Пушкин-художник и его время

На последней странице книги Б. Мейлаха «Пушкин и его эпоха» стоят даты – 1946 – 1956. Она создавалась в послевоенные годы, ознаменованные серьезными успехами советской науки о Пушкине. Помимо плодотворной разработки частных вопросов, советские пушкинисты приступили к решению кардинальных проблем наследия основоположника русской литературы. Книгу Б. Мейлаха отличает фундаментальность, глубина исследования темы, острота и актуальность выдвигаемых проблем.

Автор отказался от традиционного монографического построения книги, когда сюжетом исследования становятся вся жизнь и все творчество писателя. Он не следует за материалом, а отбирает и группирует его, останавливаясь на вопросах наименее изученных или наиболее запутанных, затемненных в пушкиноведении. Кроме того, автор не ограничивается спокойной демонстрацией своих взглядов и убеждений. Он активно защищает свои позиции, решительно пересматривает ошибочные точки зрения своих предшественников.

В пяти разделах монографии изучаются важные проблемы идейно-творческой эволюции Пушкина. Причем рассмотрение отдельно взятых проблем не мешает целостному восприятию Пушкина. Наоборот, мы получаем возможность представить Пушкина объемно, во времени, увидеть его с разных сторон. Избранный исследователем принцип построения книги оправдал себя, позволил ему увлекательно рассказать читателю о результатах своего изучения пушкинского творчества.

В огромной литературе о Пушкине лицейский период, пожалуй, освещен полнее всего. Благодаря усилиям нескольких поколений пушкинистов мы располагаем подробной, почти день за днем, летописью жизни и творчества юного поэта. И все же, несмотря на то, что сделано много, нельзя сказать, что история идейного и эстетического развития Пушкина раскрыта во всей ее действительной полноте и сложности. Старое пушкиноведение передало нам в наследство не только ценные сведения, материалы и факты, но и легенды, устойчивые традиции и схемы изучения этого периода.

До сих пор, например, Пушкин рассматривается как воспитанник и наследник прежде всего карамзинской школы. Содержание литературного и общественного движения периода 1800 – 1817 годов сводится к борьбе шишковистов и карамзинистов. Деятельность русских просветителей, в своей эстетической практике тяготевших к реализму, по существу игнорируется. Оттого и творчество Пушкина первого периода рассматривается в соответствии со схемой: сентиментализм, сменив классицизм, подготовил романтизм, на развалинах которого вырос реализм. Не всегда исторически точно характеризуется значение для Пушкина системы лицейского воспитания. Созданные старым пушкиноведением легенды о лицее (реакционная, согласно которой лицей всегда готовил «верных слуг престола», и либеральная, объявлявшая лицей пушкинской поры монолитным коллективом юных свободолюбцев) дают себя знать и в наши дни.

Б. Мейлах, отлично чувствуя настоятельную необходимость решения вставших на очередь вопросов, первые разделы книги посвящает выяснению истоков мировоззрения Пушкина. На основе достоверных фактов автор книги раскрыл несостоятельность особо живучей либеральной легенды о лицее и показал действительный смысл знаменитого определения лицеистами первого выпуска своей школы как «лицейской республики». Отказавшись от традиционных оценок системы лицейского образования, исследователь обратился к неопубликованным материалам по истории лицея, изучил документы первого директора лицея В. Ф. Малиновского, проанализировал сохранившиеся в архиве А. М. Горчакова записи лекций профессоров, которых слушал Пушкин, и пришел к чрезвычайно плодотворным выводам.

Лицей не был рядовым, казенным педагогическим учреждением самодержавной России, утверждает автор. Программа лицейского воспитания, выработанная прежде всего Малиновским и Куницыным, как это можно теперь утверждать, носила открыто просветительский характер и была связана с делом и творчеством русских просветителей. Вот почему преподавание основывалось на критическом отношении к александровской России и, в частности, на критике крепостничества и деспотизма. Именно такое воспитание создавало условия для бурного восприятия Пушкиным и его друзьями вольнолюбивых идей, для дружбы с передовыми офицерами-патриотами, героями только что закончившейся Отечественной войны, с будущими декабристами. При этом, как и в обществе, в лицее шел процесс активного идейного расслоения, завязывалась борьба среди профессоров и воспитанников. В ходе этой борьбы во главе передовой группы лицеистов встал Пушкин.

Новые материалы и новое освещение идейной жизни лицея восстанавливают действительное содержание той многообразной и богатой политической, общественной и литературной борьбы начала века, которая не укладывается в традиционное представление об этом периоде развития литературы, как карамзинском. Читая книгу Б. Мейлаха, мы видим, что между эпохой Просвещения и качественно новым этапом освободительного движения – декабризмом не было разрыва, живая эстафета передавалась от поколения к поколению.

Пушкин и декабристы – одна из центральных проблем истории русской литературы первой трети XIX века. Б. Мейлах решает ее конкретно-исторически, в рамках двух периодов – до и после 14 декабря 1825 года. Огромно значение борьбы Пушкина и декабристов за передовую национальную культуру. И тут важно показать, что борьба с подражательством и реакционным национализмом, борьба за передовую русскую культуру и за развитие языка как формы ее были органически соединены с политической борьбой против основ феодально-крепостнического строя. В книге Б. Мейлаха рассматривается выступление Пушкина против идеологов шишковской «Беседы любителей русского слова», характеризуются расхождения Пушкина со своими либеральными друзьями из «Арзамаса» по вопросам понимания народности и национального характера литературы. Борьба с реакционным национализмом, с одной стороны, и подражательством – с другой, борьба за национальную самобытность с особой остротой ставила вопрос об отношении к иноземной культуре. Как же решал эту проблему Пушкин? Так же, отвечает исследователь, как и декабристы. Далекий от ложной идеализации героя своей книги, Б. Мейлах раскрывает огромную силу плодотворного воздействия на Пушкина декабристского движения, декабристской идеологии. Формирование важнейших убеждений Пушкина и прежде всего его патриотизма проходило в обстоятельствах зревшего и нараставшего освободительного движения.

В этой связи изучается и выдвинутая декабристами проблема народности литературы. Справедливо объясняя ее выдвижение теми обстоятельствами общественной жизни, которые возникли в результате великой победы в Отечественной войне, автор, естественно, ставит вопрос о понимании народа декабристами и Пушкиным. Интересно сопоставление взглядов на народ Пестеля, Бестужева и других декабристов с пушкинскими воззрениями. Но следует сказать, что в отличие от других данная проблема скорее ставится, чем решается в книге.

Исследователь, как правило, критически относится к традиционным точкам зрения, к оценкам тех или иных литературно-общественных явлений. Отсюда свежесть многих его общих построений и отдельных, частных суждений. Тем обиднее, что, рассматривая деятельность Пушкина после окончания лицея на фоне литературно-общественной жизни конца 1810-х годов, Б. Мейлах фактически исключает из общественного движения той поры творчество Батюшкова. Он пишет: «Из литераторов-арзамасцев в полной мере только Пушкин оказался способным бороться за развитие тех передовых тенденций русской культуры, за которые боролись и будущие декабристы» (стр. 281).

Только Пушкин… А Батюшков? Его расхождение с «Арзамасом» было не менее серьезным, чем у Пушкина, и, пожалуй, к тому времени более программно-определенным. Доказательством тому служит двухтомное издание «Опытов в стихах и прозе», вышедших в 1817 году. Там мы находим «Переход через Рейн», в котором раскрыт народный характер Отечественной войны, высказано понимание народа, которое было выработано декабристами (см.; в частности, книгу Ф. Глинки «Письма русского офицера»). Пушкин к подобному пониманию народа подойдет позже. В статье Батюшкова «Вечер у Кантемира» высказан трезвый взгляд на русскую историю, дана враждебная Карамзину оценка деятельности Петра, сформулирована мысль о необходимости решения двух кардинальных проблем политического бытия народа – свободы и просвещения. Батюшков верит, что в России есть те могучие силы и неумирающий «деятельный дух Петра», которые приведут к тому, что «отечество учинится хранилищем законов, свободы, на «их основанной, нравов, дающих постоянство законов, одним словом, хранилищем просвещения».

Исключение Батюшкова из той борьбы, которую вели за национальную русскую культуру декабристы и Пушкин, не только несправедливо по отношению к Батюшкову, – оно мешает воспроизвести во всей полноте то «время», в которое действовал Пушкин.

Пушкин и декабристы после восстания – тема малоизученная в науке. Наши представления об этом часто приблизительны, не всегда достоверны, порой основаны на случайно подобранных фактах. В то же время есть возможность при решении этой темы многое документировать – для чего следует обратиться к следственным делам декабристов. Б. Мейлах сделал это и собрал много ценных сведений. Особенно интересен анализ дела одного из руководителей декабризма М. П. Бестужева-Рюмина. Как известно, Бестужеву-Рюмину было предъявлено обвинение в широком распространении с целью призыва к цареубийству стихотворения Пушкина «Кинжал». Б. Мейлах тщательно прослеживает ход следствия, отдельные показания декабристов, устанавливая и закономерность появления имени Пушкина во время следствия, и победу над царем и его чиновниками декабристов, мужественно оберегавших поэта и не давших втянуть его в процесс.

Б. Мейлах обращает внимание читателя на мучительные трудности, которые приходилось переживать Пушкину в эти годы. С одной стороны, ликвидация декабристского движения как той силы, которая ставила практическую задачу уничтожения самодержавия и крепостничества, делала его одиноким. С другой, в своих исканиях новых путей поэт столкнулся с непониманием современниками существа его политической позиции. Тщательно исследуя все пушкинское наследие тех лет, Б. Мейлах показывает, что и в этой обстановке поэт не смирился и не капитулировал, а продолжал борьбу.

Развивая мысль о Пушкине как продолжателе традиций декабризма, исследователь, мне кажется, должен был острее подчеркнуть (в главе «На рубеже двух эпох») драматизм действительного положения Пушкина, обусловленный необходимостью не только искать новый идеал, но и решительно пересматривать декабризм как идеологическую систему. В 1851 году Герцен писал: «Невозможны уже были никакие иллюзии: народ остался безучастным зрителем 14 декабря. Каждый сознательный человек видел страшные последствия полного разрыва между Россией национальной и Россией европеизированной. Всякая живая связь между обоими лагерями была оборвана, ее надлежало восстановить, но каким образом? В этом-то и состоял великий вопрос» ## А. И. Герцен, Полн.