Путь к большой прозе

Полвека назад выдающийся монголовед Б. Владимирцов писал: «Монгольская литература очень мало известна; ее плохо знают и сами монголы, и европейцы, даже посвятившие себя изучению Востока… Поэтому у многих возникает даже сомнение, можно ли, вообще, говорить о монгольской литературе» ¹.

Между тем, говорит далее Б. Владимирцов, правильный ответ на вопрос, существует ли монгольская литература, «может дать только тот, кто поближе познакомится с монголами за все время их исторического существования… Внимательный наблюдатель откроет тогда любопытный мир, откроет особую литературу, и именно литературу, а не письменность только, кочевого народа, развивающуюся в совершенно особых, незнакомых культурным народам Европы и Азии условиях» ².

Позднейшие находки и публикации монгольских ученых дали новые доказательства справедливости этой точки зрения, хотя в ходе культурного строительства приходилось преодолевать нигилистическое отношение к литературным ценностям прошлого, когда вся старая литература порой объявлялась принадлежностью феодалов и лам.

Ныне все соглашаются с тем, что старая Монголия имела литературу, зарождение которой относится к середине XIII века, когда возникло знаменитое «Сокровенное сказание» монголов (1240). С тех пор она медленно, но неуклонно развивалась, и во второй половине XIX века писатели Внутренней Монголии начали трудный переход от средневековой литературы, к тому времени уже изжившей себя, к современной реалистической. Литература новой Монголии продолжает эти традиции.

Большое влияние на становление новой монгольской литературы оказало устное творчество народа. Фольклор жил буквально в каждой юрте, в то время как старая монгольская литература была доступна узкому кругу лиц. К тому же фольклорные традиции давали о себе знать и в самих произведениях средневековой литературы, тесно связанной с древней дописьменной поэзией монголов. Авторы исторических сочинений широко использовали устные легенды и предания; различные поучения и наставления средневековых авторов также в конечном счете восходят к народной афористической поэзии, многих поэтов прошлого вдохновляло песенное творчество народа.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что в 20-х годах влияние фольклора на творчество начинающих писателей было значительно сильнее влияния старой литературы. На страницах периодических изданий тех лет часто печатались рассказы, очень похожие на сказки. Большинство литераторов первых лет революции обращались к сказочным сюжетам. Творческий путь многих ныне широкоизвестных писателей начался с обработок фольклора. Так Ц. Дамдинсурэн впервые заявил о себе, опубликовав четыре сказки, слегка обработанные. От использования устного народного творчества он не отказывался и в дальнейшем, но подход его к фольклору, как и у других писателей, претерпел серьезные изменения, стал более творческим.

Естественно, что в ранних произведениях на фольклорные темы авторы не всегда покорно шли за сказочниками, обнаруживая стремление сказать свое слово. Индивидуальное начало проявлялось и в выборе того или иного сюжета, и в обращении к средствам сатиры, направленной против жадных и жестоких богатеев, против невежественных лам, использующих в корыстных целях доверие простодушных степняков. Возникают- пусть еще наивные – попытки ввести и нового героя. Так, в одном из рассказов тех лет наряду с традиционными сказочными персонажами выводится член Монгольского революционного союза молодежи. Читателю ясно, что здесь речь идет не о некотором царстве – тридевятом государстве, а о новой Монголии и новых людях, рожденных революционной эпохой.

Литература свободной Монголии проходила путь ускоренного развития, и уже в 1929 году увидела свет повесть Ц. Дамдинсурэна «Отвергнутая девушка», первое крупное произведение новой прозы, новаторское по своему характеру.

Другой пример творческого отношения к фольклорному наследию показал Д. Нацагдорж, большой знаток и ценитель поэтического творчества народа. Его литературная деятельность также началась с обработки одной из народных песен. (Любопытно, что Д. Нацагдорж, когда речь заходила о его авторстве, говорил, что «Голубеет» – народная песня, он лишь слегка ее обработал.)

Позже Д. Нацагдорж, отнюдь не отказываясь от использования богатств родного фольклора, написал немало произведений в самых разных жанрах, оригинальных в подлинном смысле слова. Сюжет его рассказа «Слезы ламы» (1930) навеян народной песней-диалогом «Самаяа», но здесь связь с фольклором более сложная, опосредствованная – и по своей форме, и по художественной идее. Рассказ «Слезы ламы» – вполне современное произведение, правдиво отражающее действительность Монголии начала 30-х годов. Так же мастерски разработал писатель и сюжет другой народной песни, создав на ее основе пьесу «Три печальных холма» – о судьбе аратов в старой Монголии.

Вслед за первыми новаторскими произведениями Д. Нацагдоржа, Ц. Дамдинсурэна и С. Буяннэмэха появились повести Д. Цэвэгмида, а несколько позже Д. Сэнгэ, Ч. Лодойдамбы и других писателей, совершенствовалось их мастерство, создавались и крепли новые традиции. В 50-х годах увидели свет первые романы.

Конечно, путь к зрелости был нелегким, и в литературе долго еще обнаруживались фольклорные стереотипы; слишком прямолинейное восприятие фольклорных традиций сказывается порой и в лучших произведениях тех лет. Так, в повести Ц. Дамдинсурэна «Отвергнутая девушка» главная героиня и ее мать выглядят вполне реальными, современными персонажами, Долингор же, отец героини, порой ведет себя, как Балан Сэнгэ, популярный герой монгольских сказок, которого можно сравнить с Насреддином. Конечно же, всучить чиновнику в качестве взятки камень, завёрнутый в бумагу, или ловко обмануть погоню мог только Балан Сэнгэ, мастер на выдумки, умевший водить за нос богачей, чиновников и ноёнов.

Проблема творческого отношения к фольклору актуальна и в наши дни. Вот один из примеров, который приводит известный монгольский критик и литературовед Ц. Хасбатор, анализируя роман С. Дашдэндэва «Красное солнце».

1. «Литература Востока», вып. II, Пб. 1920, стр. 90. [↩]
2. Там же, стр. 93.[↩]