Преемственность традиций

«Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1974 год», «Наука», Л. 1976; «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1975 год», 1977; «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год». 1978; «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год», 1979.

«Вопросы литературы» уже посвятили рецензируемому изданию серьезную и обстоятельную статью¹. В ней анализировались принципы издания, эволюция его структуры, специфика работы с архивами; была определена историко-литературная ценность «Ежегодников». Однако, на наш взгляд, разговор о них может быть интересен и в несколько ином плане: книги эти дают основания поразмышлять о «поэтике» современного литературоведческого исследования – вещи столь же важной, что и практически-методическая сторона обзоров и публикаций, но привлекающей, как правило, несравненно меньше внимания.

В последние годы стало уже «общим местом» говорить об «информационном буме», о том, что количество научных работ едва ли не по любой теме превышает возможности того, кто ею занимается. Может показаться, что в филологии эта ситуация обострена меньше, чем в других (точных или естественных) науках, но это не так. Наоборот, в литературоведении дело осложняется отсутствием единой точки зрения на многие общие понятия (типа «сюжет», «жанр», «романтизм» и пр.), вследствие чего зачастую статья начинается с общетеоретического кредо автора, а практическое его применение кратко излагается в финале или оставляется «на патом». Тем труднее ориентироваться в этой массе разнообразных работ.

В сравнении с подобными исполненными теоретических претензий исследованиями литературоведческие «жанры»»Ежегодников» – обзор, предисловие к публикации, комментарий к ней – выглядят примером научной скромности; исследователь здесь не только не подчеркивает собственной творческой роли, но, наоборот, словно «прячется» за материал, скрывается за сухими перечислениями, цитатами и отсылками.

Обзоры и публикации «Ежегодников» таковы, что практически на каждую страницу приходится по три – пять или более пространных библиографических ссылок. Это – указания на фонды других архивов, на уже опубликованные материалы, связанные с автором, которому посвящен обзор, на имеющие отношение к этим материалам воспоминание и научные исследования)

Цель обзора или предисловия к публикации – постановка публикуемого или описывает мого документа в контекст эпохи, в контекст современной ему литературной ситуации; раскрытие многообразных связей упоминаемых в нем литературных и жизненных реалий. Но сходную цель преследует и обширный научный, библиографический аппарат – текст благо даря ему соотносится не только с контекстом тогдашней жизни и художественной литературы, но и с контекстом литературы научной; публикация «заменяет» в определенном смысле посещение не только архива, но и справочно-библиографического отдела. Момент этот важен не одной лишь своей «технической» стороной, но и принципиально. Работы, подобные лучшим материалам «Ежегодников» ², в определенном смысле являются образцом «культурного» исследования, – если, разумеете», слово «культурный» понимать не в обиходно-бытовом, а в научном смысле (культура как память, как накопление и осмысление достижений прошедших эпох).

Подобно любому нетематическому сборнику, «Ежегодники» мозаичны. Возьмем для примера один из выпусков – «Ежегодник на 1976 год». Диапазон литературных эпох, которых касаются публикации и обзоры, – от XVIII века до творчества М. Булгакова; национальные границы – от России до Франции и Америки; описание архива А. Майкова соседствует с письмами А. Луначарского, переписка Т. Гарди, Г. Джеймса – с письмами Н Языкова и И. Анненского. Столь же пеструю картину являет собой содержание любого из «Ежегодников». Впрочем, можно выделить эпохи, которым оказывается явное предпочтение: это прежде всего начало XX века и, во-вторых, XVIII век. Объясняется это, по всей вероятности, двумя причинами. Первая – «эмпирическая»: в XVIII веке многие произведения оставались рукописными (в частности, из-за иного, нежели в последующие эпохи, отношения к литературному творчеству); начало же XX века – эпоха еще достаточно близкая к нашим дням, чтобы архивные материалы, с нею связанные, были многочисленны, но уже достаточно отошедшая в прошлое, чтобы стать предметом серьезного научного изучения. Вторая причина – более «теоретическая»: возможно, указанные эпохи привлекают внимание исследователей потому, что тогда было особенно активным взаимодействие с литературой «литературного быта»; что в те времена как нельзя лучше была развита культура реминисценций, цитат, творчества, «вышиваемого» по канве уже написанных произведений (такой же эпохой было, разумеется, «пушкинское время» – первая треть XIX века; но оно исследовано и освещено несравненно больше).

С точки зрения авторов «Ежегодников», каждое слово и словечко в публикуемых текстах достойно комментария, сноски, библиографической ссылки. Например, цитируются строки из записной книжки Ахматовой:

И уже заглушая друг друга,

Два оркестра из тайного круга

Звуки шлют в лебединую сень…

К этому месту не только дается литературоведческий комментарий, касающийся поэтики (говорится, что строки эти, «возможно, отсылают… к блоковскому мотиву «мирового оркестра»), но дается также и комментарий «библиографический» – ссылки на две новейшие (1972 и 1974 годы) работы, посвященные этому мотиву³.

Публикация писем, записных книжек, мемуарных отрывков в «Ежегоднике» всегда поневоле фрагментарна. Даже если публикуется вся имеющаяся в архиве переписка двух людей, то за пределами «Ежегодника» остаются письма, которыми каждый из двух корреспондентов обменивался с другими людьми, Комментарии, как правило, дополняют эту обрывочность, протягивая нити к другим периодам жизни, другим адресатам, другим поэтическим мотивам, не вошедшим в публикуемый материал. Так, И. Анненский в письме С. К. Маковскому размышляет о несхожести двух великих французских поэтов: «классика» Леконта де Лиля и «иронического «вольноотпущенника» Бодлера. «Впрочем, – добавляет он, – они оба – и профессор, и элегический Сатана – ухаживали за одним желтым домино, от которого пахло мускусом и веяло Смертью». Комментарий вводит эту фразу в общий контекст поэтического и критического творчества Анненского, указывая и на другие случаи сопоставления Леконта де Лиля («профессора») и Шарля Бодлера («элегического Сатаны») в его статьях, и на его размышления о теме смерти у Леконта де Лиля, и на важность этой темы для поэзии самого Аниенского⁴.

О культуре реминисценций и цитат в литературе начала XX века говорилось уже неоднократно⁵, поэтому применительно к публикациям и исследованиям, касающимся творчества Ахматовой, Анненского, Волошина, Ремизова и других, методика и методология, о которой мы говорили выше, может показаться «само собой разумеющейся». Но чтение «Ежегодников» наталкивает на более интересный вывод: любой документ, любой текст любой эпохи нем и мертв вне параллелей, вне обнаруженных реминисценций, выявленных скрытых цитат, вне разъяснения связанных с ним реалий, эпизодов, судеб, – нужно только по-настоящему глубоко знать материал и уметь оперировать им.

Например, в «Ежегоднике на 1976 год» помещены письма И. А. Гончарова к С. А. Никитенко, его верному другу и помощнице. В одном из них писатель говорит о таинственной Агр. Ник., предмете своей роковой и несчастной любви (личность ее до сих пор не установлена): она «могла бы быть самой подходящей Агафьей Матвеевной для такого Обломова, как я…» Подобное «применение» автором к себе персонажей и ситуаций собственного романа очень интересно. Комментарий дополняет его другими, еще более неожиданными суждениями на ту же тему: «…Романист писал, что он представляется себе человеком «с несколькими лицами (хоть бы кругом расположенными)», причем против каждого лица – «своя Агафья Матвеевна». «Для прислуги» – это Елена (служанка); «вторая» Агафья Матвеевна – это В. Л. Лукьянова (гувернантка племянников Гончарова, в которую он был когда-то влюблен. – В. М.); третья и «самая завидная» Агафья Матвеевна – С. А. Никитенко; наконец, четвертая – это Агр. Ник.» ⁶. Комментарий открывает, таким образом, не только психологическое мастерство Гончарова, постоянно различающего в человеке разные «ипостаси», но и его способность улавливать влияние литературы на жизнь, видеть в действительности нечто, организованное по законам «вымысла». А ведь середина XIX века, эпоха господства и расцвета русского реалистического романа, отнюдь не в такой степени ориентирована на «цитатность» и «литературность», как предшествующая («пушкинская») и последующая (символистская и постсимволистская) эпохи, а в публикуемых письмах Гончарова к Никитенко речь идет преимущественно не о литературе, а о личных тревогах и неурядицах самого писателя.

Мы специально старались выбирать в подтверждение нашей мысли примеры наиболее яркие, наиболее «работающие»: без упомянутых примечаний понимание поэтики Анненского или личности Гончарова, безусловно, будет неполным. Однако, как ни парадоксально это звучит, не менее ценны и комментарии «нейтральные», не имеющие, казалось бы, прямого отношения к публикуемому тексту. Так, в письме А. Майкова Я. Полонскому от 2 марта 1858 года упоминаются совершенно вскользь, мимоходом, две фамилии: «Старов? – он, сказывают, говорит хорошо, но пишет плохо… Что Кроль? Кланяйся ему…» ⁷

Комментарий гласит: «Старов Николай Дмитриевич – педагог. 21 апреля 1858 г. Е. А. Штакеншнейдер записала в дневник: «Полонский, через мама и Майкова, приглашает и Михайлова в сотрудники редактируемого им журнала, а также и Старова, этого восторженного учителя словесности»… Осуществилось ли сотрудничество Старова в «Русском слове» в 1859 г., неизвестно» ⁸, Помимо процитированных воспоминаний с упоминанием Старова, дается указание на еще один источник. Справка о жизни и творчестве Н. И. Кроля, поэта и драматурга, выступавшего вначале в русле школы «искусства для искусства», а впоследствии начавшего писать стихи с политической окраской и сотрудничать в «Искре», еще более подробна. Пониманию личности Майкова или текста его писем эти сведения, строго говоря, почти не способствуют. Но именно они создают на избранном участке богатую и полную картину идеологической, общественной, культурной жизни; они способствуют тому, что текст не остается изолированным ни от эпохи, ни от научной литературы.

Статьи «Ежегодников» (особенно предисловия к публикациям) – образец литературоведческого описания, где максимум содержания укладывается в минимум слов; это – своеобразное искусство эллиптического указания вместо детального объяснения. Вот один из примеров – публикация Ю. Левина «Эдуард XII, король Англии». Это пьеса-пародия, принадлежащая перу петербургского художника-карикатуриста М. Л. Неваховича (1817 – 1850).

Внешне пародируются исторические хроники Шекспира, на самом деле – «казенно-патриотическая драма Н. В. Кукольника «Рука всевышнего отечество спасла» ⁹. На это недвусмысленно указывают заключительные слова пьесы:

Отечество, спаслось ты от

врага!

Не будет больше здесь его

нога!

Из вступительной статьи величиною в две страницы мы получаем сумму необходимых сведений о Неваховиче, о его отце, известном литераторе, и о брате, драматурге и переводчике; узнаем историю выпускавшихся Неваховичем сатирических изданий; печальную судьбу самой публикуемой пьесы, которую цензура запретила в связи с революционными событиями 1848 года. Кроме того, – что особенно важно, – это краткое изложение канвы жизни и творчества Неваховича сопровождается перечислением тех – не слишком, впрочем, многочисленных – мемуарных и научных источников, где можно познакомиться с этим автором подробнее. В «подтексте», обозначенном библиографической ссылкой, присутствует, таким образом, «остальная» литера тура по данному вопросу, соседствующая с текстом самого предисловия. Благодаря этому публикация и предисловие к ней оказываются обращены одновременно как бы к двум разным типам и группам читателей. Сама пьеса (как и большинство художественных, эпистолярных или мемуарных текстов в «Ежегодниках») интересна любому читателю: пародия остроумна, смешна; даже не будучи знакомым с творчеством Кукольника, можно понять, что пародируется литература скверная, однообразная, неизобретательная, плоская. Но публикация интересна и литературоведу – как своею «видимой» частью (статья, текст), так и тем «невидимым» библиографическим контекстом, который ее сопровождает.

Такой подход создает преемственность литературной и литературоведческой традиции – текст публикуется не в вакууме, а с гарантией, что в сопровождающем его аппарате будет предложено вниманию читателя нечто новое, свое, являющееся не повторением старого, но и не следствием незнания, игнорирования этого старого.

Могут возразить: это – всего-навсего элементарная научная добросовестность, без которой вообще не может состояться ни одно литературоведческое исследование. Но внимательное отношение к таким как будто «маргинальным», второстепенным вещам, как научный аппарат, историческая точность, лишний раз напоминает о том, что культура – это традиция, уважение к прошлому, что уже само по себе немало.

«Ежегодники» Рукописного отдела Пушкинского дома, разумеется, не единственные современные издания, представляющие тенденцию, о которой мы говорим. Близок по типу «Временник Пушкинской комиссии» – тоже продолжающееся издание, связанное с ИРЛИ, – в котором сходным образом мозаичность небольших исследований на разнообразные темы (конечно, в пределах более узкого диапазона – на что указывает само название) сочетается со строгой документированностью и прекрасным знанием предшествующей научной литературы – более чем обширной «пушкинианой». Разумеется, статьи «Временника» в целом более концептуальны, здесь мысль определяет отбор материала; в «Ежегоднике» же материал (публикуемый или описываемый текст) определяет отбор «мыслей» – замечаний, касающихся поэтики или мировоззрения исследуемого автора. Кроме того, «Временник» более ориентирован на установление и анализ связей собственно литературных (здесь «герои» – не столько авторы, сколько произведения). «Ежегодник» же в силу того, что рукописные материалы (в первую очередь письма) отражают зачастую не только и не столько творческий, сколько личностный, человеческий облик писателя, более ориентирован на изыскания биографические. Но к чести его авторов надо отметить, что они нигде не подменяют творчество биографией, – эти сферы в их исследованиях не враждуют, а сотрудничают. Включение же в состав «Ежегодников» текстов писем, чтение которых создает ощущение знакомства со своего рода маленьким романом, или портретом, составляет особый интерес этого издания и делает его привлекательным не только для специалистов-филологов, но и для всякого, кто интересуется историей русской литературы.

Так, удачна публикация Л. Гейро «И. А. Гончаров. Письма к С. А. Никитенко», о которой уже упоминалось выше. Письма рисуют нам облик Гончарова (писателя, не обладающего, пожалуй, отчетливой биографической репутацией-легендой – в отличие, скажем, от Толстого или Достоевского) – настороженного, трагически-разорванного, подозрительного, Гончарова-«поэта», сравнивающего свою работу с тем, как «музыкант садится за фортепиано, птица – за свое пение» ¹⁰.

В полезности «культурно-просветительской», информационной миссии «Ежегодника» нет и не может быть никакого сомнения. Нам хотелось привлечь внимание к другой, может быть, не менее полезной и перспективной стороне издания – к его «научной поэтике» ссылок и примечаний, к его ориентированности на широкий контекст как на уровне текста (изучение цитат, реминисценций и т. д.), так и на уровне метатекста (постоянное привлечение – в плане согласия или полемики – всего сделанного литературоведами – предшественниками). Именно в этом видится нам важность «Ежегодников» Рукописного отдела Пушкинского дома как явления современной науки о литературе.

1. См.: Е. Иванова, Наше наследие – наше достояние, «Вопросы литературы», 1977, N 7; последний по времени «Ежегодник», о котором шла речь, – «Ежегодник на 1973 год».[↩]
2. К ним относятся едва ли не все крупные работы последних лет; особо нужно выделить обзоры С. Гречишкина «Архив А. М. Ремизова» («Ежегодник на 1975 год») и «Архив Л. Я. Гуревич» («Ежегодник на 1976 год»), Р. Тименчика и А. Лаврова «Материалы А. А. Ахматовой в Рукописном отделе Пушкинского Дома» («Ежегодник на 1974 год»), серию работ И. Ямпольского об А. Н. Майкове, публикацию В. Степанова «К истории литературных полемик XVIII в.» («Обед Мидасов») («Ежегодник на 1976 год»), обзор и публикацию В. Вацуро, касающиеся альбомов и альбомной лирики («Ежегодник на 1977 год»).[↩]
3. «Ежегодник на 1974 год», стр. 77.[↩]
4. »Ежегодник на 1076 год», стр. 237. [↩]
5. См., например: З. Г. Минц, Функция реминисценции в поэтике А. Блока, «Ученые записки Тартуского университета», ШТЗ, т. 308, – «Труды по знаковым системам», вып. VI.[↩]
6. «Ежегодник на 1976 год», стр. 194, 196.[↩]
7. »Ежегодник на 1975 год», стр. 104 – 105. [↩]
8. »Ежегодник на 1975 год», стр. 107. [↩]
9. «Ежегодник на 1976 год», стр. 62.[↩]
10. «Ежегодник на 1976 год», стр. 207[↩]