самых трудных литературных жанров.

Сомерсет Моэм как никто другой из англоязычных писателей-современников Р. Киплинга (к тому же и соотечественник) дал наиболее детальный и глубокий анализ его творчества. Отметив ряд недостатков стиля Киплинга, он с явным удовольствием счел необходимым указать на наиболее сильные стороны его творчества:

Если я в этом очерке не постеснялся указать на то, что считаю недостатками Киплинга, то надеюсь, что и достаточно ясно выразил, как высоко ценю его достоинства. В общем, рассказ — не тот жанр художественной литературы, в котором англичане достигали особенных высот. Как показывают их романы, они склонны к многословию. Форма никогда их особенно не интересовала. Сжатость им не по нраву. Но рассказ требует формы. Требует сжатости. Многословие его убивает. Он зависит от построения. Не допускает повисших в воздухе сюжетных линий. Должен быть законченным в своих пределах. Все эти достоинства вы найдете в рассказах Киплинга той поры, когда он достигал своих великолепных вершин, а в этом нам повезло: он проделывал это из рассказа в рассказ. Редьярд Киплинг — единственный автор в нашей стране, которого можно поставить рядом с Мопассаном и Чеховым. Он — наш величайший мастер рассказа. Что кто-нибудь когда-нибудь сумеет с ним сравниться — в это не верится. Что он никогда не будет превзойден — в этом я уверен [Моэм: 307-308].

О художественных достоинствах произведений Киплинга писал А. Куприн, давший в своем очерке 1908 года одну из самых глубоких и содержательных оценок его творчества:

Киплинг же совершенно самостоятелен. Он оригинален как никто другой в современной литературе. Могущество средств, которыми он обладает в своем творчестве, прямо неисчерпаемо. Волшебная увлекательность фабулы, необычайная правдоподобность рассказа, поразительная наблюдательность, остроумие, блеск диалога, сцены гордого и простого героизма, точный стиль или, вернее, десятки точных стилей, экзотичность тем, бездна знаний и опыта и многое, многое другое составляют художественные данные Киплинга, которыми он властвует с неслыханной силой над умом и воображением читателя….

И как нам ни странна, как от нас ни далека эта пряная, фантастическая пестрая жизнь — Киплингу невольно веришь во всем, что он рассказывает. Эта правдоподобность, достоверность рассказа и составляет ту тайну очарования, которая приковывает к книгам Киплинга несокрушимыми волнующими узами…

Кроме того, Киплинг увлекает и заставляет верить себе благодаря еще одной стороне своего таланта. Он обладает самыми колоссальными и разнообразными знаниями. Ему знакомы мельчайшие бытовые черты из жизни офицеров, чиновников, солдат, докторов, землемеров, моряков; он знает самые сложные подробности сотен профессий и ремесел; ему известны все тонкости любого спорта; он поражает своими научными и техническими познаниями. Но он никогда не утомляет своим огромным багажом. Он лишь пользуется им в такой мере и так искусно, что вы готовы поверить, что именно сам Киплинг ловил треску вместе с рыбаками на севере Атлантического океана, и нес службу на маяке, и метался в жестокой индийской лихорадке, и участвовал в кровавых карательных экспедициях, и строил мосты, и вел, как машинист, железнодорожные поезда, и т. д. и т. п. А в этом доверии заключается одна из тайн поразительного обаяния его рассказов и его большой и заслуженной славы [Куприн: 608-612].

Можно ли что-то добавить к этим оценкам А. Куприна, С. Моэма и других писателей, столь пристально следивших за творчеством Киплинга? Несомненно. Каждая эпоха вносит свои коррективы. Нам кажется интересным представить читателю то, что получило меньшую известность по сравнению с его сказками, поэтическими сочинениями, романами, — один из его ранних рассказов, имеющих наряду с безусловными художественными достоинствами еще и особое социальное и политическое звучание.